Что наша жизнь?
Широкая фигура человека вклинилась в утренний поток служащих, особо густой перед проходной за десять минут до начала работы, как колонна демонстрантов в былые времена по выходу с демонстрации, и легко, как нож масло, не сталкиваясь ни с кем, пересекла его наполовину, выйдя, как ракета на цель, на человека лет пятидесяти, седоватого, с усами и в очках, одетого во что-то легкое по сезону, но с всепогодной шляпой из кожезаменителя на голове и с видавшим виды портфелем в руках и умело вытеснила его из людского потока к краю тротуара, отрезав всей шириной фигуры от движущейся массы людей.
- Буренков Валерий Николаевич?
- Ну, да.
- Заведующий патентным отделом.
- Ну, допустим.
- Нам надо поговорить. Сядемте-ка в машину.
- А с кем, собственно...
Щит и меч с раскрытого на миг удостоверения оборвали вопрос и легким энергетическим разрядом отозвались в нервах.
В машине владелец удостоверения достал коробку сигарет, откинул крышку и приглашающим жестом протянул ее Валерию Николаевичу, получил отказ движением головы, вытащил сигарету для себя, закурил, затянулся, выпустил струю дыма в окно.
- В Москве давненько не были?
- Да как сказать...
- Не прочь съездить?
- Каким образом?
- Скажем, в командировку.
- От вас?
Еще одна струя дыма ушла в окно.
- Вы давно в патентных работниках?
- Давненько-таки.
- Ну и как работа?
- Работа как работа. Особенно жаловаться не приходится.
- Вот и хорошо. Давайте считать вашу поездку в столицу нашей Родины наградой, пусть небольшой, за долгую и безупречную работу.
- А какую-нибудь другую награду, пусть еще меньше, но не связанную с поездкой можно получить?
- Друг мой, награды не выбирают. Они – да, но не наоборот.
С вкусным чмяком закрылась дверь машины, заурчал, заводясь, двигатель.
- Э-э, куда мы?
- В аэропорт.
- Стойте-стойте, это же несерьезно. У меня работа, семья, дети. Штраф еще надо уплатить: не в том месте дорогу вчера перешел.
- Отрегулируем. Вас ждет столица.
Дальше события потекли, как в горячечном бреду, когда в лихорадочном темпе нереальные события чередуются с провалами беспамятного состояния. Толпа пассажиров... чей-то багаж... кабинеты... служебные коридоры аэропорта… взлетное поле... Здоровье на время восстановилось в самолете и снова ухудшилось на подлете к Москве.
В столичном аэропорту накрапывал дождь, и шляпа из кожезаменителя сослужила бы Валерию Николаевичу ох какую хорошую службу, добирайся он, как все, по открытому полю от самолета до здания аэропорта и далее до автобусной остановки, да не сгодилась: прямо у трапа самолета стояла черная «Волга».
И полетели за окном березовые перелески, и пахнуло свежестью Среднерусской равнины, и побежал с мокрым шорохом бетон под колеса. Но не ложилось все это на сердце радостным зудом предвкушения встречи со столицей, нет – не ложилось. А в просторном кабинете, залитым утренним светом из широкого окна с видом на площадь, опять поплохело.
- Проходите, проходите, - ласково говорил рослый мужчина с холеным полным лицом и залысинами на лбу, доброжелательно улыбаясь и протягивая руку к углу кабинета, где стояли стол с парой кресел.
- Пройдемте-ка туда, К черту всякую казенщину! У нас с вами просто дружеская беседа. Да не обходите ковер. Шагайте прямо по нему. Он, хотя и туркменский ручной работы, но старый, менять давно пора. А ворс еще крепкий, это вы верно думаете. Ручная работа, ну что ты тут скажешь!
Валерий Николаевич сел в кресло, почувствовал комфорт и против воли расслабился.
- Извините, что не представился: Владимир Иванович, - сказал владелец кабинета и сел в кресло по другую сторону стола. – А вас мы пригласили для консультации.
- По какому вопросу, хотелось бы знать?
