Суфии в Индии
Низамуддина Аулия
Существуют многочисленные объяснения происхождения слова "суфий". Обычно считают, что суфий - это тот, кто не обладает ничем, кому ничего не надобно. В персидской работе-откровении 11 века ученый Худживирой поясняет, что слово это произошло от "сафа", что значит "чистота". И действительно, подлинные суфии чисты от догматизма и фанатизма, свободны от кастовых, вероисповедных и национальных предрассудков. Отчетливо присущее суфиям стремление к этической чистоте и безупречности способствовало закреплению за ними и названия "Рыцарей Чистоты" ("Сахаба-и-Сафа").
По другим представлениям слово это восходит к арабскому "саф" или "суф", то есть "шерсть". В такой версии оно давало представление о человеке, одетом в шерстяное одеяние. Власяницы, как символ покаяния и отказа от мира, носили и раннехристианские аскеты-мистики.
Иные же видят четкую связь между суфиями и Софией, обозначающей в Греции божественную мудрость, или проводят параллели с иудейско-кабалистическим термином "Аин Соф" ("Абсолютная Бесконечность").
Но какие бы этимологические корни ни находились, совершенно определенно, что течение суфиев, оказавшее длительное влияние на общественные структуры Азии, представляет собой хорошо организованные группы в контексте мусульманской культуры.
Полагают, что суфизм развивался как реакция против некоторых отношений в рамках ислама. А также считается, что он имеет христианские, китайские или индийские влияния. В частности, параллели с идеями суфиев находят в учениях разных религий - святых Терезы Авильской и Джона Кросса, Гуру Нанака
или таких священных книг, как Веды, Ади Грантх и Бхагаватгита. Суфии же при этом заявляют, что их знание существовало тысячелетия, имея связи с герметическими, пифагорейскими и платоническими направлениями.
Но что же является сущностью суфизма? В переносном смысле: умереть самому, чтобы стать собой, заново родившись. Это можно воспринимать как процесс изменения или абсолютного превращения, благодаря эффекту божественного присутствия (Худур). В основе суфизма лежит Любовь (махабба, хубб). Любовь рассматривается здесь как постоянно усиливающееся чувство включенности в Бога, завершающееся пониманием того, что в мире нет ничего, кроме Бога, который одновременно является и любящим, и любимым.
Это восприятие основано на прямом, непосредственном опыте. Суфии описывают его так: когда человек проходит определенное расстояние по Пути Любви, Бог начинает помогать ищущему, привлекая его к Своей Обители. И тогда человек начинает ощущать ответные вибрации Божественной Любви.
В этическом плане обучение в суфизме связано с осознанием собственных пороков, покаянием (тауба), воздержанностью от запретного (зухд), строжайшей осмотрительностью в различении дозволенного и недозволенного (вара), с отказом от недуховных привязанностей и желаний (факр). Мюрид (ученик) обретает терпеливость (сабр) - "научается проглатывать горечь без выражения неудовольствия", как говорил шейх Джунайд. Мюрид старается жить и духовно работать в текущем дне, не вспоминая прошлое, не заглядывая в будущее (таваккул).
Суфизм - не религия, не философия, не вера в комплекс ритуалов, но порядок и процесс получения и реализации сверхрационального знания. При этом суфии для достижения цели (силсилах) использовали многие религиозные практики и обряды, молитвы, различные психофизические техники, медитативные практики, работу с музыкальными произведениями, текстами и мантрами ("зикр" - букв. "упоминание имени Бога"), активные движения, кружение, танцы, имеющие параллели в эзотерических и экзотерических школах разных культур…
К обрядовости можно отнести бритье головы нового вступающего в ханку (монастырь по линии индусского Вурукула или буддистской Сангхи), употребление специальной чаши ("занбыл" или "кушкул") для сбора пищи милостыней, угощение "шербетом" (сладкой водой с ладаном) посетителей монастырей или монахов во время вечери, сорокадневные ритуалы "чилла-и-макус". Предполагают, что практика контролируемого дыхания ("хабс-и-дам"), преобразующего физическое тело, была буквально перенята из индуистской системы йоги.
В суфийском процессе обучения шейх не учит в общепринятом смысле, то есть давая прямые объяснения, а создает ситуации, на которых ученик учится сам. Это очень напоминает педагогическую систему тибетских лам, которые используют те же методы, быстро развивающие в учениках способность к самостоятельному мышлению. Кроме обычных методов, в суфизме существуют и "скоростные", секретные техники духовного развития, подобные тибетской ваджраяне, позволяющие совершить подготовленным ученикам очень быстрое продвижение вперед.
