Кошка обыкновенная
Эва не была похожа ни на одну знакомую девчонку.
Когда администратор туркомплекса распахнула перед нами дверь номера, сказав "Располагайтесь... Сюда уже вселилась одна отдыхающая...", и я у окна с ярко-голубым небом встретила веселый синий взгляд, то подумала, что мне повезло - с такой соседкой не соскучишься.
Она подошла поближе, оглядела меня сверху донизу, чуть склонив к плечу голову, и, видимо довольная моим видом, произнесла: "Эвелина..."
При этом она двумя наманикюренными пальчиками коснулась своего, а затем моего левого плеча. Такая манера знакомиться? Я протянула было руку: "Ольга...", но ладонь повисла в воздухе.
- Бэби! Ты же видела как надо?!.. - укоризненно выговорила она, сжала мои пальцы кроме среднего с указательным и ткнула ими в предплечья. Но в неловком этом жесте не было изящества...
Ничего, научишься, - расхохоталась Эвелина и, наконец, заметила маму, договаривающуюся о чем-то с администратором.
- О! Бэби в сопровождении гувернантки и престарелых родственников?
К счастью, мама не расслышала. Но неужели эта девочка и ей будет также представляться? В таком случае отдых испорчен! Мама, как педагог с огромным стажем, сразу возьмется ее перевоспитывать. Я постаралась перехватить инициативу;
- Мама, это Эвелина... Зинаида Федоровна...
Девочка преобразилась мгновенно: скромно потупленный взгляд, вежливая улыбка, книксен:
- Очень приятно! Вы не против, что я заняла постель у окна? Может, вы нездоровы, и вам важнее свежий воздух?
Мама расплылась в улыбке, покосившись на меня. И, я знаю, в очередной раз подумала, что мне не хватает ласковости и услужливости.
- Ну, нет уж, Эвелина. И я здорова, и ты выбираешь - по праву первого. Какое красивое имя у тебя! Дома, наверное, Эвой зовут?
- Да...
- Из Прибалтики?
- Раньше в Риге жили, сейчас в Москве. А на лето к дедушке приехала, и он здесь на заводе для меня путевку взял.
- Тогда наш папа должен его знать - всю жизнь на заводе. А на каком этаже здесь твой дедушка?
- Ни на каком! - Эва удивленно вскинула синий взгляд: - Он в городе остался.
- И ты одна приехала? - уточнила мама.
- Конечно...
A сейчас мама, наверняка, подумала, что я бы одна ни за что сюда не поехала бы, даже если бы и была постарше... как Эва... И что мне не хватает самостоятельности и общительности.
- Зинаида Федоровна, мы погуляем с Оленькой?
- Обязательно! Только к обеду возвращайтесь и в горы далеко не забирайтесь.
- Нет, нет... мы тут рядышком... А может, и вы составили бы нам компанию?
- Что ты, Эвелина!.. Я собираюсь всю неделю отсыпаться и читать. Физических нагрузок мне и дома со школой хватает.
- Ладно, не скучайте, - ласково пожелала ей Эва в дверях, выдернула меня из номера: - И слава Богу! Я уж испугалась, что муттер будет пасти тебя с утра до вечера.
Меня слегка покоробило такое отношение к чужой для нее, но моей ведь, маме. Только неприязнь мгновенно отлетела - Эва закричала "Ура!" и резким ударом отбила шальной мяч к волейбольной сетке,
- Эй! Давайте к нам! - закричали из обеих команд. Эвелина прищурилась и, кажется, выбрала сильнейшую, а мне кивнула на другую. Но я села под чинарой рядом с парнем с забинтованной рукой и стала просто смотреть на игру. Волейболист из меня неважный - руки слабые - только ребят подводить. И вообще спортсмен я никакой, к папиному глубочайшему огорчению. Он заводских футболистов тренирует, даже во сне кричит: "Витька, мазила! Куда бьешь?". А у самого - мало того, что не сын, а дочь, так еще с замедленной реакцией... Любит же, знаю, а каждый день слышу раздраженное: "Спящая красавица". Но я же не специально! Просто не получается быстрее. Утром в школу опаздываю, бегу, а стоит на секунду отвлечься и не думать про скорость, как тут же перехожу на "спокойную ходьбу". Такая уж уродилась. Папа, наверное, меня на Эву запросто поменял бы. Вон как она летает по площадке. Легкая, быстрая, как он про таких говорит: "моторная". Сплошное удовольствие смотреть. Вот именно - "смотреть". Сколько помню себя - столько и стадионы. Папа привел меня однажды к своей знакомой, тренеру по акробатике. Думал, хоть тут толк выйдет - девочка худенькая, гибкая. Да не тут то было. Она со мной повозилась немного и рукой махнула, через неделю перестала внимание обращать. Папа подошел ко мне на тренировке, спрашивает: "Ну почему? Все - перевороты делают, а ты даже на стойку ленишься встать?". Я попробовала объяснить, что мне скучно и неудобно стоять вниз головой, а он не понимает...
Опять Эва подала мяч, который не смогли отбить, и он звонко ударился о площадку. Вот молодец!
Вдруг рядом со мной раздался разбойничий свист - мой сосед вскочил, глянув на часы:
- Эй, ребята, кончай! Без обеда останемся! Айда в столовую!
Разгоряченные, вспотевшие подбежали к Эве.
Надолго приехала? Как зовут?
- Эвелина, - произнесла она, словно мятным ветерком пахнуло, и, как со мной, коснулась пальцами себя и каждого из собравшихся возле. Это было здорово! Она будто очертила вытянутой рукой магический круг и протянула веер радиусов между собой - в центре - и каждым заинтересованным или опешившим от удивления. Все стали хором представляться: "Саня, Гога, Тамара, Таня, Антон,...", но она не дослушала, отпускающе бросила: "Ладно, потом разберемся!" и собралась было уходить, но к ней приблизился парень с перевязанной рукой. Чего-чего, а уж доброжелательной улыбки на его лице не было. Командир? Лидер, почувствовавший, что становится "бывшим"? Может, его оскорбила готовность ребят следовать за невесть откуда свалившейся девицей?
