Чудо-камешек
Едва успела Наташа переложить из рюкзака в тумбочку мыло, пасту и остальные мелочи, как ее отправили дежурить у лагерных ворот.
Через полчаса она заскучала и собралась уже было идти к павильону за книжкой, как вдруг увидела белобрысого паренька, шагающего с ведром от склада к воротам.
- Ты куда краску несешь?
- А тебе какое дело?
- Я дежурю здесь.
- Подумаешь, охранница!
- Нет, ты скажи сначала, потом пушу. - Наташа непреклонно стояла у решетчатой дверцы.
Он резко попытался отодвинуть ее с дороги и - ах! - краска плеснула Наташе на ноги. Бедные новые синие тапочки! Пенистая желто-бурая кашица сползала на асфальт. Наташа машинально отступила назад, и на площадке, отмечая ее боевой пост, остались два серых следа, окруженные бурой слякотью.
- Я нечаянно... Я не хотел... Извини, пожалуйста!
Наташа кинула на него ненавидящий взгляд и почувствовала, что вот-вот слезы закапают. Не хватало только реветь при каком-то там... И что за характер! От боли или усталости никогда не плакалось, а от обиды сразу - "слезки-на-колесиках".
- Послушай, ничего страшного! Это же не масляная краска, а всего-навсего меловая побелка. Намылишь, сполоснешь и все...
Наташа спрыгнула в цементированный арычек и стала старательно отмывать тапочки скомканным носовым платком.
- Я из соседнего лагеря имени. Побелки не хватило на столовую и ваш завхоз одолжил, - но видя, что девочка не обращает на него внимания, он огорченно махнул рукой и понес ведро дальше.
"Ага, - подумала Наташа, вспомнив, что за забором лагерь отдыха трудколонии, - оттуда, значит. Сразу видно - хулиган!"
В это время стихийно сложившийся актив второго отряда подготавливал программу концерта к открытию смены. От них требовалось всего три номера. Но никак не могли отыскать добровольцев. Первой надоело торговаться Кате.
- Ладно, у меня талантов нет, но нахальства - на сцену вылезти и басню прочитать - хватит, - сдалась она. - Во всяком случае, голос - громкий, - и она, выпятив нижнюю губу, сдула черную челку, постоянно падающую на глаза. - Вторым номером споем что-нибудь хором. Но надо бы и танец...
- А Наташа - кандидат в мастера по художественной гимнастике, - пискнула Оля. - У нее такие вольные... С лентой... - И она спряталась за чью-то спину.
- Какая Наташа? Которая дежурить ушла? Пойдем спросим! - И Катя энергично зашагала по дорожке между полянами ромашки и клевера.
Наташа сразу же возразила:
- Ничего не выйдет - ленты нет, - мысли о тапочках, которые вроде бы и отмылись, но кто его знает, какими будут, когда высохнут, сразу же вылетели из головы. - Да и музыка нужна.
- К тебе же мама приедет на костер. Попросишь - привезет. И ленту, и фонограмму... А магнитофон в радиорубке есть, - уговаривала Оля.
- Хорошо, - кивнула Наташа, сдаваясь. - Пусть здесь вместо меня кто-нибудь останется. Пойду звонить маме и разминаться...
Честно говоря, особого желания выступать у нее не было. Сцена маленькая - не развернешься, да и пол корявый... Наташа с Олей вышли на песчаный пляж.
Горная речушка прыгала по валунам, далеко разбрызгивая радужную прохладу. Часть песка была разбросана и выровнена на каменистом берегу, а остальная возвышалась у кустов шиповника желтоватой сахарной горкой - на нее было вкусно смотреть.
Наташа скинула злополучные тапочки: "Ну что ж, начнем", и взмахнула воображаемой лентой. Все хорошо. Каждая мышца тела готовно повиновалась, помня мелодию до последней нотки. Песок был теплым и упругим. Из столовой доносился запах сдобных булочек.
Вдруг где-то совсем рядом запела труба. Тоненькой ниточкой вплелся голосок кларнета и осторожно, боясь заглушить их, застенчиво заухал бас.
- Тоже, наверное, репетируют, - кивнула Оля в сторону соседнего лагеря.
- Я слышала, их духовой оркестр к нам на концерт пригласили.
- Только этого не хватало, - проговорила Наташа.
На следующий день после ужина началась предконцертная суета.