- Давайте для оперативности поступим так: сначала вы ответите на мои вопросы, а затем я на ваши, если таковые к тому времени найдутся, - и он приятно хохотнул, - А для начала гляньте-ка на эту фотографию, - Владимир Иванович достал из внутреннего кармана пиджака фотографию 6 на 9.
- Вы этого человека встречали? Лицо выглядит странно? Поясняю: его сфотографировали в лежачем положении. Усадить не удавалось, поэтому фотоаппарат установили над ним так, что он как будто сидит. На самом деле он лежит. И глаза с трудом открывает. Перед тем, как снять, его окликнули. Он открыл глаза и в этом момент его сфоткали. Поэтому у него такое выражение. Ну, так не встречали? Хм. Ладно. Расскажите немного о себе.
- О себе? Бросьте, чем я могу быть вам интересен?
- Скажу вам – чем. Вы нам интересны своей профессией. Вы – патентовед?
- Да.
- Вот-вот. Расскажите нам об этом подробнее.
- Что здесь интересного? Все это так далеко от вас, мы такие разные, - пожал плечами Валерий Николаевич.
- Это вы не скажите. У нас с вами общего больше, чем вы думаете. Какая, к примеру, основная задача патентоведа?
- Охрана государственных интересов.
- Представьте себе, и наша тоже. Мы с вами прямо из одного ведомства, а вы говорите – «разные».
- Мы не только государственные интересы охраняем, но и частные. Авторские.
- Так-так-так. Вот это очень интересно.
Валерий Николаевич кисло улыбнулся в ответ.
- Только не надо снисходительно относиться ко всему этому делу, - вдруг веско сказал Владимир Иванович, - Как вы думаете, если человека вдруг выдернули из како-то Тмутаракани на краю страны и спешно доставили через тридевять земель в столицу и там в важном учреждении о чем-то расспрашивают, может это «что-то» быть пустяком?
- Может, - не сморгнув глазом, сказал Валерий Николаевич.
- Только не в нашем деле. И вы еще убедитесь в этом. А сейчас вернемся к авторским правам в изобретательстве. Что это за штука, только попроще, без шаманства, одну суть.
Валерий Николаевич нахмурился, сосредотачиваясь, поднял и тут же опустил угол правой брови, разгладил лоб от морщин и начал:
- Авторское право – это целый комплекс мер, направленный на защиту интересов субъекта, в случае признания его идеи изобретением, а его самого – изобретателем. Факт признания имеет место только при удовлетворении его идеи, точнее – технической разработки - целому ряду требований, - против воли Буренков зевнул и задумчиво глянул в угол.
- Ну и что дальше-то?
- В общем, если его разработка удовлетворяет требованиям, - опять зевок, - она признается изобретением. Автор получает авторское свидетельство или патент. Это такая корочка с гербом на титульном листе. Там же пропечатаны название изобретения и фамилия автора с именем и отчеством.
- Скажите мне, - Владимир Иванович доверительно перегнулся через столик, - Вы это всем рассказываете?
- То есть? – отшатнулся Валерий Николаевич, - Что здесь особенного? Это моя работа. Я просто должен это рассказывать для популяризации изобретательского дела.
- Ну, хороша, хорошо. Продолжайте.
- А все. С получением охранного документа автор вступает в имущественные и неимущественные права.
- Расскажите-ка мне о неимущественных правах.
- Это, прежде всего, право быть признанным автором, право требовать упоминания своего имени при всякой информации об изобретении, право присвоения изобретению своего имени или специального названия...
- Достаточно, спасибо. Не зажигает. Абсолютно не трогает.
- Вас должны заинтересовать имущественные права: выплаты, вознаграждения, роялти.
- Увольте, бога ради. Я все это могу понять умом, но не сердцем. Вы любите рыбалку?
- Люблю.
- Вот здесь мы бы с вами быстро поняли друг друга. А в изобретательстве... Нет, увольте еще раз. Слушаю вас, и никакого впечатления. Понимаю, что творчество, моральные и материальные выгоды, но – увы! – слушаю вас, да не зажигаюсь желанием творить. Даже представить себе не могу, что это может подвигнуть кого-то на великие дела.