- Надо не так! - сказал он. - А вот так... Андрей!
Он поднес пальцы здоровой ладони к губам, то ли дунул, то ли плюнул, то ли поцеловал их и, не сводя глаз с Эвы, неожиданно резко качнулся в ее сторону, дотронувшись до гладкой щеки - то ли погладил, то ли ткнул.
Все на секунду замерли. Наверное, взвешивали свое отношение к неопределенному жесту и соображали, как бы прореагировали на Эвином месте. Вызов? Ласка? Пренебрежение?
Эвелина вскинула голову и четко произнесла:
- Хиркус церритус!
Повернулась спиной к Андрею и шагнула из круга, разомкнувшегося перед ней. Тут Эвин взгляд упал на мзня.
- Ох, Ольга! Забыла... - она взяла меня за руку и снова оказалась в центре. - Моя подруга. Прошу тоже любить и жаловать. Оля. О-ля-ля! А это... - Саня, Гога, Тамара, Таня, Антон...
Не знаю как другие, но я восприняла это как фокус. С одного раза запомнить десяток имен и, не перепутав, назвать их через несколько минут. Вот артистка! Все кроме Андрея одобрительно рассмеялись. Кто-то захлопал в ладоши.
- Ну... разбежались! - скомандовала Эва.
Мы поднялись в номер. Мама сказала, что уже хотела идти нас разыскивать.
- Да куда же мы денемся? Зинаида Федоровна, миленькая, вы идите займите столик пока мы умоемся. Пусть накрывают. Ладно? - И она ослепительно улыбнулась, заглянув маме в глаза.
- Хорошо. Только скорее. Чтобы не остыло.
Мы остались одни и Эва начала священнодействовать перед зеркалом. Смочив волосы, она отдельные прядки лепила ко лбу, часть волос зачесывала хохолком кверху.
Я умылась, провела руками по косам. Нет, не растрепались. Хотя я же и не играла в волейбол.
Села в кресло, стала смотреть на Эву.
У нас дома зеркало висело только в коридоре. И в него, если заглядывали, то мельком. Разве что мама перед ответственным совещанием проводила минуту-другую, подкрашивая губы. А мне, причесаться, оно и вовсе не нужно было. И смотреть на себя лишний раз никакого интереса. То ли дело - в окно. Пальцы привычно заплетают косы, а я смотрю на огромный портрет какого-нибудь актера. И на людей, толпящихся у кассы кинотеатра. Утром малышня за сказками прибегает. Как воробьи прыгают, чирикают. Днем старшеклассники и студенты... А вечером - публика неторопливая, солидная. И никакой кинорекламы не надо. Смотришь - зрители выходят увлеченные, веселые или, наоборот, грустные, с покрасневшими глазами, значит, фильм стоящий. А если позевывают равнодушно, то лучше книжку почитать...
Эва все еще перед зеркалом. А прическа лучше не становится.
- Тебе не повезло с парикмахером? - сочувственно спросила я и попыталась утешить ее: - Ну ничего, отрастут - поаккуратнее пострижешься.
Она внимательно посмотрела на меня и вдруг расхохоталась:
- Фелис вульгарно! Это же супер-панк! Меня лучший мастер стриг. Запись за неделю.
- Правда? - удивилась я. - А почему тогда так неровно и словно общипанно?
- Нет, твоя наивность меня определенно умиляет. Но все же воспитанием придется заняться. Нельзя же быть такой cepoй!
- А что ... как ты сказала? Вульгарно... чего?..
- Фелис вульгарно. Это по латыни "кошка обыкновенная". Примитивная, значит. В полосочку. Пошире - темненькие, поуже - светленькие.
Я начала обижаться. Отчего это позволять себя обзывать?
- Ну не дуйся. Такая привычка у меня.
- Ты латынь учила?
- Для сего учить не надо. Десятка слов хватает.
Какая замечательная, не похожая ни на кого девчонка!
- Главное, не походить на других!
Ой, словно мою мысль повторила!
- Кстати, ты чуть-чуть выросла в моих глазах, так как первая поинтересовалась переводом моих ругательств. Поэтому заслужила откровение. Слушай, я сама удивляюсь, как все глотают мою латынь. Кто кивает с умным видом, но я-то знаю, что ни черта не понимает, а кто в фонарный столб превращается... Но действует безотказно. Запоминают навсегда. Меня.
- Тебе так это важно?
- Конечно! Что угодно, только не прозябание и серость!
- А как ты Андрея обозвала?
- А-а! - Эва рассмеялась. - Хиркус серритус? "Козел безумный". Чокнутый. Представляешь, как выглядело бы, если бы я ему просто сказала "козел"? Фи! А так... И загадочно и ругательно!
- Но за что?
- Терпеть не могу людей, которые хотят за собой место для точки оставить.
- Ты хочешь эту точку сама ставить?
- Вот именно! Мне с такими тесно!
Да, не соскучишься.
- Пойдем? Мама заждалась, верно...
- И подождет еще твоя родственница, - отмахнулась она, еще раз задев мою болевую точку.
