Человек в синей форме с погонами, на которых мерцали капитанские звездочки, положил листок бумаги перед собой на стол и накрыл его рукой. Задумался.

Человек шесть сидели на стульях, установленных в ряд вдоль стены, и терпеливо ждали окончания размышлений человека за столом, не решаясь повлиять на их исход словом или жестом.

- Так, - сказал он, наконец, - случай ваш странный, в моей практике такого не случалось. Но меня не это смущает, а...

- Товарищ участковый...

- Одну секунду! Я сразу скажу суть. Вот она: мне кажется, что этот вопрос не в моей компетенции. А с этим сейчас строго. Чуть что, сразу же крик: превышение власти и всякое такое...

- Сергей Семенович, вы – наша власть, какие здесь могут быть превышения? И вообще, куда нам идти, если не к вам? – сказал один из шести, для убедительности пожимая плесами и изображая недоумение на лице.

- Власть-то мы власть, но и вопрос ваш, знаете ли,... того…

- Наш вопрос самый нормальный! У нас в Баку давно бы нашли управу! – крикнул, нервно жестикулируя, невысокий человек, сидевший дальше всех от стола.

- На кого управу? На это? – спросил участковый, пренебрежительно показывая рукой на лист бумаги на столе.

- Только не будем доводить дело до крайности, иначе ничего путного не получится, а время упустим, и потом уже никак не сможем поправить дело, - мягко сказал тот, кто первым обратился к участковому.

- Г-н Слюсарев, - тут же повернулся к нему участковый, - вы же уже приходили ко мне с этим вопросом. Я вам, помнится, ответил, что ничем помочь не могу. Так вы с другой стороны зашли, общественность задействовали. Вот и заявление от этой самой общественности лежит передо мной: разберитесь товарищ участковый. А что изменилось, по сути, с подключением общественности? Да ничего! Как не имело это отношение ко мне тогда, когда вы один ко мне подходили, так не имеет это ко мне отношения сейчас, когда шестеро вас ко мне обратилось.

- Но войдите в наше положение, Сергей Семенович, и вникните в состав преступления! – с чувством воскликнул Слюсарев. – Когда мы вступали в кооператив, мы, как всякие здравомыслящие люди все тщательно обдумали, прежде чем внести деньги. Конечно, мы учитывали ряд факторов. Например, место расположения кооперативного дома. Мы прикинули: Академический городок, кругом академические институты, наука, люди интеллигентные. Значит, место приличное. Мы учитывали и ауру, так сказать. А что получилось в действительности? Мы совершенно не можем здесь жить. Мы оказались объектом произвола, в нашу частную жизнь беззастенчиво вторгаются. Поэтому мы законно обращаемся к участковому: оградите нас от безобразий и издевательств. Разве не задача власти охранять покой граждан?

- Задача, задача.

- Ну так, охраняйте!

Участковый в упор посмотрел на Слюсарева, и усы у него при этом вроде бы дернулись.

- К вашему сведению, покой граждан охраняет не только милиция.

- Это кто же еще?

- Вы же печетесь о душевном покое? А это забота прежде всего – врачей, и не надо уточнять – которых.

- Я же говорил вам, что он всех нас в психи запишет! – крикнул бывший житель Баку.

- Не надо доводить дело до крайности, - примирительно заговорил Слюсарев, который был, видимо, признан за главного оратора, - Сергей Семенович, нас здесь шестеро. Посмотрите на нас: разве мы похожи на психов?

- На лице признаки психического расстройства проявляются в последнюю очередь, - сухо сказал участковый.

- Вы не правы, - вступил в разговор весь седой старичок, - Мы к вам пришли от всего дома. Должен вам сказать, что все, кто жили в то время, затрагиваются этим явлением.

- И вы тоже?

- Да, я тоже это испытываю. Но я не нахожу это, как вам сказать, неприятным, что ли. Скорее, напротив. Но в доме живут разные люди.