Владимир Иванович оборвал фразу неожиданно и как-то оттого обидно. Валерий Николаевич почувствовал желание возразить и опровергнуть. Он было дернулся на кресле вперед, но расслабился и обмяк.
Владимир Иванович, не встретив противодействия, вздохнул и продолжал, но уже на другую тему, суховато и казенно.
- Буду откровенен с вами. Мы пригласили вас действительно по важному делу. Я еще не решил, нужно ли вводить вас в дело на всю глубину вопроса или же, для вашей же пользы, ограничиться поверхностным ознакомлением.
- Не надо меня никуда вводить!
- К сожалению, мы не можем обойтись без этого. Однако, ограничимся для начала общеизвестными фактами.
В 1947 году на территории США совершенно случайно были обнаружены обломки летательного аппарата и органические останки неизвестного происхождения. Власти тут же засекретили всю информацию, потому что был сделан правильный вывод о посещении Земли представителями инопланетной цивилизации. Для широкой публики эти факты оставались засекреченными более сорока лет. И сейчас нет известно не больше того, что я вам сказал.
Пойдем дальше. Японское судно «Кайё мару» дважды еще в прошлом веке с перерывом в несколько лет фиксировало на своем радаре овальный объект в несколько сот метров, двигающийся со скоростью в четыре раза превосходящей скорость звука. Очевидцы отмечали низкую высоту полета при сохранении скоростных качеств, необычайную траекторию полета. Логического объяснения подобрать не удается. На события 1947 года, от которых остались, хотя и засекреченные, вещественные доказательства, наслаиваются все события сходного характера, но не имеющие логического объяснения, не говоря о материальных следах. Мы вынуждены допускать мысль о большой достоверности возможно регулярного посещения Земли инопланетной цивилизацией. Причем речь идет именно о регулярном посещении. Закономерно вытекает вопрос: имелись ли контакты этих представителей с землянами. Абсолютно никаких доводов в пользу положительного ответа на этот вопрос мы не имеем. Точнее, еще три дня тому назад не имели. Теперь – располагаем. Теперь мы можем твердо сказать: наша Земля регулярно посещается разумными существами из космоса и по меньшей мере один раз – нам это известно достоверно – они входили в контакт с одним из землян, точнее – россиянином. Так-то, батенька!
- Вы уже взяли этого землянина?
- Ну вот так сразу и «взяли», - добродушно рассмеялся Владимир Иванович, - Познакомились.
- Знаем мы, как вы «познакомились», - буркнул Валерий Николаевич, верный духу противоречия.
- Мы что с вами сделали: «взяли» или познакомились?
- При чем тут я?
- Вы как раз и есть тот самый землянин, который... Ясно?
- Я!?
- Вы.
Владимир Иванович откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на собеседника. Убедившись, что тот полностью растерян, Владимир Иванович что-то решил про себя окончательно и даже махнул рукой: а, будь, что будет!
- Валерий Николаевич, я открою вам государственную тайну, которая сейчас известна в России только четверым. Вы будете пятым. Не машите руками, пожалуйста.
Вчера на Бойкануре опустилась летающая тарелка. Весь экипаж – один гуманоид. Его фото вы видели. Он утверждает, что лично знает вас. Еще раз хотите на фото взглянуть?
Владимир Иванович вновь достал из внутреннего кармана пиджака фото и положил ее на стол перед Буренковым. Однако вдоволь насладиться растерянностью патентоведа не довелось: на столе зазвонил телефон, пришлось отойти на время.
Валерий Николаевич всматривался в фото и чувствовал, что не впервые видит он это лицо, и чем дольше всматривался, тем больше крепло в нем убеждение, что он может припомнить место и обстоятельства их встречи.
Видел он его, точно видел. Но когда, где?
Постой-постой. А! Да встречались они. Но как давно это было!