Сложно быть дочкой учительницы. Мама делала все, чтобы отделить меня от своей работы и ходили мы по утрам в разные школы. Она своих учеников обожала, о самых трудных и гениальных, могла говорить часами. Но даже, если они приходили к нам домой, выпроваживала меня на улицу или в другую комнату, боясь смешения понятий педагог и мать. Для меня она хотела быть только мамой. Один раз уговорила ее взять меня в лагере в свой отряд. "Ладно, - согласилась она, - попробуем. Но учти, в таком случае никаких мам. Только по имени-отчеству. И на общих основаниях...". И я пожалела, что поехала, хотя ей и не жаловалась. Девчонки окрестили воспитательницу "Вороной". За что? Удивлялись, что я упорно звала ее Зинаидой Федоровной, передразнивали мамину походку, возмущались, что не дает купаться до посинения. А одна была, самая вредная, показывала язык маминой спине или строила рожки. Под дружный хохот. Естественно, безнаказанно. А мне приходилось молчать, жалея маму в душе. Я разрывалась, смутно сознавая, что предаю. Только кого? Девчонок, которые спрашивали: "Может, ты больная? Нет? Тогда отчего такая примерная?". Их можно было понять: вода в бассейне была голубая-голубая, вылезать не хотелось. И спать днем тоже не хотелось. Или - маму, которая их всех любила и хотела, чтоб они вернулись в город толстыми и здоровыми? Но Эва была похожа на маленькую грубиянку, изподтишка показывающую язык. Что же делать? Перестать с ней разговаривать? И скучать целую неделю? Не хочется. Надо постараться быть рядом, но самой по себе.
Самой по себе не получалось. Дурацкая восприимчивость!.. Мама сказала, что я стала слегка растягивать слова. Как Эва. И кончик носа трогать, когда задумаюсь, и голову набок склонять. Как Эва.
Но я вовсе не хотела на нее походить. Я - это я и никем другим быть не собиралась. Пришлось последить за своими манерами. Хотя немного раскованности я бы перенять не отказалась. А вот этого не получается.
Как Эва анекдоты рассказывает! И выбрать умеет подходяще случаю. Если народу мало и все "свои", то она подмигнет и такой анекдотик выдаст, что я стараюсь прикинуться равнодушной и не очень краснеть, а мальчишки смотрят восхищенно: "Во дает!". А подойдет кто-нибудь из "престарелых", заинтересовавшись весельем, и из архива извлекается запись вполне безобидная, но не менее смешная.
И еще мне нравилось, как она берет в руки гитару, профессионально проводит по струнам, вслушиваясь в их звучание, перед тем, как передать инструмент кому-нибудь.
- Эва, ну сыграй! Пожалуйста! - просят ребята.
- Да я же не умею, - усмехается она, но так, что все уверены: умеет... умеет великолепно, но не играет, чтобы на ее фоне другие не выглядели слишком бледно.
Я решила выяснить - умеет или нет. Спросила напрямик.
- А когда я говорила, что играю?
- Никогда...
- Ну и в чем вопрос?
- В тоне, каким ты об этом говоришь. Вводишь в заблуждение.
- А если им охота заблуждаться? Я же не вру?
- Нет, не врешь... Удивительный ты человек, Эвелина!
Она польщенно заулыбалась.
- Сама знаю...
Нет, не врет, но все где-то на грани...
Спросила - кем работают родители? Но вразумительного ответа не получила. "В министерстве иностранных дел, - говорит, - а кем, сказать не могу. Секретная работа...". И тайна в глазах темнеет. Я не очень знаю про министерства, но, может, мать - уборщица, а отец - бухгалтер? Хотя по ее виду не скажешь.
Еще одни глаза следили за Эвелиной с критическим интересом. Но неприязни в них было больше. Андрей. Так уж получалось, что, когда остальные играли в мяч, мы молча сидели на скамейке, объединенные пристальным вниманием к Эве. Я сидела - понятно, потому что толком бить по мячу не умею. А он? Ладонь, кажется, зажила. Во всяком случае бинт был снят. Просто сам вышел из игры, ссылаясь на больную руку? Я видела как он на пустой площадке, видно соскучившись по мячу, послал его в корзину мощным ударом с десятка метров. Значит, из принципа, не хотел играть ни с ней, ни против... Но один раз Андрей не выдержал, сорвался.
Мы сидели на огромных валунах возле речки, не столько накупавшись - горная вода и летом - ледяная, сколько устав брызгаться и хохотать. Вдруг перед нами возникло нечто, совершенно не гармонирующее с ослепительным солнцем, белыми полосками далеких ледников, журчаньем воды... Это нечто было пьяным мужичком с оловянными глазками, заплетающимся языком и в белой рубашке с отметинами пыльных ступенек.
- У меня счастье... а может, горе... - бормотал он, - от меня жена ушла... у-у-у, выдра...
Мужичок утер слезу, достал из кармана пятерку и помахал ею над головой:
- Голубчики, сбегайте кто-нибудь за бутылочкой!
- А не хватит ли тебе, дядя? - спросила Эва. - Шел бы подальше!
- Да хватит, хватит, - закивал он, протягивая деньги Эвелине, - я не для себя... Хотел, чтобы вы выпили за мое здоровье...
- Ах та-а-ак, - пропела Эва, забирая бумажку, - это мы можем, это мы - пожалуйста.
Мужичок стал бить себя кулаком по лбу, приговаривая:
- Счастье или горе? Счастье или горе?..
Андрей шагнул к Эве, выплеснув коротко: "Дрянь!". Она удивленно взмахнула ресницами.
- Отдай деньги! - протянул руку он. Эва нехотя рассталась с бумажкой.
Андрей сунул пятерку обратно в карман мужичка и повел его к кусту шиповника. Там еще росла чахлая травка.
- Ложись! Ложись и спи! - приказал он.
Тот беспрекословно опустился на теплый песок, закрыл глаза и отключился.
Андрей вернулся к нам: "Пошли?".
Первый раз я услышала как Эва оправдывается:
- Ну и глупо! Все равно он или пропьет их или потеряет.
- Не твое дело!..
- А в магазине ананасовый сок появился. И нам хватило бы на две жестянки. Это каждому - почти по стакану.