- Я вам больше скажу, что это. Это явно чьи-то опыты над людьми, - Слюсарев подошел к Сироткину вплотную, - Я не шучу. Такие сны уже были какое-то время тому назад. Потом все пропало, как рукой сняло. Мы обрадовались. И вот – все снова.

Участковый Сергей Семенович нахмурился, выражая внезапно наступившую озабоченность, затем поднялся со своего стула и придвинул его к столу, показывая, что разговор закончен.

- Хорошо, - сказал он, опершись на спинку стула для придания веса своим слова, - я посмотрю, смогу ли чем-нибудь помочь.

Он выдержал паузу и сохранил серьезное выражение на лице, ровно столько времени, сколько его потребовалось шестерым людям, чтобы выйти из кабинета. Когда же за последним из посетителей закрылась дверь, участковый Сироткин вздохнул с облегчением. Убирая со стола заявление по профессиональной привычке ничего не оставлять на виду, Сергей Семенович еще раз пробежал по тексту глазами:

«Участковому ... от жильцов… Заявление... так-так ..Вот оно. В течение последних шести месяцев мы, жильцы дома по улице... систематически видим одни и те же сны. Каждому из нас снится одно и то же событие из его жизни, происходившее с ним 7 мая 1977. Регулярно повторяясь во всех подробностях, эти сны вносят в нашу жизнь нездоровое психологическое ощущение, выбивают из устойчивой колеи, нарушают нормальный ритм жизни, отрицательно сказываются на... Просим принять соответствующие меры.»

«Почему этим массовым психозом должен заниматься участковый? Ну, почему? – спрашивал себя участковый Сироткин и сам себе отвечал, - Потому что есть Заявление».

Его ждали другие нормальные обязанности: вызовы, обходы, профилактические беседы. А сны от 7 мая 1977 года? Нет уж, увольте.

И он радостно запер в сейф заявление от жильцов... дома по... улице.

Засыпая ночью, он по привычке перебрал дела отошедшего дня: вызов на улицу Победы, последний и решительный разговор с Катькой, рейд по подвалам, указание начальства о дальнейшем повышении бдительности и что-то еще было. ..

Спал участковый Сироткин эту ночь, как и все прочие после окончания школы, без снов и сновидений.

Несомненно, Сергей Семенович был просвещенным милиционером и твердо знал тот научный факт, что сны снятся каждому человеку. И ему они тоже снятся, просто он их не помнит. Не за что их помнить, наверное. А вот Слюсарев помнит, Мамед-оглы тоже. Помнить-то они помнят, да смотреть не хотят. Хм.

Утром Сироткин позвонил в родную поликлинику УВД, к которой он был приписан, и довольно быстро связался с психиатром.

- Ваш вопрос, конечно, интересен, - задумчиво сказал врач, но вот так просто в телефонную трубку на него не ответишь. В детстве часто сниться, что летаешь.

- Нет, нет, доктор. Один и тот же сон повторяется. В деталях.

- Значит, вам из раза в раз...

- Не мне, доктор, - осторожно поправил специалиста Сироткин, машинально потирая рукой лоб.

- Понял, - поправился доктор, - значит, кому-то из раза в раз...

- Их много доктор. Целый кооперативный дом.

- И что, все...

- Ага.

На том конце телефонного провода замолчали. Сироткин не торопил.

- Скажу вот так откровенно, Ваш вопрос к психиатрической науке в большой степени не имеет отношение, чем имеет; хотя, с другой стороны, он в некоторой степени скорее имеет какое-то отношение, чем не имеет совсем никакого.

- Вы только ответьте: в принципе это возможно?

- Вот просто так в телефонную трубку...

- Спасибо, доктор.

Сироткин не сомневался в квалификации доктора: в УВД плохих не держат. Но если и он «вот так просто в телефонную трубку» ничего определенного сказать не может, дело обстоит, стало быть, не так просто.

Вечером Сироткин зашел к Слюсареву.