Это было весной. Из той далекой весны он помнит немногое. Он помнит, что тогда у него родилась дочь, помнит, как он волновался и радовался, помнит, как забирал жену с ребенком из роддома и как привез их домой. В то время они снимали комнату у хозяев. Вода и удобства во дворе, в комнате – печка. Топили печь углем, который надо было запасать с осени. Перед тем, как привезти своих, он растопил печку остатками зимнего угля, надеясь хорошенько прогреть комнату. Но тепло плохо держалось, весна выпала холодной.
Еще помнит, как дрались воробьи из-за хлебных крошек, прыгая на солнечном пятачке у входа в заводскую столовую.
Он был молод, впереди лежала целая жизнь. Он только что перешел работать в патентный отдел. Дело было новое, захватывающее. Он запоем читал о патентах, изобретениях.
Валерий Николаевич отчетливо вспомнил ощущение силы и дерзости, что ли, наполнявшие его в ту пору. Он жил готовностью сдвинуть горы, одарить мир гениальной мыслью, создать шедевр и не сомневался в осуществлении всего этого им в ближайшее время. Он жил духом пребывания накануне великих дел. Задержка была за чем-то малым да вовсе и не воспринималась, как задержка. Это было просто ожидание команды: «Давай!».
Как-то после обеда, когда одна часть сотрудников пошла к разработчикам, а другая сосредоточилась в технической библиотеке, а в отделе кроме Валерия Николаевича никого не было, к ним зашел человек с фотографии. По какой причине он оказался в их конструкторской бюро, с проверкой ли, по обмену опытом, Валерий Николаевич уже не мог упомнить.
Естественно, разговор зашел об изобретательской деятельности. И тут Буренкова прорвало.
Он заговорил об изобретении как творческом прорыве обыденности, как о результате творческого акта, высокое право на который человеку дано по праву его рождения человеком, а не животным, ибо человек тем и отличается от животного, что он разумен и разумность его не сводится, как кажется расхожему мнению, к искусству набить желудок и забраться в теплое место, ибо такая разумность и скотине ведома; но человечья разумность выше этого и проявляется в совсем на первый взгляд бесполезном для него: в жажде и способности создать на радость себе и людям нечто, дотоле не известное – сотворить. Человек – творец по природе. И так далее: бля-бля-бля.
Так давайте, горячился Валерий Николаевич, творить. Я вижу, как постепенно то, что было доступно избранным, становится достоянием каждого, как человечество из вида хомо сапиенс эволюционирует в хомо креатурис – человек творящий. Это путь, по которому шествует Разум. Где бы во Вселенной он не появился, ему предписано стать Творческим Разумом.
Мы этого еще не понимаем полностью. Но все наши действия интуитивно лежат в русле выполнения этой программы. Мы всячески раздуваем искры творчества. Мы придумали законы об имущественных и неимущественных правах изобретателей, навечно вводим их имена в анналы истории техники, нарекая их именами их творения.
Как он говорил!
Дело шло к концу рабочего дня. Скоро он увидит жену и дочь, по которым соскучился, и это добавляло керосину в его речь. Он сыпал образами, как бенгальский огонь – искрами. Он зажигал и зажег. У его слушателя вспыхнули глаза, дыхание стало прерывистым, он непроизвольно повторял мимику и жесты Валерия Николаевича.
События тридцатилетней давности совершенно ожили и разворачивались перед мысленным взором Буренкова во всех подробностях и во всей полноте красок. Странная мысль, отмеченная, но не осознанная, проплыла у него на заднем мыслительном плане. Он сначала не отреагировал на нее. Но она вернулась, и он похолодел. Да, тогда тридцать лет тому назад он не зажигал речью собеседника. Нет. Он просто навсегда отдал ему огонь, который горел в нем и согревал его. Что с ним произошло после того разговора? Да ничего особенного, жизнь прошла бесцветно, как черно-белый фильм.
- Я вспомнил этого человека, - с трудом, как бы отходя от тяжелого сна, сказал Валерий Николаевич.