Малыши мельтешили, вдесятером подметая сцену. Мальчишки таскали со стадиона длинные скамейки и расставляли их по краям зрительной площадки - для родителей. Духовой оркестр соседей важно раскладывал ноты и продувал инструменты. Закатный луч отскочил от сияющей меди прямо в глаза Наташе. Она прищурившись посмотрела на трубача: "Значит, этот, белобрысый, - музыкант? Посмотрим, посмотрим..."
- Наташенька, давай я тебя причешу, - суетилась вокруг мама. - Переодеваться пора.
Она туго закручивала косу на Наташином затылке, но волосы на висках никак не хотели приглаживаться и пушились пепельными завитками. А вот и Катя.
- Ну, что? Узнала про магнитофон?
- Просто беда, Наташа. Что-то он барахлит. Не знаю, что и делать... Катя озабоченно оглянулась и увидела духовой оркестр, который выглядел весьма солидно.
- Может, кто из ребят сумеет сыграть? Наташа, тебе что надо? Вальс Шопена? - она подошла к музыкантам. - Кто-нибудь из вас играет на пианино? Ах, ты? Тебя как зовут? Костя?
"Опять он, - подумала Наташа. - Вот невезуха..."
- Ты ему напой мелодию, а то Костя не знает - тот ли вальс. Наташа торопливо напела первые такты. Времени репетировать не оставалось - первые ряда уже занимали шумливые малыши.
- Ладно, как сможешь, так и сыграешь. Главное, на меня смотри, чтобы хоть немного в такт попадать, - сказала Наташа и добавила, вздохнув. - Все лучше, чем совсем без музыки".
И Костя смотрел на нее... смотрел... а пальцы сами по себе летали по клавишам. Чистые звуки вальса свивали длинную ленту с гибкой фигуркой. Последний взмах - и лента бессильной синей лужицей разлилась у Наташиных ног. Легкий поклон. Шквальные аплодисменты и топот ребячьих ног. Катя жестом профессионального конферансье пригласила Наташу на "бис" - пришлось еще раз крутануть сальто, - потом заставила раскланяться Костю и, наконец, объявила следующий номер. Какой? Наташа уже не слышала, убежала в раздевалку.
После праздничной линейки начались танцы. Сначала под духовой оркестр. Костя оказался действительно прекрасным трубачом. Высокий и торжественный звук его соло взлетал над догорающим костром к фиолетовому небу и слабым эхом возвращался от далеких, еле видных уже, светлых пятен ледников. "Прощание славянки", "Аргентинское танго", "Маручелла". Танцевали только вожатые да кое-кто из родителей. Ничего не поделаешь, элегантность танго была совершенно несовместима с ободранными коленками мальчишек. Но зато, когда репродуктор запел голосом Африка Симона, они взяли реванш, потеснив старичков. Все шесть отрядов с ковбойскими выкриками стали носиться по политой площадке так, что она вмиг высохла и заклубилась пылевыми гейзерами. Костя еле разыскал Наташу среди этого гикающего мельтешенья:
- Можно, я к тебе завтра приду?
Костя протянул Наташе белый камень размером с крупный абрикос. Он словно был сложен из крошечных льдинок, готовых немедленно рассыпаться или растаять.
- Это почти волшебный камешек. Смотри...
Он высоко подкинул, его и камень, вспыхивая живыми искорками, весело закувыркался в синеве.
- Oй, как красиво! А можно - я?
- Конечно. Это тебе. Я отколол от огромного валуна на речке. Он снаружи сероватый, шершавый и заросший мхом. А я смотрю: сбоку - трещина, а в глубине - словно лед накрошен, как в тележке для мороженного. Пришлось потрудиться. Сначала отбил большой осколок, а потом стесал шершавую корочку, воображая себя при этом кроманьонцем и создателем первого в мире предмета искусства. Хочешь, покажу этот валун? 3десь недалеко, - но, заметив нерешительность в Наташиных глазах, погрустнел:
- Ты боишься, потому, что я из трудколонии?
- Что ты...
- Нy, послушай, как я сюда попал, - торопливо начал он, боясь, что Наташа не даст договорить. - У нас в классе был один второгодник. Директор его терпеть не мог. Сама понимаешь: показатель успеваемости не на высоте... А тут вдруг из буфета стали деньги пропадать. У вас такого буфета не было? В тарелочке - мелочь, в коробке - рубли. Берешь пирожок - кладешь монеты. Самообслуживание!.. Да исчезло-то пару раз рублей по двадцать. Но эксперимент провалился. И директор решил, что кроме единственного второгодника этого никто сделать не мог. Вызвал его: "Или вон из школы, или передам дело в милицию!" Да не он это был. Уверен, что не он. Не знаю кто, но не он... А он в тот же день выпрыгнул с третьего этажа. Правда, удачно - только ногу сломал. А я, воображая себя борцом за справедливость, швырнул камень в окно директору. И угодил - в цветной телевизор. А потом...