- Виктор Николаевич, можно мне спросить, а что вам, собственно, такое снится.

- Обязательно рассказывать?

- А как же? К примеру, «Жигули» или «БМВ» угонят или аппаратуру вынесут из квартиры, мы как начинаем розыскные работы? Номера спрашиваем у бывшего владельца, марку уточняем, особые приметы устанавливаем. И здесь надо таким же методом руководствоваться.

- У меня ничего не украли. Мне, наоборот, подбрасывают.

- Если и подбрасывают, мы начинаем с того же. Положим, вам узел с бельем подбросили. Мы вытаскиваем из узла, допустим, штаны, и сразу смотрим: ваши или не ваши, вашей жены, сына. Чьи? Составляем опись…

- Довольно, я понял ваш метод. Мне трудно подробно рассказать, что я вижу в этом злосчастном сне, так как содержание весьма личное. Однако, со стороны все может показаться банальным. Собственно, оно такое и есть.

В 1977 году я только-только в юношеский возраст входил, но уже имел твердые понятия, как жизнь надо строить. Папа наметил мне поступление в «Плехановское». Надо было хорошо подготовиться к вступительным экзаменам, и я готовился. А у меня вроде девушка была. История стара, как мир. Но вы вникнете: прошло почти тридцать лет с того мая 1977 года, а я вот уже полгода объясняюсь той девушек папиными словами, что мы не пара и нам лучше расстаться. Полгода! Регулярно через три ночи на четвертую!

- Как же вы так с девушкой-то поступили?

- Э-э, с кем не бывает? – махнул рукой Слюсарев, - Конечно, история получилась не очень красивая. А я первый попадаю в такой переплет? До меня тысячи были на моем месте, и тысячи будут, и им – ничего. Почти тридцать лет прошло. За это время настоящие преступления списываются. А у меня – что? Проступок. Тьфу, ерунда. Так почему я его должен вновь и вновь во сне переживать, а? – Слюсарев не на шутку разгорячился, - Почему меня лупят эти маем 1977 года? Во сне человек абсолютно беззащитен. Такие избиения совершенно не допустимы. Они жестоки, бесчеловечны и нечестны.

- Вы больше с ней не встречались?

- Да нет, - махнул рукой Слюсарев.

- Виктор Николаевич, - спросил Сироткин уже в коридоре, прощаясь, - Вашему соседу Мамедову тоже что-то личное снится?

Слюсарев подумал, пожевал губами:

- А у него-то что? Так себе. Ему снится первая ревизия с недостачей в магазине. Все, как было со всеми подробностями. Контрольная закупка, акт, ревизия и т.д. Тоже вот уже полгода. Завтра его как раз в сорок пятый раз сцапают. Представляете? И острота восприятия такая, как будто все происходит, как в самом деле, а не во сне. Можете мне поверить.

Сергей Семенович был хороший участковый (в УВД плохих же не держат), и он не мог за здорово живешь снести то обстоятельство, что на вверенном ему участке что-то происходит, ему не подконтрольное. Вся эта история начинала бросать вызов его профессиональным качествам, он упорно размышлял над ней весь вечер, мотаясь по своим участковым делам. Ему казалось, что если он выяснит, почему сны датировались 7 мая 1977 года, он сможет установить причину явления или приблизиться к разгадке все истории, так как ничего общего, кроме этой даты, сны между собой не имеют.

Утром Сергей Семенович отправился в ведомственную библиотеку. Из Большой Советской Энциклопедии он вычитал все, что нашли нужным поместить там про сон и сновидения, и даже кое-что выписал в свою записную книжку. Сергей Семенович понимал, что в энциклопедии ему предлагают только протокольные, тысячи раз проверенные факты, и без капли лажи. Но, увы! Все эти полезные знания никак не объясняли, почему сегодня ночью в сорок пятый раз Мамедов должен пережить позор, а Слюсарев – мелкую подлость тридцатилетней давности.