- Отлично! – крякнул Владимир Иванович, хлопнул в ладоши и потер их одну о другую, - Летим, значит, родной вы мой!
- Куда летим?
- На Байконур, конечно. Мне только что оттуда позвонили. Ваш друг чувствует себя лучше. Он хочет вас видеть. Каждый раз, как приходит в себя, тут же зовет вас. Как вам удалось так его так зацепить? Или он хочет что-то сообщить вам срочно? Но в вашем нынешнем обмундировании вам туда нельзя: холодно там еще. Да как никак нас ждет представитель иной цивилизации – гуманоид!
Владимир Иванович позвонил и распорядился.
- Мы никуда не пойдем перекусывать, - принялся он объяснять Буренкову, - время поджимает. Нам сюда принесут, и мы на скорую руку закусим. Да, чуть не забыл! – он хлопнул себя по лбу, - вот вам диктофон. Вы наговорите в него вашу встречу с гуманоидом: когда, как, что, о чем говорили. Особенно не распространяйтесь, только факты, как для протокола. Тьфу ты, о чем это я? В общем, сами знаете, как и что говорить: мы же с вами немного юристы. А вот и ленч пожаловал.
Валерий Николаевич задумался: о чем «наговаривать»? О конце зимы, остатках зимнего угля, холодной весне, воробьях у заводской столовой? Это факты или не факты?
Относятся они к делу или нет?
Тем временем вкатили столик, густо установленный тарелками, блюдечками, салатницами, горлышками и чем только нет. Владимир Иванович за ушки, за бортики, за краешки, за ножки кое-что аккуратно переставил себе на стол с угла. Прошелся по кабинету, взглянул с той, с другой стороны на выставленное, заинтересовался, ковырнул вилочкой там-сям, присел с интересом.
Свобода творчества, анналы истории техники, - что там еще было? – факты это или так себе?
Валерий Николаевич включил диктофон и начал говорить в духе: «Я, Валерий Николаевич, такой-то, такой-то, тогда-то, тогда-то, там-то, там-то, то-то, то-то и т.д.». Он говорил и отрешенно смотрел, как ложка, вилка, нож сначала неохотно и по одиночке, а затем с большим удовольствием и в парах порхают над тарелками и блюдечками вверх и вниз.
Владимир Иванович положил нож и вилку и промокнул рот салфеткой.
- Ваш друг, - пауза, достаточная, чтобы справиться с подкатившей икотой, - оставил нам точно такой же диктофон с записью воспоминаний о вашей с ним встрече, как будто что-то предчувствовал. Я слушал ту запись. Там много о вас. Он начинает, так сказать, с погодных условий, немного о зиме-весне. Тепло так говорит, как-нибудь дам прослушать.
- А что с ним случилось?
- Да вот что-то случилось, не знаю, что именно. И когда это случилось: при посадке или раньше? Интересно, что сейчас у американцев твориться? Их средства наблюдения, несомненно, засекли тарелку. У них сейчас такая мери-гоу-роунд, то бишь - карусель, что только держись. Нам надо поспешать.
Открылась дверь, и вошли два человека, неся пальто, костюм, коробки и свертки.
- А ну-ка глянем, что тут нам принесли. А вы садитесь, перекусите, сейчас отправляемся.
Владимир Иванович откинул полу разложенного на диване пальто и осмотрел подкладку. Взял за плечи пиджак, поднял, повертел, осматривая попеременно спереди и сзади.
- Слыхали анекдот? – спросил он, не прекращая осмотра. – Встретились два пиджака от Кардена. Послушай, говорит один из них другому...
Валерий Николаевич неохотно оторвался от кулинарной панорамы на столике и изобразил на лице внимание. Однако, не пришлось ему ни анекдот выслушать, ни перекусить. На столе опять зазвонил телефон. Владимир Николаевич положил пиджак, скакнул к столу, снял трубку. Слушал с напряженным вниманием.
- Так.
Подтянулся, подобрался.
- Так!
На лице появилось выражение, непонятным образом передающее готовность к незамедлительным действиям.
- Ясно.
Владимир Иванович положил трубку. Перед Буренковым стоял совершенно другой человек.
- Точка. Все отменяется.
Сел за стол. Кинул взгляд на запястье левой руки. Нажал кнопку:
- Машину на выход.
Затем в сторону Буренкова:
- Вот так в нашей жизни. Пах – и готово! Поворот на 180 градусов. Короче, мы возвращаем вас туда, откуда так неожиданно выхватили утром.
- А... - Валерий Николаевич протянул руку в сторону столика и свертков.
- Все возвращается в исходное положение. И это тоже. Бал-маскарад отменяется: плясать не с кем.
Последняя фраза у него вырвалась в сердцах. И видно было, что он сразу пожалел об этом. Гася раздражение, он толкнул столик, который легко откатился от присевшего за него Валерия Николаевича, который от неожиданности застыл в ставшей нелепой позе человека, приготовившегося поесть со стола.
- Вы, конечно, понимаете, что владеете информацией, представляющей государственный секрет, - хмуро сказал Владимир Иванович. – На вас лежит обязанность сохранить эту информацию от разглашения. О последствиях разглашения догадываетесь? Молчите обо всем, что с вами сегодня произошло. Мы вам поможем. Вас незамедлительно вернут в родной город. Усеете туда до конца рабочего дня. Сразу же – домой. Ни у домашних, ни у соседей, ни у кого не должно быть ни малейших сомнений, что вы вернулись с работы, а не откуда-то еще, тем более – из Москвы.
- А как же на работе? Я день прогулял!
- Обговорим по дороге в аэропорт. В машину! Да не смотрите вы так на коробки! Потом расспросов не оберешься в семье. Вы же от природы врать не умеете и спецподготовку не прошли, как это делается. Завалитесь, расколитесь, разгласите, сядете в тюрьму. Вам это надо?
Машина без спешки, но ходко шла по загородному шоссе. Валерий Николаевич сидел на заднем сиденье, портфель на коленях, шляпа на портфеле. Сбоку, в пол-оборота к нему – Владимир Иванович.
- Поймите меня правильно, - веско говорил он, - В любом другом случае мы бы обратились к вашему руководству и уладили вашу проблему с отсутствие на работе. Но сейчас – исключительный случай. Сигнал от нас абсолютно нежелателен. Никакого скрытого интереса к вам, никаких толчков к расспросам!
- Да никто и слова не скажет.
- Кто знает? Времена вон как меняются. Ни на кого абсолютно нельзя положиться.
- Но я попадаю в сложное положение.
Валерий Николаевич принялся разглядывать собственную шляпу, как будто видел ее впервые.
Владимир Иванович спросил задумчиво:
- Один день без содержания можете взять? Вы ведь там давно работаете, вас уважают, должны пойти навстречу.
- А под каким предлогом? Как обосновать?
- Честное слово, не знаю. Придумайте что-нибудь.
- А если поймут, что неправда?
- Обязательно поймут, что неправда, какие же иначе они начальники? Но, клянусь, ничего не скажут. Какие же они тогда, к черту, руководители?
- Объяснение еще придумать надо, - ворчливо сказал Валерий Николаевич.
- Ну, время у вас еще есть, - примирительно ответил Владимир Иванович. – Сначала в самолете подумаете, потом пока до дому доберетесь... Кстати, как вы домой из аэропорта добираетесь?
- Прямой автобус, слава богу.
- А с работы?
- Автобус, трамвай и немного пешком. Иной раз приходишь домой с языком на плече.
- Это очень важный оперативный момент. Значит, так. Из аэропорта в вашем городе мы в темпе забрасываем вас в район вашей работы. А оттуда до дому будете добираться городским транспортом, как всегда. Чтобы все было натурально. И язык там, где надо. Домашние, знаете, не начальство: если почувствуют что не так, до смерти не отбояришься.
В тот день с работы Валерий Николаевич добрался до дому, как обычно: автобус, трамвай и немного пешком. Вид у него был очень натуральный, и язык там, где надо.
