"Гуру Нанак не является монополией только сикхов или одной Индии. Он принадлежит всему человечеству. Он принадлежит миру, и мир принадлежит Ему. Он засвидетельствовал славу Бога, единство людей, единство закона - закона товарищества и любви людей. Он пришел примирить все религии и все веры. Он пришел привести в гармонию все священные писания мира. Он пришел, чтобы провозгласить общечеловеческим языком учения не только древней Индии, но единую мудрость, которая так красноречива в учениях всех пророков, апостолов, мудрецов и провидцев; чтобы показать, что во всех храмах, алтарях и таинствах человека сияет одно пламя любви. Самой сутью послания Гуру Нанака была любовь к Богу и любовь к человеку.
Гуру Нанак пришел в критическое время в истории Индии. В то время страна, раздираемая междоусобной борьбой, быстро попадала в руки моголов. Индусы и мусульмане непримиримо боролись друг с другом. Само подобин религии выродилось в фанатизм, а дух человеческий был задушен и заглушен обрядами, ритуалами, верованиями и церемониями; расцвели кастовость и неприкасаемость. Люди утратили веру в себя. В благословенное имя религии творились зверства теми, кто был полон ненасытности, жадности, вожделения и аморальности. Несправедливость и ненависть были обычным делом. Как правители, так и подданные утратили всякий стыд и приличия.
В этот мрачный момент истории появился Нанак, чтобы привести в порядок дом и придать форму судьбе миллионов индийцев. Он стал проповедовать во имя Бога, ничего не требуя для себя, а жаждая лишь служить людям и спасти их от деградации и осуждения на вечные муки. Он молил Бога о милости: "О Господи, весь мир охвачен незримыми огнями. Спаси мир в этот мрачный час! Возвысь их до Себя. Возвысь их любыми способами, какими Ты можешь!"
Нанак родился 15 апреля 1469 года в маленькой деревушке Талванди (Сейчас - Нанкана Сахиб) в 40 милях к юго-западу от Лахора (ныне в Пакистане) и принадлежал к касте браминов. Его отец, Мехта Калу из племени Веди Кхатри, был деревенским патвари (служащим налогового управления, регистрирующим земельные владения). Древнее жизнеописание Гуру Нанака, "Джанам Сакхи", рассказывает нам об обстоятельствах Его рождения.
Когда до конца ночи осталось 1,5 стражи (стража = 3 часа), у ворот Калу раздался Звук, не извлеченный ударом (мистический Звук Музыки Сфер). Боги, сиддхи, натхи, йоги, герои и аскеты выразили почтение родившему Святому: "Воплотившийся Высший Дух пришел спасти мир. Ему должно оказывать почтение". Прямо ночью Калу пригласил семейного жреца с просьбой составить натальную карту (расположение планет в момент рождения) по случаю рождения сына. Расспросив акушерку о точном времени рождения и о том, какой звук первым издал ребенок, жрец сказал: "Слушай, Калу! Если бы он родился в полночь, то стал бы великим торговцем. Но он родился в следующую стражу, когда ночь уже была на исходе. Эта ночь была очень важной точкой времени. Над его головой мне видится зонтик - знак царственности. Покажи ребенка". Осмотрев его, пандит сказал: "Он родился в благоприятный момент. Этот человек - великий святой, он пришел в твой дом. Такого особенного святого раньше не было. Был Шри Рам Чанд. Был Господь Кришна, которым поклоняются индусы. Но этому будут поклоняться как индусы, так и мусульмане. Имя его прогремит на Земле и в Небесах. Деревья и травы будут повторять: "О Нанак, Нанак!". Океан даст ему доступ к себе. Он будет мысленно читать Волю Всевышнего. Кроме Высшего Господа он не будет признавать никого. О Калу, какое горе, что я не увижу величия, которого он достигнет!"
Когда Нанак подрос, он начал играть с мальчиками, но интересы его не совпадали с их интересами. Его интересовал Лишенный Формы. В 7 лет он начал говорить о Шастрах и Ведах. Он понимал все, о чем говорил. Все питали к нему доверие. Индусы говорили: "Родилось божество". Мусульмане говорили: "Родился святой человек Бога". Отец привел его к учителю. Тот написал ему буквы на дощечке и дал мальчику. Нанак читал один день. На вопрос учителя: "Почему ты молчишь, почему не читаешь?", он ответил: "О учитель, а ты сам прочел все то, что даешь читать мне?". "Я прочел все", - ответил учитель. Нанак сказал: "О учитель, при чтении этих слов люди попадают в ловушки. Все это вздор" и произнес стих. Пандит удивился и выразил почтение Нанаку, как совершенному человеку: "Что придет тебе на ум, то и делай!". Нанак оставался дома, но не работал. Он встречался со святыми людьми. Калу поражался, что Нанак так ведет себя.
В 9 лет на Нанака был надет браминский шнур. Кроме пенджаба и хинди, он научился читать на персидском. Он не открывал своих мыслей никому. Вскоре отец велел ему пасти буйволов. Нанак ложился на краю поля и впадал в транс, а буйволы свободно паслись. На третий день они испортили посевы на соседнем поле. Хозяин потребовал возместить ему ущерб. Калу ответил: "Ничего у тебя не испорчено, о брат. Ну и что, если буйвол украл что-то с твоего поля? Бог благословил это поле". Староста сказал Калу: "Если вы считаете его сумасшедшим, зачем посылаете его на работу одного?" Калу ответил: "Господин, что мне делать, он и вправду сумасшедший". Тут заговорил Нанак: "Господин, ничего из собственности этого человека испорчено не было, он говорит неправду. Пошли своих людей, пусть они посмотрят. Ни одна травинка не сорвана и не вытоптана". Староста послал проверить. И что же они увидели? Ни одна травинка не оказалась испорченной.