Сироткин осмотрел место происшествия. Действительно, кооперативный дом стоял в «интеллигентном» месте. От него рукой было подать до институтов химии, биологии, кибернетики, истории, электроники. Перед домом лежало открытое пространство, за ним начинался жилой массив с домом культуры и магазинами.

«В порядке следственного эксперимента надо бы переночевать у Слюсарева, - тоскливо подумал участковый, - Только что это даст? Да и не поймет он меня».

Сироткин обошел дом и направился к следующему. Здесь уже начинались обычные, некооперативные, застройки. Капитан зашел в подъезд ближайшего дома и позвонил в первую попавшую дверь. На звонок вышел парень лет двадцати пяти. Мог он видеть сны тридцатилетней давности?

- Здравствуйте. А дома есть еще кто-нибудь – неуверенно спросил Сироткин, добавляя про себя, но не говоря в слух «постарше?».

- Моя жена, а что?

- Извините, вы не скажете, сколько ей лет? А впрочем, и так ясно.

- Естественно, она моложе меня.

- Не подойдет.

- Для чего не подойдет?

- Мне нужен кто-нибудь постарше.

- Это на чей вкус. Напротив бабка живет – и парень с чувством хлопнул дверью.

Сироткин позвонил в указанную квартиру. Дверь открыла бабушка – божий одуванчик.

«То, что надо», - удовлетворенно подумал Сироткин.

- Нет, мил человек, ничего не снится с повторением, - голубенькие старческие глаза по-детски беззащитно смотрели на Сироткина.

- Не торопитесь отвечать, подумайте. Дня три назад... - непривычно просительно настаивал участковый.

Бабуся задумалась.

- Постой-кось. Как же это я, старая...- она приложила палец к губам, сосредотачиваясь, - Как же не снилось? Гена, муж мой, снился. Уже два раза, как я к внучке переехала сюда. Молодой такой, рубаха белая, как бы после демонстрации, Пришел, вроде звать меня в парк погулять. Второй раз приснился, как сюда к внукам переехала. К чему бы это?

Из подъезда Сироткин вышел на дрожащих ногах. На его участке определенно что-то происходит. Эта зараза на второй дом перекидывается, а он, участковый, которому вверен участок, знать об этом ничего не знал, а теперь и поделать ничего не может. Происходит регулярно, через три дня на четвертый. Что это может быть, а? Вот то-то и оно.

Сироткин зашел в телефон-автомат и позвонил начальству. У него, как у всякого работника, есть отгул, он хочет его взять. Да, он плохо себя чувствует. Да, он хочет взять один день. Да один день ему поможет. Нет, в больницу он не пойдет.

Когда жена открыла ему дверь, он строгим голосом прочитал ей из записной книжки: «Сон – это деятельность мозга, организованная особым образом и связанная с переработкой информации, полученной за предшествующий период бодрствования, с оценкой ее значимости, отбором и переводом сведений в долговременную память». Как впечатление? Звучит?

- Ты разве не заглянешь на участок вечерком? – спросила жена.

- А вот кусок получше, - сказал Сергей Семенович, не отвечая на вопрос, - «Полагают, - хм, они еще полагают, - что физиологические механизмы сновидения обусловлены сложным взаимодействием лимбических, стволовых и неокортикальных образований при участии мозговых механизмов памяти и эмоций». Во!

- Что с тобой? Ты не заболел?

- У меня здоровье, как у только что демобилизованного старшины. Но вот самая интересная мысль: «Целостной общепринятой теории сновидений не существует». Нет, и все тебе. Каждую ночь люди ложатся спать и видят сны, и никакая теория в мире это дело объяснить не может! На моем участке почти сто квартирный дом живет по ночам в режиме исправительно-трудового учреждения, а наука называет это, - Сергей Семенович снова глянул в записную книжку, - «Компенсаторной функцией сновидений как восполнение действительной жизни.»

- Тебе все-таки лучше прилечь.