- И компотом столовским обойдешься!
- Андрей, ну ты уж чересчур! - вступилась за Эву кудрявая Танечка.
Ребята поддержали ее:
- Она же хотела как лучше!
- Кому? Себе? Ему? - Андрей не оглядываясь полез вверх. Не по тропинке, а напрямик, по осыпающемуся крутому склону.
Это был наш последний день в горах.
Вечером пекли в костре на берегу картошку, выпрошенную на кухне. "Ах, картошка - объеденье...". Руки и носы в саже. Соль и обгоревшая корка похрустывают на зубах. Вкусно!
Умылись и стали прощаться. Автобус отъезжал рано утром. Остающиеся еще будут спать.
Эвелина перецеловалась с девчонками, потрепала по вихрам ребят.
- Теперь нам будет скучно, - сказал кто-то. Она победно вскинула голову:
- Андрюшенька вас развлечет!
- Да, развлечет... - вздохнула Таня, - очень уж он серьезным стал.
- Спасение отдыхающих - дело рук самих отдыхающих, - помахала всем рукой Эвелина, - может, следующим летом выберусь к вам снова. Пишите письма! Чао-какао!
Но если для других слова про письма были ни к чему не обязывающими, прощальными, то для меня они имели продолжение.
Адресами-то мы с Эвелиной обменялись. Да мало ли кто оставляет свои координаты без надежды на дальнейшие встречи, послания... И я не ждала писем.
Но к 1 сентября пришла коротенькая поздравительная открытка.
Промолчать было невежливо, и я отправила ответную, извинившись за запоздавшее поздравление.
Потом получила письмо подлиннее. За ним еще... Эвелина описывала свою жизнь. Что ни день, то приключение. Она их словно магнитом притягивала. То ли обстоятельства складывались вокруг нее так, что и слово "складывались" не подходило? Завихрялись? Кипели? А она случайно оказывалась в центре событий. То ли она сама раскручивала их? Стоило ей пойти в театр, кафе или на дискотеку, как там обязательно или "юпитер" взрывался, или милиция оцепляла зал - ловили преступника, или кто-то из популярных киноактеров рядом располагался. И очень живо описала Эва, как они разыграли целую толпу на центральной улице. Я словно сама там присутствовала... "Эва и К°" задирали головы к верхушке столба и удивленно восклицали: "Вот это да! Смотри, смотри, какой большой! Ой! Первый раз такого вижу!". Показывали пальцами вверх, охали. Редко кто проходил мимо. Люди останавливались, интересовались что происходит, переспрашивали, тоже старались что-то разглядеть... И когда поднабралось их порядочно, Эва первая расхохоталась и оставила в дураках одураченную публику. "Развлекается молодежь!" - неодобрительно подумала я. Но в глубине позавидовала умению Эвы веселиться.
А я что напишу? Жизнь совершенно серая. Точно. "Кошка обыкновенная". Ни тебе - шпионов, ни ресторанов. Уроки - дом. Школа в двух шагах. Приключения разве только что в книжках. Даже в очереди к кинокассам за окном ни драк, ни спекулянтов - дисциплина, доброжелательность, скучающие на скамейках дружинники. О чем писать? Не о чем. Так и сообщила. А она ответила, что погибла бы от такой жизни. С тоски повесилась бы. Посоветовала оглянуться вокруг. Положить на кого-нибудь взгляд. В смысле - мальчика завести. И обидела мимоходом: "Понимаю, что влюбиться в тебя мудрено, но хоть ты сама влюбись... Для разнообразия и интересу...". Может, она считает, что я - дикарка? Синий чулок? Нет - серая в полосочку.
На совет влюбиться я только усмехнулась. Как будто это так просто! По заявкам учащихся...
Неделю назад был у нас урок обществоведения. Сначала говорит об общих чертах характера, потом переключились, на черты, которые мы сами ценим друг в друге. И так заговорились, что не разбежались по домам после звонка, а остались на классный час, как и следовало по расписанию. Вот что значит заинтересовались.
Клавдия Петровна сидит в сторонке, слушает, а говорим мы.
Алена Чигарева спрашивает:
- Не будет войн, не будет авралов - спокойствие, мир. Значит, геройство, подвиги исчезнут? Вообще? Вместо них - целеустремленность и творческая отдача? Правильно?
- Нет же, - вступил Марат, - в жизни не могут совершенно исчезнуть экстремальные ситуации! Наука будет дальше развиваться, а это - новые открытия, неизвестно что несущие. Все равно будет где-то передний край. Стойте! А космонавтов забыли! Тут на все века останется место подвигам.
- А женщины любят героев! - выкрикнул кривляясь Ленька Коротких
- Кому бы о чем! - оборвала его Оксана.
- Ну и что такого? - вступилась Катька. - И ничего забавного! И правильно. Да! Героев! Потому что с героями интересно. Потому что человек, который может совершить поступок несет в себе мощный заряд! Нечего хихикать! Если хотите, обладает особым биополем!
- Бравые гусары входят в город! Ура! - завопил Ленька.
- И стояли барышни у окошек... - пропел Вячик.
- Будете героями и вас полюбят, - "успокоила" ребят Алена.
- А вот еще интересный вопрос, - вскочила Оксана: - Только я скажу, если пообещаете не гоготать!
- Ага, опять про любовь! Ну, валяй, послушаем! Ша, дети, тихо! - Это грубиян Ленька.
- Вот кто как хотел бы - чтобы он сам любил больше, или чтоб его сильнее любили, или чтоб поровну.
- Так тебе и рассказали!
- А давайте - тайным голосованием? Или это по- другому называется? Ну, на бумажках напишем и посчитаем кого больше...
- Давайте! А на бумажках напишем еще кто отвечает на вопрос - мальчик или девочка...