- Да не думала я бояться. Просто сейчас будет горн на вечернюю линейку. Мы успеем?
- Успеем, - он протянул ей руку, помогая спрыгнуть на мокрый булыжник.
- Я сама. Ты думаешь, я с камня на камень перепрыгнуть не могу? - И неожиданно похвасталась: - Татьяна Васильевна говорит, у меня самые летучие прыжки из всех наших.
- Здесь скользко... Мы почти пришли. Смотри - вон бурый камень с макушкой точно также раздвоенной, как гора над вашим лагерем. Под ним живет уж. Если не испугаешься, покажу. А дальше выглядывает мой белый.
Наташа потрогала хрусталинки скола. Они были теплыми и немного колючими.
- Он такой нарядный и сияющий среди серых валунов. Даже глазам больно. Как принцесса в шахтерском поселке. Тебе не хочется его песком присыпать?
- Зачем? Не надо. Может, кто-нибудь еще отколет себе кусочек на память... Горн... Тебя зовет.
Наташа кивнула: "Приходи еще!", и побежала к своему павильону спрятать маленькое чудо в рюкзак. Не потерять бы ненароком.
- Костя, как у тебя получается так складно сочинять? Фантазер.
- Наверное, потому, что мне вечно хочется того, чего быть не может. И на дальних планетах побывать хочется...
- А что было дальше?
- Ему пришлось сдавать экзамены на толерантность. Наташа непонимающе взглянула на него.
- Это значит терпеливое, снисходительное отношение к другим существам. А то вдруг они будут похожи на гусениц или акул? А с ними нужно научиться общению. Для космонавта не должно быть чувства - "противно", только - "опасно". И практика у курсантов проходила так: каждый придумывал животное, желательно самое мерзкое, и давал задание кибер-модельеру. Но кому именно это чудо-юдо попадет для работы никто заранее не знал. Лотерея. Тимур долго возился с комком биомассы и получилось, наконец, что-то скользкое, зеленоватое, в форме фужера и с запахом ванили. В прозрачном желе плавал один глаз с ресничками-червячками, а слова, вылетающие из крошечного микрофона, вмонтированного в ножку, состояли из одних трескучих согласных. Кому-то придется поломать голову над установкой контакта... Наташ, а почему ты на меня никогда не смотришь? Тебе неприятно, да?
Наташа растерялась:
- Ну что ты? Я просто, чтоб не отвлекаться, - она коснулась Костиной руки, - ты так здорово рассказываешь... Что же дальше?
А правда, почему? Когда слушала, хотелось, чтобы он говорил долго-долго, а стоило посмотреть - и все обаяние голоса исчезало. Становилось немного жалко его за невзрачность. И только.
- Что дальше? Я пока еще сам не знаю. Потом расскажу. До завтра, Наташа!
Второй отрад отправлялся в поход. В окна изолятора залетел бойкий припев и Наташа накрыла голову подушкой. Простыня у глаз почему-то стала влажной.
- Ты от кого это спряталась? - услышала она заботливый Костин голос.
- От самой себя. От той, которая к Серебряному водопаду у березовой рощи шагает.
- Нашла из-за чего расстраиваться. Я там был. Водопад как водопад. Не Ниагарский. Скорее водопадишка. И берез ты что ли не видела? Лучше скажи, горло болит еще? Как температура?
И протянул ей огромную полупрозрачную грушу.
- Да все нормально... Откуда такая красавица?
- Из нашего сада. Внизу все ещё зелеными оборвали, а эта специально для тебя на верхушке поспевала,
- Спасибо, - Наташа разрезала грушу пополам и ароматный сок закапал на тумбочку. - Теперь я тебя буду угощать. Половинка твоя. Ешь!
- Не выйдет! Ох уж эта подушка, совсем тебя разлохматила, - он потянулся за расческой. Давай переплету. Волосы аккуратно ложились прядка к прядке.
- Какая коса у тебя чудесная. Сказать на кого ты похожа? На полевую русалку. "Лесную песню" читала?
- Ничего я не читала!