Однажды в мае Нанак вышел из дома пасти буйволов. В жаркий полдень он лег под деревом отдохнуть и пригнал туда же буйволов. Пока он отдыхал, черная змея раскрыла свой капюшон над его головой. Староста, возвращавшийся домой с поля, увидел спящего мальчика и черную змею, стоящую над ним. Староста остановился и заметил, что тени от других деревьев ушли, а тень того дерева, под которым спал Нанак, осталась неподвижной, укрывая его. Он подумал: "Если мальчик жив, тогда он - какой-нибудь пророк, но если он надышался дыханием змеи, тогда он мертв". Нанака разбудили. Увидев, что над его головой стоит староста, мальчик сложил руки, приветствуя его. Староста обнял Нанака и поцеловал его в голову, проявив к нему большое почтение. Он сказал: "Смотрите друзья, я уже видел удивительную вещь и снова вижу сегодня. Этот мальчик не простой, на нем благодать Божья". Староста позвал Калу и сказал ему: О Калу, не считай этого мальчика просто своим сыном. Он - преданный Высшему Господу! Не говори своему сыну: "Будь проклят!". Он - великий человек, а моя деревня - жертвоприношение ему! Ты, Калу, в чьем доме родился такой сын, был осчастливлен". Но Калу сказал: "Это знает только Бог" и пошел домой.
Нанак отказался делать любую работу. Он держался только общества факиров и не разговаривал больше ни с кем. Вся его семья горевала, они решили, что Нанак все же сошел с ума. Все попытки убедить Нанака, заставить его обрабатывать поле, пасти скот или работать в магазине кончались ничем. Нанак молчал. Три месяца он лежал в трансе, не ел и не пил ничего. По настоянию семьи Калу привел врача. Когда тот взял Нанака за руку, Нанак отдернул ее, поднялся и сел со словами: "О врач, что ты делаешь?" - "Я изучаю болезнь, возможно, она в твоей душе". Нанак засмеялся и произнес стих: "Говори брат "Вахе Гуру""
Отец решил отправить Нанака в Султанпур к Джайраму, за которым была замужем сестра Нанака. Джайрам устроил его работать кладовщиком. Отмеряя зерно, Нанак доходил до числа 13 ("Тера", что означает также и "твой") и впадал в транс, повторяя: "Тера, тера. Я Твой, Господи, я твой". Несмотря на это, Нанак прослужил там два года и был отмечен похвалами ха свою честность. Отец, по совету Джайрама, решил женить Нанака в возрасте 18 лет, чтобы заставить его уделять больше внимания мирским делам. У Нанака было двое сыновей - Шри Чанд и Лакшми Дас. Девять лет Нанак прослужил на службе у наваба.
Однажды утром Нанак пошел искупаться на реку Баин, впал в транс и не выходил из воды три дня. Тут он ощутил, что стоит перед троном Наивысшего, который приказал ему тотчас же заняться своей Божественной Миссией. После этого, когда Нанак пришел домой, он раздал все, что имел, бедным, и кто бы ни спрашивал, что он обрел, он отвечал: "Нет ни индуса, ни мусульманина".
Отныне Нанак, теперь в возрасте 27 лет, занялся своей всеобщей Миссией - наставлением и спасением мира. Он взял с собой мусульманина Мардану. Мардана играл на ребеке, а Нанак пел людям свои трогающие сердце гимны на языке, на котором говорили окружающие. Иногда он ходил по Пенджабу, обращая в свои взгляды индусов и мусульман.
В Саидпуре он остановился в доме плотника Лало и этим навлек гнев высококастовых индусов. Нанак отказался прийти к одному из них, Бхаго, на праздник в честь его предков и был приведен туда силой. "Ты не пришел есть со мно, а ел с шудрой, что ты за человек?" - спросил его хозяин. Нанак ответил: "В твоем хлебе - кровь бедных, а хлеб Лало, заработанный им в поте лица своего, сладок, как молоко". Нанак сдавил в своих руках хлеб из обоих домов - из хлеба Лало сочилось молоко, а из хлеба Бхаго - кровь. Лало был первым уполномоченным миссионером Нанака.
Имя Нанака прогремело не только по всему северу, югу, востоку и западу Индии, но также далеко за ее пределами - в Аравии, Месопотамии, Цейлоне, Афганистане, Бирме и Тибете. Он потратил более 30 лет своей жизни, чтобы пешком пересечь все эти страны. На своем пути он был однажды плохо принят в одной деревне. Эту деревню он благословил со словами: "Да будете вы процветать здесь". В другой деревне знакам внимания, оказанным ему, не было границ. "Эта деревня, - молился он, - должна рассеяться". Когда Мардана спросил его об этих странных высказываниях, Нанак ответил: "Те, кто принял нас плохо, пусть процветают и будут там, где они есть, чтобы они не загрязняли других своим непочтительным поведением. А если те, кто принял нас хорошо, рассеются, своим примером они сделают и других тоже добродетельными и воспитанными".
В последние годы жизни Гуру поселился со своей семьей в Картапуре как фермер, где к нему присоединились также некоторые из его последователей. Именно в Картапуре была впервые основана бесплатная кухня, и каждый, кто приходил повидать Гуру Нанака, принимался на ней независимо от касты, веры, пола и статуса в жизни. Он освободил не только бедных и униженных, но также и женщин, сделав их равноправными как в общественных делах, так и в духовных.