- Мальчик!.. - возмущенно пробасил Пермюшин, - еще скажи "ребятенок"!
- Ну, мужчина, все равно на "м". Поняли? По-быстренькому. Ставим цифру и "м" или "д".
Тут же нарезали квадратиков, раскидали их, на минутку задумались, и зацарапали что-то, прикрываясь ладонями или тетрадками.
Я смотрела и удивлялась: откуда только активность появилась? Стоит заикнуться о стенгазете или шефском поручении - сразу все разбегаются как тараканы от дихлофоса. Вчера на соревнование по гандболу с параллельным классом пять человек пришло. И среди них я - со своей четверкой по физкультуре, проставленной за аккуратность и дисциплинированность. Проиграли, конечно. Да и не очень расстраивались. А тут... Ой! Уже подсчитывают! Что же написать? Поставлю - "д" и "3". Я за взаимность. Перевернула квадратик и сунула в общую массу.
Оксана с Вячиком разложили бумажки на три кучки. И чем ближе дело шло к концу, тем недоуменнее становились у них Физиономии.
- Ну что там получается, - не вытерпел Ренат.
- Пусть Ксюшка говорит, - сел на место Вячик.
- А почему это я? Сам давай!
Вячик вернулся:
- Получается странная картина. Три человека - две девчонки и один пацан выбрали взаимную любовь, а почти все девчонки голосуют за то, чтобы любили их. Вот тут даже кто-то приписал: "Пусть любят меня, а остальное приложится!".
Все задумались. Мальчишки сидели с разобиженными физиономиями. Спорить расхотелось. Славка Боборыкин поднялся первым, поворачиваясь к Клавдии Петровне:
- Можно, я пойду? На музыку опаздываю...
И все потянулись к дверям.
Я шла по скверику. Первые опавшие листья рыже шуршали под ногами. Синь просвечивала сквозь зелень и желтизну. А я думала про любовь. Взаимность, конечно, идеальна. А если нет? Что выбрать тогда? Кажется, девчонки правы. Когда муж любит жену больше, благодарен ей, то дома спокойнее, теплее. Легче стирать, готовить, заниматься нескончаемыми хозяйственными делами. Наверное. А мама с папой? Кто любит сильнее? Не знаю. Значит, одинаково? Потому и дома хорошо. Уходить не хочется...
Теперь гляжу на Эвино письмо. Влюбиться... В героя? Откуда только его взять? Нарисовать-придумать? С победным блеском в стальных глазах и непоколебимой уверенностью в себе? Нет. He хочется. А чего хочется? Внешность пусть будет просто симпатичная. Цвет глаз безразличен. Но... Глаза пусть будут как у Валерия Леонтьева. Не потому, что он кумир и звезда эстрады. Хотя, на виду - на слуху, поэтому, видно, сразу пришел в голову... Глаза у него всегда грустные. И нет в них самоуверенности. Даже когда поет самые веселые песни и смешно "бежит, бежит, бежит"... Ладно, хватит, размечталась. Так что же - Эвелине? Опять: "Никаких новостей, никаких со мной приключений, и влюбиться просто не в кого"...
А теперь есть о чем писать! "Приключение" - хуже некуда. И пожаловаться некому. Родителям? Бесполезно. Они на другой стороне. В согласии с коллективом. А у меня глаза только-только высохли. Но могу и снова зареветь. Дома можно.
В общем, если по порядку, вчера была физкультура. Я от своей неловкости ногу подвернула, охнула - связку растянула. Олег Викторович отправил на скамейку отдохнуть и я села рядом с Ксюшей - она форму забыла. Ребята метали копье с Олегом Викторовичем в углу двора. Классный журнал лежал рядом. Оксана, покусывая кончик авторучки лениво перелистнула его страницы. И вдруг чиркнула что-то на листе с "Физикой".
- Ты что? - не поверила я своим глазам.
- Четверку нарисовала.
- С ума сошла? Павел Петрович все оценки помнит!
- А может, пронесет?
- Во-первых, быть такого не может, а во-вторых, просто нечестно! Учить надо! Так бы все себе и рисовали...
- Оль, я сама не знаю, как так получилось. Нечаянно. Очень хотелось и ручка....
- За нечаянно бьют отчаянно. Что теперь делать?
- А если стереть? Или лезвием?
- Еще хуже испортим.
- Олька, давай промолчим. Авось не заметит?
- Я бы на твоем месте подошла к нему и честно призналась. Лучше всего. Он - неплохой. По-моему понял бы правильно.
- Нет, я не смогу. Пусть уж что будет.
- Зря. Ну, как хочешь. Только смотри, если пронесет, ты мне лично тему ответишь. Чтобы совесть была спокойна. Ладно?
- Оленька, золотце, конечно же. Думаешь, я не учу? Уж так учу! А к доске выйду - все из головы вываливается.
Мы стали ждать и надеяться. Но предчувствие у меня было отвратительным, и события развернулись в соответствии с ним.
Если бы злополучная четверка обнаружилась раньше или позже!
Так нет! Сегодня. На последнем уроке перед перевыборным собранием, где я должна была отчитываться за работу.
Хоть бы у Ксюшки оценки были поприличнее. А-то хорошая оценка затесалась среди троек. Не хочешь, но заметишь!
- Как так? - вскричал Павел Петрович. - Оксана в хорошисты выбивается?
И пошло-поехало. Докопался, выяснил момент истины и обстоятельства преступления. Перевел на меня указующий перст:
- Никеева... А ты... не ожидал! Как ты могла? Староста! Дочка педагога! Должна бы вроде понимать! Немедленно разобрать на собрании!