По словам суфия-певца Амира Хосрова, "хотя религия индусов не точно соответствует моей, в общем мы верим в одно и то же, а те, кто критикует их за идолопоклонство, должны бы брать у них уроки веры и преданности в богослужении". Перс, воспевающий красоту и славу Индии, он покорил ее сердце, хотя был мусульманином в первом поколении. Песни Амира Хосрова, известного как "бард Индии" ("тут-и-хинд"), являются популярными (без какого-либо изменения в текстах) и в наши дни, хотя создавал он их более семисот лет назад. Он пел о бескрайней и прекрасной земле Индии, о печали утраты любимой, о долгих дождях и опадающей листве. О женщинах Индии он говорил так: "Они элегантны и мягки в общении, очаровательны, чисты и умны".
"Айн-и-Акбари" (институты императора Акбара) перечисляли 14 весьма известных в то время суфиев, причем шесть из них привлекали как индусов, так и мусульман. Наиболее выдающийся из них - шейх Моид-уд-дин-Чисти. Он прибыл в Индию из персидского города Чист в годы правления Притхвираджа Чаухана и поселился в Аджмере, великом религиозном центре индусов. Среди его знаменитых учеников был Кутуб-уд-дин Бахтиар, возле усыпальницы которого в Мехрауи (Дели) празднуется популярный во всех кругах общества - от ремесленников до аристократов - фестиваль цветов "Фул-Валон-ки Сейр", начало которому положил Амбар-Шах II, а расцвет происходил во времена последнего могольского императора Шах-Зафара. Удивительно, но фестиваль этот проводился даже при Британском режиме. Его организация прерывалась только с 1942 по 1962 год и была восстановлена Джавахарлалом Неру.
Суфии-чисти, называвшие индусов своими братьями, вели жизнь в строгости. Когда шейха Моид-уд-дина Чисти спрашивали, что было проявлением высокой преданности Богу, он отвечал: "Избавление людей от страдания, кормление голодных и удовлетворение насущных нужд страждущих". Среди его наставлений последователям было: "Развивать реку великодушия, солнце любви и землю гостеприимства". Этого шейха называли также "Гариб навазу" ("Защитник бедных"), "Султан-ун-Хинд" и "Найб-и-Расулуллах-Фиал-хинд" ("Ставленник пророка в Индии").
Другим светилом суфиев-чисти был Хазрат Низамуддин Аулия (1236-1325 г.г.), известный как "Мехбуб-и-илахи" ("Возлюбленный Бога"), который поселился в Дели и наставлял там учеников более чем полвека.
Фарид-уд-дин Масуд Гандж-е-шакар из Пак-Паттана (Пакистан, 1175-1265 г.г.), которого называли также Баба Фарид, был великим святым, суфием и поэтом, писавшим на пенджаби. Его усыпальница в равной мере посещается как индусами, так и мусульманами. Он говорил, что "Жизнь - это невеста, за которой приходит жених-смерть". Он вопрошал: "Зачем ты бродишь в лесах, о Фарид, ранишь ноги о колючки и чертополох? Ищи всемогущество не в лесах и пустынях, а внутри себя".
Баба Фарид воспевал просторы Пенджаба, весенних журавлей, летнюю жару, облака, приносимые муссоном. Сколь близка его поэзия человеку любой религии говорит то, что куплеты Баба Фарида "Доха" включены в священную книгу сикхов "Ади Грантх", тексты которой и в наши дни круглосуточно читаются в Золотом храме Амритсара.
Поэты вообще были основными распространителями суфийской мысли. Они пользовались тайным языком метафор и словесным шифром, которые служили защитой от вульгаризации образа мышления, а также от обвинений в ереси или гражданском неповиновении.
Вот что пишет Ошо в книге "Тантра":
"Суфийский мистик Мансур был убит только из-за переживаний, связанных с "третьим глазом". Когда он впервые осознал это внутрен-нее пространство, он стал кричать: "Я - Бог!". В Индии ему покло-нялись бы, потому что Индия знала очень многих, кто пришел к познанию внутреннего пространства в "третьем глазе". Но в мусуль-манской стране понять его было трудно. Поэтому утверждение Мансура: "Я есть Бог - Анал хак!" было воспринято как нечто антирелигиозное, поскольку ортодоксальным мусульманам невозможно представить, что человек и Бог могут стать единым. Человек есть человек. Он создан. И создателем его является Бог. Так как же созданное становится создателем? Так что утверждение Мансура о том, что он Бог, не могло быть понято - он был убит. Но когда его убивали, он смеялся. И кто-то спросил: "Почему ты смеешься, Мансур?"
Говорят, что Мансур ответил: "Я смеюсь, потому что вы не убива-ете меня, вы не можете убить меня. Вы обмануты этим телом, но я не являюсь этим телом. Я - создатель этой вселенной и именно мой палец приводит в движение всю эту вселенную с самого начала".
В Индии его бы легко поняли. Подобный язык был известен там в течение многих веков. Мы знаем, что наступает момент, когда познается внутреннее пространство. Тогда человек вроде бы сходит с ума. И человек в такой степени уверен в этой реализации, что даже если вы убьете Мансура, он не изменит своего утверждения - по-скольку на самом деле вы не можете убить его как такового. Теперь он стал целым. Теперь нет возможности разрушить его.
На примере Мансура суфии поняли, что в подобных ситуациях лучше молчать. Поэтому после Мансура суфийская традиция неуклонно поучала своих посвященных: "Когда бы вы ни проникли в свой "третий глаз", оставайтесь молчаливыми и не говорите ничего. Когда бы это ни случилось, сохраняйте спокойствие. Не говорите ничего или просто продолжайте говорить некоторые формальные вещи, ко-торым люди верят".
Так что ислам имеет теперь две традиции. Одна является обыч-ной, обращенной наружу, экзотерической; другая, реальный ислам, суфизм, является эзотерической. Но суфии молчат, потому что со времен Мансура они поняли, что разговор на том языке, который приходит к человеку после открытия третьего глаза, приводит к ненужным сложностям; это никому не помогает".
Одного суфия как-то спросили, почему суфии используют слова в особом смысле, по возможности, наиболее удаленном от их привычного значения. Он ответил: "Подумайте лучше о том, почему обычный человек страдает от тирании слов, которые привычка делает неподвижными до тех пор, пока они служат только в качестве инструментов.
Святой суфийского направления "чисти", шейх Наасир-уд-дин Чираг (Дели) во многом препятствовал вмешательству султана Мухаммер-Бин-Туглока в религиозные обряды, проводимые на могиле ("дургаха") ибн Батута. Некий мавританский путешественник рассказывал в своих записях о посещении многих монастырей - от Мултана до Деванагри и от Дели до Лахнаута, отмечая, что самым важным считает монастырь шейха Чирага.
В Бенгалии суфизм-чисти был принят султаном Хуссайн-шахом, который даже был родоначальником известного движения "Сатья Пир". Главным представителем чисти в Гулбарге и Карнатаке был Саид Мохаммед, известный также как "Гесу Дараз" ("Символ милосердия и благотворительности") или "Банга Наваз" ("Покровитель бедных"). Он был одним из немногих поэтов юга, который писал на урду. Кстати, есть мнение, что урду сформировался в южной Индии и его старое название было - "дахани", что отражено в имени известного поэта Вали Дахани.
Другим суфийским орденом в средневековой Индии были сухриварди. Их центр размещался в Джанпуре, а отделения в Манду и Гвалиоре (Мадхья Прадеш). Они проповедовали "чхатри" - синтез индуистского и мусульманского мистицизма, и создали даже параллельную терминологию. Школа суфиев процветала также в Уттар Прадеше. И еще одна, появившаяся во время правления императора Акбара, продолжала традиции среднеазиатского направления накшбанди ("художники"). Ее представителями в 17-18 веках были хаджа Баки-би-Улах из Дели и Мирза Махзар Джан-и-Джахан.
18 век был отмечен жизнью великого суфия - Шаха Валиуллаха, который перевел святой Коран на персидский язык. Чуть позже два его сына перевели Коран и на урду. Голос Шаха Валиуллаха был голосом согласия и примирения. Он настаивал на необходимости кодификации законов по социальной, религиозной и правовой практике людей в разных регионах Индии. Он стоял за новый социальный и экономический порядок, основанный на гуманизме искусств и рационализме наук. Помыслы этого мудрого и проницательного суфия намного опережали его время.
Такие традиции суфизма, как духовное подвижничество, невладение имуществом и другие, в 19 веке развивали Свами Рамакришна Парамахамса, Свами Вивекананда, Свами Даянанда, Свами Рам Тиртх. В 20 веке они поддерживались Свами Ранганатхананданом и Свами Чиданаданом, которые учили простоте мирской жизни при высотах постижения жизни духовной.