- Так уж и ничего. Не может быть... Так вот там есть полевая русалка. У нее волосы также же. И глаза серо-зеленые. А у тебя серые? Или зеленые? Ну-ка дай гляну... Уже получше - веселее смотришь. Слушай... у меня в коробке четыре светлячка живут. Я тебе завтра вечером принесу и на волосы посажу. Тогда ты будешь совсем настоящей полевой русалкой. Хочешь?
- Не хочу. Я боюсь жуков.
- Ну ладно, я тебе их только покажу. Слышишь - горн!... Мне пора. Последняя неделя осталась. Никак нельзя нарушать дисциплину.
- А потом что?
- Домой. Если получится - в музыкальное училище буду поступать. Если нет - экстерном сдам на аттестат. Поработаю на заводе. А дальше пока не знаю... Ну выздоравливай...
Вот и прощальный костер зажгли. Не обошлось без мальчишечьих фокусов. Еще утром их отчитывали за то, что вместо зарядки устроили соревнования скалолазов, взбираясь по решетчатым стенкам отрядных беседок. А теперь подсунули в костер самодельные пистоны. И те стали взрываться в момент прощальной речи начальника лагеря. Скомкав торжественную часть, он сказал только:
- Ну что за суматошная смена. Как будто бывают смены спокойные.
А Костя так и не пришел. Оля сказала, что он и еще несколько ребят проезжали мимо лагеря на колхозном грузовике. Неужели даже не удастся попрощаться?
Утром колонна автобусов - каждый со своей песней - медленно выезжала из голубых ворот. Наташа устроилась у открытого окна. Катя протянула ей листок бумаги с карандашом:
- Напиши мне свой адрес. Приеду. Или письмо пришлю.
- Хорошо.
Вдруг она увидела Костю, бегущего за автобусом. Что же делать? Она нацарапала свой адрес на Катиной бумажке. Хотела бросить. Нет, унесет ветром. Тут ей под руку попался белый камешек. Наташа завернула его в записку ж бросила на убегающий асфальт.
- До свидания!
На повороте удалось увидеть, как Костя поднял камень и отлетевшую все-таки бумажку, и помахал вслед:
- До свидания!
А дома опять: шесть уроков, любимая биология и еле переносимая физика, зал хореографии - четкий аккомпанемент, зал гимнастики, перестук мячей, мельканье обручей и всплески разноцветных лент, усталость, когда думаешь, что не дойти до дома, душ и опять - уроки. Лагерь вспоминался редко - когда заходила в гости Ольга. А одним из октябрьских воскресений Наташа открыла дверь на неуверенный звонок и не сразу поняла, что перед ней - Костя. Хотя, нет, поняла, конечно, сразу, но немного растерялась от неожиданности.
- Заходи. Здравствуй. Мама, это - Костя. Мы познакомились в лагере. Сейчас я чай поставлю.
- Нет, нет, спасибо. Я только на минутку. Как ты живешь?
- Хорошо, а ты?
- Я тоже. Правда, опоздал на экзамены в училище. Сейчас работаю. Слесарем. Переехал в общежитие: от дома далеко - после второй смены, ночью, не добраться - он посмотрел на руки. - Ногти вот только не отмываются. Пыль металлическая. А в остальном - нормально.
Говорить было не о чем. Наташа лихорадочно искала тему для разговора. О новом тренере? Так Костя и старого не знает. О вчерашней контрольной? Скучно.
- У меня Оля вчера была. Помнишь ее?
- Да, конечно. Как она?
- Все в порядке. Собирается школу с медалью заканчивать.
- Молодец.
Зачем он одел этот торжественный темный костюм? Только подчеркивает его бесцветность. И ежик серых волос. Как ему сказать, что лучше стричься по другому?
- Костя, подожди немного, я все-таки напою тебя чаем. Мама пирожки испекла.
Наташа выбежала на кухню. А когда через минуту вернулась, Костя стоял у дверей:
- Я пойду. Меня ждут. У друга - день рождения. Может быть, ты пойдешь со мной?
Наташа представила комнату рабочего общежития и, почему-то колбасу, нарезанную крупными кусками на старой газете.
- Я не могу... У меня - уроки... Но ты приходи еще, - она постаралась сказать это как можно приветливее. Но получилось ли?
- До свидания!
Как все неловко вышло. Ох, балда... Надо же было спросить, сочиняет ли он дальше повесть про своего Тимура. И не узнала, на каком заводе работает...
Наташа медленно вошла в комнату и ахнула: на столике под торшером искрился сотней льдинок чудесный белый камень.