И собрание себя ждать не заставило. Пятнадцати минут не прошло, как я уже стояла у доски. Отчитывалась. Если бы не Ксюшка, все проехало бы тихо и спокойно. Зевая подняли бы руки и разбежались по домам. А тут словно проснулись. И стали на меня все сваливать. До кучи. Я смотрела в пол. Наверное, красная, как вареный рак, потому что чувствовала, как горячо щекам. Стояла и молчала, потому что было очень обидно, а оправдываться глупо, никто бы и слушать не стал. И потом - гордость... Ах так? И в классе скукотища. И в газете заметки - только для галочки. И дискотеку организовать не могу. А в 9б даже дни рождения отмечают! И еще вот - нечестные поступки покрываю. Оксана попыталась что-то пролепетать в мою защиту, но на нее зашикали: "Ты свое получишь, а Никеева пусть свое... по заслугам!". Славка Боборыкин закричал с места: "Да чё вы, ребята? Олька только и уговаривает вас что-нибудь сделать! Вот для музея трудовой славы - вчера подходила ...". Спасибо, Славка, век помнить буду! Наверное, вспомнил, как мама его вместе со мной из детсада забирала.
- Значит, плохо уговаривала, - веско заключил Марат.
Не думала, что они все такие... Инертные - да, но злые?..
Никакой работы не веду... Хоть бы кто-нибудь вспомнил как я отказывалась быть старостой! Никакого же призвания. И голос тихий. Подхожу: "Надо выступить на концерте". "Ну и выступай! А зачем тебя выбирали? Доверяем!!". И еще по плечу похлопают покровительственно. Обидно. Ужасно. Ну и пусть. Сейчас влепят выговор и переизберут. Еще чуть-чуть потерпеть!..
- Какие будут предложения?
- Оставить Никееву стростой! А выговор - условно! Она осознает.
Может ослышалась?
- Точно! Оставить!
- Но я же работу завалила! Я же не справляюсь! Я не способная, не получается.
- Вот и учись!
- Исправляйся!
- Доверяем! Ха-ха! Исправленному верить!
- Почему? Не надо.
- Надо, Никеева, надо.
Кто серьезно, кто со смешком, но вскинули руки единогласно. И словно испарились из класса. Я осталась одна, прекрасно понимая, что избрана "козлом отпущения". Опять уговаривать, переживать...
Славка на секунду вернулся. Пожалеть.
- Ладно, ты не расстраивайся, Оль! Наших что ли не знаешь? Плюнь и живи дальше.
Легко сказать. Сюда бы Эву. Она бы всех зажгла-завертела. Да только ради того, чтобы возле нее побыть, все обеспечили бы стопроцентную явку на соревнования. Не говоря уж о дискотеке. Дар! Я так ей и написала. Все как есть. И ответ получила:
"...Послушай, бэби, неужели у тебя нет других причин для переживаний? Сочувствую. Учишь тебя, учишь! О! У меня идея! Внимание! Следующие строки читай только при условии, что выполнишь предложенное. Даешь честное слово - читай! Нет - выброси в мусорку! Не подглядывая!".
Вот выдумала! Потребует бог знает чего - "для интересу", а мне потом отдуваться? Я скомкала письмо и швырнула в мусорное ведро. Скоро на него полетела яичная скорлупа - я приготовила омлет, посыпались влажные чаинки - мыла чайник. И в таком неприглядном виде я все же извлекла грязную бумагу с расплывшимися буквами из ведра, сама себя ругая за слабохарактерность.
"...Ага! Взыграло-таки любопытство! А задание вот: а) выбрать самый фешенебельный ресторан; б) посетить его в течение десяти дней; в) естественно, не с родителями; г) а с "милым другом". Все понятно? Включаю таймер. Отвлекись, встряхнись и почувствуй прелесть жизни. Для твоей же пользы стараюсь. Действуй" Звелина."
Ну и заданьице! Мне стало интересно. Смогу или нет? Сама понимала, что рассматривать культпоход в ресторан даже как шуточную цель - глупо и недостойно. Но попробовать захотелось. И себя уговорить было не трудно - раз письмо дочитала, то вроде слово дала. А значит, выполнять надо.
Про рестораны я решила спросить у папы.
- Папуль, а в каком бы ты хотел поужинать?
- Сдались они мне... Да вы с мамой вкуснее любого шеф-повара готовите.
- Ну, допустим... например, приехал бы кто-нибудь из другого города и спросил тебя, куда ему пойти?
- Если так... - папа задумался. - Может, на телебашне? Заодно и город посмотрел бы. А что, дочь? Неплохо бы и нам забраться в поднебесье. Возьмем документы...
- Зачем?
- Туда без паспортов не пускают.
- А если нет еще? У меня какие документы?
- Свидетельство о рождении пока... Нет, лучше сделаем так - летом получишь паспорт и отметим твое совершеннолетие над городом.
- Хорошо, - рассеянно кивнула я, - задумавшись о следующей проблеме:
- Пап, а это, наверное, дорого?
- Умеренно. За экскурсию и ресторан. Наши ребята ходили недавно...
Я вздохнула - придется у бабушки попросить. Я прибегала к этой палочке-выручалочке лишь в самых крайних случаях, хотя между нами значению слова "просить" это не соответствовало, нужно было просто забежать к ней на минуточку и, если ее не будет дома, а она редко сидела дома - то в кружок рукоделии девчонок собирала, то добивалась, чтобы пивбар подальше от школы перенесли..., открыть "мою" коробочку, куда бабушка в строжайшем секрете от моих родителей откладывала по нескольку рублей в месяц, и взять столько, сколько мне нужно. Спрашивается, к чему такие тайны? А все из-за принципиальных расхождений во взглядах на воспитание мамы-папы и бабули... Мои всю жизнь панически боялись избаловать единственную дочку. Кажется, ни одну игрушку я не получала сразу, когда захочу. Стоило увидеть красавицу-куклу или заикнуться, что Славке набор фломастеров подарили, как одно и то же: "Обойдешься. У тебя есть все, что нужно. Магазина не выкупишь". Дуйся - не дуйся - бесполезно. А когда уже перехочется, купят. То, что до слез хотелось месяц назад. И удивляются, что не радуюсь. И с деньгами также.