Сергей Семенович заснул мгновенно, спал хорошо и проснулся среди ночи совершенно отдохнувшим. Общепринятой теории сна не существует? Да и шут с ней. Есть зацепка. Ученые уверяют, спасибо им и за это, что события из более отдаленного прошлого включаются в сюжет сновидений ближе к утру. Вот и посмотрим, как включаются. Сироткин оделся и вышел на улицу.

В ночном воздухе еще не ощущалось специфической утренней прохлады, но чувствовалось, что она скоро наступит, а там и ранее утро придет. Сироткин прибыл на место к тому времени, когда по его расчетам вот-вот должно было состояться «включение в сюжет сновидения событий из более отдаленного прошлого».

Кооперативный дом встретил участкового безотрадными рядами темных окон. Как его учили старшие товарищи, Сергей Семенович быстро провел рекогносцировку и выбрал место засады, с которого хорошо проглядывался весь дом и прилегающая к нему территория. Встав под деревом, он не удержался, чтобы по старой борцовской привычке не пошаркать ногами по земле, как это делал на ковре перед схваткой.

Противник не торопился показываться, ничего подозрительного не наблюдалось. Постепенно нервный накал ожидания спал. Сироткин ослабил наблюдение за объектом, огляделся по сторонам. Ни души. Ярко горят дорожные светильники проспекта Горького и по контрасту с ними темной громадой возвышается здание казенной архитектуры на другой стороне дороги. Подул свежий ветерок, скоро утро. Сироткин с досадой сплюнул на землю.

Хотя Сергей Семенович и ждал нечто знакового, тем не менее, когда в доме неожиданно один за другим зажглись три окна, он не сразу понял, что момент, которого он так ждал, наступил. Сироткин насчитал около двадцати зажегшихся окон и бросил подсчет.

Итак, это произошло в сорок пятый раз. Спящие люди отреагировали, а он, бодрствующий, ничего не почувствовал. Теперь он мог честно себе признаться, что с самого начала не верил в свою затею с засадой. Но ему хотелось надеяться, что когда это случиться, он непременно почувствует что-то особенное, заметит и тогда... Ничего не получилось. Нет, это дело ему не по плечу.

Сергей Семенович направился домой. Нет, ему с этим делом не справиться. Пора уходить. На прощание он еще раз обвел взглядом окружающую местность. Проспект. Фонари вдоль него. На черном фоне громадного здания через дорогу определенно светилось окно. Примерно на высоте второго этажа. Что и там тоже? Явление распространяется кругами. Сергей Семенович кинулся через дорогу. Точно, на втором этаже горит окно, вроде шестое с краю.

Сироткин побежал, не сводя глаз с окна, и чуть не поплатился за поспешность. Каблук его туфля зацепился за бордюр тротуара и он полетел было на землю, но удержался и перешел с бега на большие шаги с размахиванием руками и наклоном по ходу бега, чтобы удержать равновесие. Когда он обрел устойчивость и выпрямился, темная громада здания возвышалась над ним без единого огонька на ней.

Так было светящееся окно или ему это только показалось? Если было, то – почему? А если показалось, дело еще хуже. Как ни крути – неясность, а стало быть – пополнение следственного материала.

В тот же самый день, но часов в 10 утра участковый инспектор капитан милиции Сироткин Сергей Семенович вошел в это здание совершенно официально: в форме с начищенными ботинками, предъявив удостоверение вахтеру. Перед тем, как войти, он глянул на вывеску у входа, чтобы прочесть на ней то, что и так твердо знал: НИИ Кибернетики.

На втором этаже он толкнул дверь, ведущую в комнату, окно которой по его расчетам должно было быть шестым с краю на фасаде здания. Дверь ему не поддалась. Так-с, следственный материал стремительно накапливался.

Сироткин толкнул соседнюю дверь. Она легко открылась, пропуская его в комнату, в которой сидело человек пять, все ужасно молодые.

