История литературы – интереснейшая область литературоведения, как для читателя, так и для самого исследователя. Единственное непреложное правило в этой сфере – не придавать определённой окраски реальным действиям и фактам биографии. В советский период почти все труды по истории литературы включали в себя фразы типа: «Достоевский проснулся и подумал о том, что...»
И далее приводилась вполне конкретная мысль Фёдора Михайловича, например, о необходимости революции в России. Но ведь ни в те времена, ни сейчас люди ещё не научились читать чужие мысли. Потому и о мотивациях любого человека мы можем только догадываться или строить предположения. Если мы будем решать за своего героя, чем он руководствовался в своих поступках, то неминуемо превратим научную работу в чисто художественное произведение.
Оказавшийся у Владимира Кудрявцева дневник широко известного в своё время литератора (поэта, прозаика, репортёра, путешественника, военного корреспондента, и, волею случая – постоянного автора «Нового времени», издаваемой Сувориным газеты, закрытой в первый день Октябрьской революции) – не что иное, как документ эпохи. Автор заметок ведёт в каком-то смысле «хронометраж» своей жизни. Он в своих скупых, коротких, бытовых заметках почти не высказывает собственных мыслей, суждений, отношения к тем или иным событиям и людям.
«Проснулся поздно. Фельетон не писал. Записывал дневник. Пришла Ан. Руд. сходили к Суворину с романом. Написал фельетон «Прелести моды». Приходил Осман. М. к нему немного благосклонна. Вечером был Витмер, пили его шампанское…»
И всё же, по самим этим записям в какой-то степени можно определить характер их автора.
Розанов писал, что его домашняя приходно-расходная книга – настоящая поэзия. Думаю, что это в полной мере относится и к автору дневника. Не написать фельетона для него было равносильно бездарно прожитому дню. Несмотря на то, что он «пил, гулял и тратил много времени на женщин...»
Владимиру Кудрявцеву удалось сохранить (восстановить) живой оригинальный язык автора дневника. Хорошему писателю этого материала хватит на большой роман.
Но это только начало. Открытие – впереди.
Во второй книге автор продолжает своё литературоведческое исследование. Первая книга начиналась, как настоящий детектив: автор случайно находит дневник неизвестного крымского литератора и тратит долгие годы на «расшифровку» записей.
В этой книге автор повествует о том, как узнал настоящее имя своего героя, сознательно или неосознанно «забытое» советским литературоведением.
В оформлении книги использованы фотографии Ялты 1870–1910 г.г. из собрания «Фотогалерея старой Ялты».
Книга будет интересна всем, кто любит русскую литературу и Крым.
В третьей книге, автор, продолжая идти по следам своего героя, убеждается, что в жизни ничего случайного не бывает. В книге приоткрывается тайна личной жизни поэта и публициста, приводятся строчки из любовной переписки Владимира Шуфа, повествуется о военных эпизодах его жизни, о его окружении.
В четвёртой книге автор продолжает идти по следу своего героя. Из скупых показаний немногочисленных свидетелей, сведений из произведений "последственного" и архивных документов постепенно складывается образ литератора, поэта, журналиста и ещё человека, приговорённого к преждевременной смерти.
В книге раскрываются новые тайны и приключения из личной жизни Шуфа. Освещается его пребывание на Русско-японской войне и участие в автопробеге Петербург - Персия. Рассказывается об успехах героя в журналистской работе и приводятся отзывы современников о его творчестве.
Отдельная глава посвящена потомкам Владимира Шуфа.
Книга дополнена художественными произведениями самого героя.
Книга будет интересна тем, кто любит русскую литературу и Крым.