А бабуля, думая, что я не слышу, говорит им: "Нечего дрессировать девчонку, хороша ложка к обеду, своих сыновей воспитала и что? Кто-нибудь избалованными их называет?". Но мама-папа были непреклонны и бабушка придумала компенсацию - стала подпольной выручалочкой.
Но до бабули следовало уточнить, как с финансами у Славки. По поводу кандидатуры товарища для культпохода раздумывать не приходилось. В последний раз я ему помогла. Славке очень хотелось попасть на Аленин день рождения, но специально его она не приглашала. Всем сказала: "Приходите, кто хочет...", и все. А ему, видите ли, неловко самому, как лицу неравнодушному. Тем более, что кроме Боборыкина из мальчишек никто не собирался. Так я, хоть и вовсе без охоты, пошла с ним и даже Аленке сказала, что едва уговорила его составить компанию. Теперь Славкина очередь.
Он принял предложение воодушевленно. Только спросил: "С чего это тебя в ресторан потянуло?".
- Да так... поспорила.
Этого повода-довода ему было достаточно.
- А где деньги взять?
- Копилку потряси.
- Смеешься? Да у моей "свинюшки" давно в животе урчит от хозяйской жадности. Шас прикинем... Ну ладно, наскребу... - Он почесал затылок. - Придется и у отца попросить. Будет!
- Ой, чуть не забыла... Метрики захвати. Там документы опрашивают.
- А справку о здоровье не надо? Вдруг голова закружится! Xа-ха!
- Нy, ладно, не подводи. "Музыка" до скольки у тебя?
- До четырех.
- Значит, в пять, там, у входа.
Славка, как джентльмен, забрал у меня деньги, метрики и скрылся в будочке сплошь заклеенной объявлениями и рекламой.
Но через минуту вышел оттуда с озадаченной физиономией:
- Говорят, маленькие мы еще с тобой, Олька. Без предков не пускают. Хоть бы один паспорт на двоих!
- Или бы усыновил кто-нибудь из туристов на часок.
- Стоп! А почему бы и нет?
Мы оглядели реденькую толпу жаждущих поужинать на высоте птичьего полета. Все стояли парами или группками.
- А если вон того попросить? Раз уж пришли... Обидно - не солоно хлебавши... Вроде добрый... Оль, тут уж тебе карты в руки. Сделай несчастное лицо. Ну, чего улыбаешься? Жалостливей! Еще! Нy, иди!
Мужчина в не по сезону теплом полушубке и меховой шапке, сразу согласно заулыбался;
- Конечно, девочка. Бывает... У меня в Норильске такая же дочка. Или чуть помладше. А и мне с вами веселее. Расскажете про город. А-то через три часа дальше в лететь, и ничего толком не увидел.
- Мы вручили ему деньги. Он сходил в будочку и, к нашему удивлению, вернул несколько рублей:
- Школьникам обзор в два раза дешевле обходится.
Вот и прекрасно.
Мы рассмотрели мозаику в фойе - великолепная, поднялись в лифте на смотровую площадку... Тут после ахов и восторгов настроение у всех заметно упало. Потому что стекла были пыльными. Мне следовало подробненько все запоминать, чтобы описать Эвелине. Но не неловкость же экскурсовода за плохую видимость - для очистки стекол приходилось вызывать бригаду альпинистов. Странно, да он-то тут при чем?
Сначала сами разобрались в непривычных чертах города, искаженных высотой:
- Вон, вон, труба... видишь? Да нет, левее... нашла? Наш завод.
- А мы, значит, прямо за той девятиэтажкой живем?
- Точно!
- Жалко, не видно отсюда...
Потом попробовали северянину рассказать где-что. Он то нас слушал, то щебет экскурсовода.
- Ольк, есть охота! Я ж специально не обедал...
Едва договорил, как снова распахнулись дверцы лифта и мы очутились в Красном зале. За столиком. Согласно номеру в билете. Зазвучала музыка и я ощутила легкое подрагивание пола. Поехали. Еле заметно проплывали влево площади, проспекты и переулки. Так медленно, что вечер наступал быстрее. Не сделали и четверти витка, как люстры, сначала блеклые в свете закатного солнца, победно засияли, а панорама города неуловимо преобразилась. Словно усталая женщина пришла домой после смены, умылась, вздохнула, заглянула в зеркало, примеряя бусы... И вот уже, неузнаваемая, готова к свиданию с Шекспиром, Чайковским, любимым...
- Оля, а ты почему не ешь? - Славка на секунду отвлекся от еды и беседы с соседом.
- Я смотрю... Правда, похоже, словно светлячков рассыпали или гирлянды елочные развесили?..
- Угу, похоже. Я с самолета сколько раз видел... А красиво, потому что ни домишек маленьких ни пыли не видно. Зато ориентироваться сложнее. Только если от центра плясать.
- Коктейль... - неопределенно проговорила толстая бесцветная официантка, то ли спрашивая, то ли утверждая.
Давно хотелось пить, но я засомневалась, нужно ли будет доплачивать за него. Потом вспомнила про оставшуюся трешку и кивнула.
- Девушка, а мне еще две плитки шоколада, - добавил северянин и повернулся ко мне: - Для вас, ребятки, спасибо за приятную компанию, угощаю.
Я, наконец, принялась за еду, поглядывая на Славку, уже нетерпеливо постукивающему по своим пустым тарелкам. Может, меня дома и правда избаловали? Колбаса не прожевывалась, салат отдавал несвежим маслом, хлеб казался позавчерашним...