- Здравствуйте, господа-товарищи, - сказал Сироткин, быстро пересек всю комнату и выглянул из окна. Не шестое, но близко к тому. Вроде, неплохо.

- Кто руководитель? – Спросил Сироткин, обращаясь сразу ко всем. В углу за начальственным столом сидел человек с роскошной бородой.

- Нам надо поговорить, - продолжал напористо Сироткин, - Давайте выйдем.

- Конечно, конечно, - согласился молодой человек, немножко суетливо поднимаясь со стула.

- Видите ли, дело довольно щекотливое, - понизив голос для пущей доверительности, сказал в коридоре Сироткин, при этом рассеянно осматриваясь. – Нам надо куда-нибудь приткнуться, чтобы нам не мешали. Может быть, сюда войдем? – И он ткнул дверь, в которую пытался безуспешно войти несколько минут тому назад. Дверь и на этот раз не поддалась.

- А кто здесь сидит? Почему закрыто в рабочее время?

- Здесь? А никто! Вообще-то иногда сидят. Господи, что я несу? Это же наша лаборатория, здесь постоянно работают.

- Что это вы так разволновались? Войдем и поговорим.

- Конечно, конечно, - привычно согласился начальник.

Он вытащил ключ, вставил его в замочную скважину и отпер дверь.

- Второй ключ имеется у кого-нибудь?

- Нет, ключ один. Утром берем под расписку у вахтера, вечером ему возвращаем. У нас, как у всех.

Комната была забита аппаратурой, на столах в подставках лежали паяльники. Сироткин шумно потянул воздух носом. Чувствовался слабый запах канифоли.

- Давно уже не паяли? Работы нет?

- Для паяльников нет. Мертвый сезон.

- А раньше был завал работы? Ночами работали?

- Ночами? Да никогда в жизни! У нас же институт, а не мастерская по ремонту бытовой радиотехники. Мы больше с бумагой, чем с паяльниками. Иногда для проверки быстренько стендик или приборчик сбабахаем, а так – тишина, - сказал бородач будничным голосом и встрепенулся, почувствовав, как низко он и его учреждение упали в глазах представителя правоохранительных органов.

- Но и мы бываем рысками, - попытался он сгладить последние слова, - Случается, работенка подворачивается о-ля-ля.

Сироткин тускло посмотрел на него и отвернулся, а сзади раздавалось с наигранным оптимизмом:

- Вот, к примеру, в прошлом году приняли участие в разработке темы из нейрофизиологического отделения медицинского НИИ. Глубинная психология и электрическая активность во время переживания сновидений. Тема – пальчики оближешь!

- Как мне известно, целостной общепринятой теории сновидений не существует, - осторожно сказал Сироткин, чувствуя, как что-то спирается в груди.

Бородач с интересом посмотрел на ученого:

- Да, не существует. Но что нам мешает ее разработать?

- Вы это уже сделали?

Молодой начальник смутился.

- Почему я? Говорю же вам, в отделении нейрофизиологии медицинского НИИ молодежь вела инициативную научно-исследовательскую тему о связи сновидений с электрической активностью мозга в свете глубинной психологии. Они хотели проверить кое-какие идеи. Они с нами заключили договор на разработку устройства для управления электрической активностью мозга во сне. Их идеи, наше – устройство.

- И вы это самое устройство разработали?

- А как же! Вот оно!

- Бородач горделиво похлопал рукой по шкафу, своей солидностью смахивающего на сейф.

- Работает?

- Спрашиваете!

- Если работает, значит, прибор изготовлен. А если так, то почему он не у заказчика стоит, а здесь пылится? Логично?

- Логично. Но сначала надо полностью оплатить работу. Заказчик планировал рассчитаться, а потом вывезти его. Но успешная работа прибора возбудила вопрос авторства идеи, пошли дрязги, там деньги по теме кончились, стали перебрасывать по другим темам. Потом все как-то развалилось, рассыпалось. Знаете, как это бывает.