Толстуха равнодушно воткнула между тарелками по фужеру. Темная жидкость чуть-чуть пузырилась. Похоже на пепси-колу. Я втянула капельку через соломинку. Сладко и немного горчит. Отложила соломинку в сторону и осушила фужер в три глотка. А пить еще хотелось...
Славка тоже пригубил и удивленно глянул на меня:
- Ну, ты даешь! Лихо! Коньячный коктейль - залпом.
- Ох! - и тут я сразу почувствовала как закружилась голова. Угораздило! Но успокоила себя: будет хоть про что сообщить Эвелине. Море уплывающих огней за окном, чудесная музыка, крепкий коктейль, молодой человек напротив - веселый скрипач... Я критическим взглядом окинула Боборыкина. Ну, про то, что он лопоухий, нескладный и никакой не "милый" писать воздержимся, как и про холодное куриное крылышко тоскливо приткнувшееся к горке подсыхающего горошка...
- Спасибо, за информацию,- поблагодарил северянин Славку, - Оленька, а чего ты шоколад не пробуешь? - он разломил плитку и придвинул ко мне квадратики. - Пора, ребятишки, на самолет боюсь опоздать.
Поднялся, подошел к официантке, болтающей с другими за полированной стойкой, расплатился. "А чай?", - лениво спросили его. "Некогда", - махнул он рукой в ответ, улыбнулся нам и исчез из виду.
Мы выпили полутеплый чай с пирожными и досидели до победного. Притухли люстры, толстуха двинулась к нам, сосредоточенно листая свой блокнотик.
После оглашения цены Славка захлопал глазами как провинившийся пятиклассник:
- За что?
- Два коктейля "Седьмое небо"..., - она уже поняла, что мы неплатежеспособны.
Я протянула ей остатки денег, соображая, чем может все кончиться. Вызовет милиционера? Сообщит в школу? Официантка словно проснулась. Посмотрела на нас с сожалением. Или презрительно?
- Вот наказание! Нет денег - зачем брали?..
- Мы же не знали, тетенька... - заскулил Славка.
- Тетенька! - сверкнула глазами официантка.
Я внутренне сжалась:
- Вот еще... мелочь осталась.
Она вздохнула, оглядела меня. Пошевелила губами:
-Ладно. Шоколадку неразвернутую обратно забираю. Давай свою мелочь. Нет, оставь себе. До дома как доберетесь. Может, колечко есть? В залог?
- Нет... - я потрогала мочки ушей. И сережки не одела. Серебряные, простенькие, но, может, согласилась бы? А что теперь?
- У меня... часы... - готовно задрал рукав Славка. - "Полет". Совсем новые!
- Сойдет, - кивнула она и опустила их в глубокий карман. Завтра принесете деньги до двенадцати и получите назад...
- А если позже? Нам в школу... - заикнулась было я, но она нахмурилась и мы дружно и подхалимно заулыбались:
- Хорошо, хорошо... Спасибо!
Обратно шли - даже обсуждать не хотелось случившееся. Дело не в деньгах. Перед уроками забегу к бабушке, возьму. Покаюсь. Сразу или потом все объясню. Знаю, поймет правильно.
А Славке, чтобы часы вызволить, придется с физики отпрашиваться. С Клавдией Петровной проще, чем с другими учителями договариваться. Вот только - по какому поводу? Опять врать? Неохота. Придется.
Эпопея с рестораном окончилась более или менее благополучно. Пришло время отчитаться перед Эвелиной.
Я два дня сочиняла письмо и никак не могла найти слова, которые, по моему мнению, должны были бы удовлетворять ее, чтобы не считала меня такой уж безнадежно серой. То выходило недостаточно эффектно, то очень неправдоподобно.
А потом случайно встретила в магазине Таню. Ту, беленькую, кудрявую, с которой отдыхали в горах. Повспоминали речку, костер, Эвелину, Андрея.
Таня сказала:
- Здорово было. Только вот маечку я там посеяла. Свою любимую. Жалко.
- Эта с пестрыми машинками? - стала припоминать я. - Немецкая?
- Да. После купанья, помнишь, когда еще к нам этот пьяница пристал?..
- Помню... Подожди, подожди... - что-то обрывочно замелькало у меня в голове, я потерла переносицу: - А разве Эвелина тебе ее не передала?
- Когда?
- Так... - я сосредоточилась. - Ты побежала догонять Андрея. Несколько человек пошли вниз по речке. Кто-то к магазину. Мы остались с Эвой, и тут я увидела на кустах твою маечку.
- Верно. Ленька меня обрызгал, я ее сушить повесила.
- Дальше... Я говорю: "Это Танина...". Эва снимает с веток и кидает майку в пляжную сумку. Помнишь? Голубая, с солнышком? И она тогда сказала, что за обедом отдаст тебе. Отдаст и ладно... Я тут же забыла о ней. Неужели не отдала?
- Нет.
- Может, тоже забыла? - слабо попыталась я оправдать.
- А когда вещи складывала, собиралась? Не видела? Она же с пустой сумкой вечером ходила...
- Я с ней переписываюсь. Спросить? Может, пришлет?
- Нашла дурочку! Если бы хотела, сразу бы отдала. А теперь миллион отговорок найдется.
Мы перекинулись еще несколькими ничего не значащими фразами и разошлись.
И так-то после посещения ресторана остался неприятный осадок, пусть косвенно, но связанный с Эвелиной, плюс письмо, которое никак не могла закончить, плюс присвоенная - украденная? - маечка. Совсем уж неприятно.
Я пришла домой, скомкала черновики, не успевшие стать письмом, отправила их в мусорное ведро. Потом подумала и послала им вслед Эвины странички, полные приключений и "красивой" жизни. Не хочу больше. Пусть - серенькая, в полосочку. Уж какая есть.
И сразу стало легче.