- Теорию-то они успели разработать?

- Без понятия.

- Вот тебе и раз! Ехали-ехали и приехали. Есть теория или нет, вы не знаете, а прибор, как вы утверждаете, работает. Как же так?

- Очень просто. Когда давали задание на разработку устройства, сказали буквально следующее. Человек ничего не забывает. Его мозг каким-то электрохимическим способом метит, прежде чем отправить в память. Извлекается из памяти опять же электрической активностью мозга. Во время сна человек этой электрической деятельностью не управляет, она протекает произвольно. Поэтому и снится человеку по ночам всякая чертовщина, а не то, что ему хотелось бы. Если же этой активностью целесообразно управлять, то... Что тогда будет сниться, как вы думаете?

Бородач снисходительно посмотрел на милиционера.

- Ну, если управлять, да еще целесообразно, то, думаю, будут сниться события 7 мая 1977 года. Угадал?

Молодой человек смутился.

- Вы правы, могут сниться события определенной хронологической принадлежности.

- Не обязательно от 7 мая 1977 года?

- Конечно, нет. Но мы отклонились от дела. Вы хотели со мной о чем-то поговорить?

- Об этом и хотел поговорить. Так почему 7 ноября 1977 года?

Бородач сел за стол, положил руки перед собой и соединил кончики пальцев обеих рук друг с другом.

- Когда мы разработали схему и собрали устройство, встал вопрос: как его отрегулировать и настроить. Это надо делать на спящем человеке, а кто днем спит? Ребята по очереди не спали по ночам, чтобы отсыпаться здесь в лаборатории и давать возможность на себе довести прибор. Каждый раз это был новый сотрудник, настройка получалась некорректной и сильным разбросом. Но главное – институтское начальство возбудилось. Что, заволновалось оно, сотрудники будут спать в рабочее время, а зарплату ему начисляй. Они и так работают вперемежку с дремотой, а теперь по закону будете дрыхнуть. А если об этом узнают кое-где повыше? Короче, у нас вся работа грозила завалиться. Тут Додика Гутманова осенило. Давай пригласим на отсыпание институтских вахтеров. Они все равно ночью не спят, так что пусть сразу после дежурства к нам идут на отсыпание. Тему сдадим, похлопочем, чтобы их премией не обошли.

Мы соответственно переговорили с вахтерами, из них только один согласился. Трыков Илья Петрович. Веселый старик. Его премия не интересовала. Говорит, жертвую себя науке, все же дама. Он и попросил, чтобы регулировку проводили по дате 7 мая 1977 года.

Сироткин задумчиво покачал головой. Ночные сеансы в доме по улице Горького начались в апреле. К тому времени Трыков, видимо, заскучал по своим снам и в свои дежурства по ночам стал заглядывать в лабораторию. Вот и получалось, что через три дня на четвертую ночь в доме напротив кто-то зубами скрипнет, кто-то слезой обольется.

- В прошедшую ночь тоже Трыков дежурил?

Бородач задумался, что-то припоминая.

- Он. Вахтеры меняются в 9 часов, я его видел. Он последние дни перед пенсией отрабатывает.

Сироткин помолчал. Ну, что? Все вроде ясно.

- Значит, с 7 мая он придумал?

- Он, он. Трыков – старик своеобразный. Раньше, говорит, хоть в коммуналках жили, а народ был мягче, общительнее. Бывало народ все на улице и на улице. А теперь из дому не выманишь. Прилипли к своим ящикам, сухари калькуляторные, - Бородач замолчал, поморгал глазами и продолжил: - А я думаю, все это не то. У Трыкова в тот день произошло что-то личное. Знаете, день пройдет, и у каждого в этот день что-то происходит.

Сироткин поднялся и молча кивнул в знак прощания.

На улице было хорошо. Середина осени, а тепло. Интересно, а что я делал 7 мая 1977 года?

Александр Романенко

Разделы сайта: