Сосуд Мудрости

Яросусл изнапрягся весь, шею выворотил и столб той каменной глазами жрал.

Глаза у Яросусла необыкные. Когда София строилась, он у мастеров под ногами толокся.

- Уйди, язычник, - отгонял его Герма-византиец. Оставь суетиться под крилами Премудрости.

Он, Герма, Яросусла жалел. "Хоть и язычник, - говорил, - а все же юродивый, сиречь Богом привеченный, Богу угодный. А жабам и кочкам не от убогости кланяется, а от широты души. Он скудоумием своим весь мир объемлет".

Яросусл всхлипывал. Родичи ево думают, что он на едино годен - в нужном месте тужиться, а он, вишь, мир объемлет!

И от мыслей тех Яросуслу казалось, что крила у него вырастают. Он уж лететь готов, да одно неудобно - крила, как и руки, не из тово места росли и при трепыхании токмо нижнюю часть Яросуслову подымали. Запрокидывался Дажьбожий внук и носился по храму ровно мяч тряпичный: вверх-вниз, вверх-вниз, то гузном о свод хлопнет, то носом фигули по песку очерчивает.

Герма рядом был - за волосы хватал и к земле притягивал.

- Не мельтеши, юродец, - приговаривал, стегая кожаным ремешком. - Не то бесам отдам!

Яросусл подхихикивал - от ремешка крила внутрь уползали, щекотно делалось.

А однажды Гермы в Софии не случилось, юродец и налети с размаху на столб. Изо лба искры брызнули, и в глазах темно стало. Утерял Яросусл глаза.

Герма узнал - осердился. Перво-наперво крила у Яросусла выдрал.

- Крила, - говорит, - в душе должны расти, а у тебя - срам молвить, потому от них одна безлепица.

Яросусл всхлипнул было, да Жива ему яблоко дала и сот медовый. Жива кушанье мастерам носила. Яросусловы летанья крепко ее смешили, она за то пирогами ево потчевала и гладила иногда, отчего у Яросусла загадочный жар в животе делался.

Вот и сейчас Жива ево погладила - и жар учинился. Яросусл надкусил яблоко, медом по бороде истек, и о крилах забыл беспамятно.

Герма тем временем Яросуслу глаза умысливал. Голова трещала так, что обруч на нее надевал, все ж умыслил. Смальту ваял от софийских мозаик золотистую, белую и алую и выложил в глазницах полянина никем дотоле не виданный предмет.

Это - рек - сосуд мудрости. Ежели где ево во яви углядишь - преобразуешься, и крила откуда надобно вырастут. А до тех пор скакать не вздумай - сутолоки не потерплю.

Яросуслом маета овладела: что есть сосуд мудрости, где обретается? Пошел наперво к волхву. В глаза себе тычет, подскакивает. Мыканье ево ведун еле уразумел. А как уразумел, достал из короба семь клубков, все клубки узлами вязаны. Раскинул ведун узлы и Яросуслу молвит:

- Сосуд мудрости Пращуром-Родом предречен. Мокошью на узлах судьбинных вязан. Сварог ево ковал. Перун угли возжигал. Ярило силой напоил, Ярило он и посвящен. Стоит сосуд на золотой ветви Вырия, а Вырий на белом камне растет, середи Белого острова, остров середи моря плавает. Ни к какому месту не приторочен, а из середи моря не выходит. Раз в тысячу лет прилетает на остров птица Гамаюн, пьет из сосуда мудрости, а после мудрость по миру разносит. Только давно не прилетала, прогневили ее люда, вот мир и оглупел.

- Найти как? - потянул волхва за порты Яросусл.

- Никак, - отмахнулся волхв, - Многие искали, все заблудили. Без Перуновой помощи Вырий не найти, мы ж Перуна в воду кинули, кто теперь поможет? Больны поляне больны немочью.

"Врет, верно, волхв, - подумал Ярорусл. - Не знает ничего о сосуде мудрости. Дойду к прозвутеру" (др.-рус. - пресвитер, священник).

Прозвутер ево тоже сперва не понял, а как понял -озарел весь от радости.

- Господь, - хлопочет, - Господь привел тебя ко мне. Правду Писание речет, - в скудости духовной мудрость обретается! Сосуд мудрости - душа человеческая. Богу открытая. Его волю принять готовая. Прими и ты. И сосуд мудрости в тебе откроется.

- Делать что? - спросил Яросусл.

- От Перуна, Ярилы и всей языческой гадости отречься тебе надобно, в строгости душевной себя содержать, постом и молитвой страсти укрощать.

- Я блины страсть люблю, - сказал Яросусл. - И мед бы попить.

- Нельзя тебе хмельного, и скоромное есть нельзя, и с жонками сообщаться. Плоть твоя истончиться должна, тогда и соделаешься сосудом мудрости.

- А как же, - спросил Яросусл, - Жива меня и себе зовет? Она мягкая. Жива-то, и когда гладит - во мне жарко делается.

- Не туда, не туда твои мысли направлены, - вздохнул прозвутер. - Похоть языческая в тебе буйствует, вот мудрость всеблагую и упускаешь, на жонок меняешь. Зря тебе Герма глаза новые сделал, лучше б ты на жонок и вовсе не глядел.

Яросусл головой затряс.

- Без жонок, - говорит, - можно. Без блинов нельзя.

И ушел опечаленный. Никто ему не подскажет, где найти сосуд мудрости.

Бредет невесть куда, опустил голову, чуть на Живу не налетел.

- Куда бредешь, соседушко? - Жива спрашивает. - Зашел бы, блинов поел.

Яросусл на нее глянул - Жива вся ладная такая. Круглая, и лицо круглое, и нос круглый, и щекии, и все женское, - и теплая, от теплоты той жар во внутрях опять разгорается…

- А ничего, - мотнул головой Яросусл. - Не хочу блинов. Хочу сосуда вот…

И в глаз себе тыкнул.

Жива в кулак прыснула:

- Чего ж ево хотеть?

- Найти хочу!

- Да чего ж ево искать? Он ближе ближнего!

- Где?! - подпрыгнул Яросусл.

- Да ты бы зашел ко мне, я б и указала. Не век же тебе без жонки кряхтеть!

- Не, мне с жонками нельзя, прозвутер не приказывает.

- Да как же? Сосуд мудрости - он ведь, Ярилиной силой вспоен и с жонками вязан накрепко, не тебе развязывать.

- Вот мне к Яриле и нужно, - заупрямился Яросусл. - У меня от сосуда мудрости крила вырастут!

- Не ходи, Яросуслушко, крила у Ярилы вырастут, а тебе беда будет, не ходи!

- Ты, тово, не мешайся, - застрожал Яросусл. - Ты -жонка, что в том понимаешь? С Ярилой у нас свой разговор - мужеский.

И - ну в лес!

По лесу долго шел, уж в животе бурчать начало. Видит вдруг - Скипер-зверь ему навстречу выбежал. Огнем вокруг палит, шипит - ядом брызгает, Яросусл обомлел весь, наутек хотел, да ноги не слушают. Только смотрит - присмирел Скипер, ластиться начал, и урчит виновато, ровно просит - ошибся, мол, не тово пужать начал. Оглянулся Яросусл - за ним старик белый стоит.

- Кто будешь? - Яросусл спрашивает.

- Я - Велесов внук, Боян, - старик отвечает. - Ярила меня навещала, просила тебя к святой березе проводить.

- Как Ярила навещала? - всполошился Яросусл. - Ярило - он ведь муж, воин!

- Муж и воин, - согласился старик. - Когда жертву примет. Ну, так ты идешь?

- А повернуть? - понадеялся Яросусл.

- Нет тебе поворота. Скипер сожрет.

И провел Боян Яросусла по темным тропкам, через ехиднины норы, да змеиные укрытища, да грифоньи гнезда к святой березе. Тут и сгинул, будто не было.

Под святой березой Яросусл блины нашел, неприкосновенное предкам подношение. Недолго думая, блины все те поел. Под ними малый шарик янтарный оказался. Шарик скок из руки и по тропке покатился. Яросусл - за ним. Так оба до избушки и допрыгали. Шарик в избушку вкатился легонечко, а Яросусл лаптей за порог зацепился, да и шмякнулся. Токмо видит - перед носом ево встали две белые ноженьки. Голову поднял - красавица, косами золотая, лицом белая, телом стройная.

- Василиса! - ахнул Яросусл.

Красавица как зальется смехом.

- Да ты, - говорит, - мужик ли? Бабу-Ягу в первый раз видишь! Али я тебя на лопату не клала, в печь не сажала, когда мальчонкой был?

- Не-а, - замотал головой Яросусл. - Я в печь не хочу. Поесть бы.

- Ох, горюшко! - вздохнула Василиса-Яга. - Раньше всех Дажьбожьих внуков в печи закаляла, мудростью огненой напояла, а ноне растопырились, юродцы; на лопате, говорят, сидеть не приучены, мудрости не хотят, токмо воздух собою трясут безмысленно.

- Я хочу! - встрепенулся Яросусл. - Вот, найти где?

И опять давай себе в глаза тыкать.

Василиса всмотрелась да как хлопнет себя по бокам:

- Ой, диво! Ой, пришел!

- Кто пришел? - не понял Яросусл.

- Избранник пришел, избранничек, Заре-Заренице светлый женишок, сын Сварога! Идем!

Потянула Яросусла в обход избы,

За избою полянка была. Так вот на той полянке Яросусл и изнапрягся…

Все вкруг свет заливал - золотой, жарый, радостный. От краев полянки лучи к середине собирались, в куколь свивались, и тою золотою куколью столб каменный скрывали. Столб из цветка белого рос, а тот белый цветок - из алого, алый - из черного, а черный серебряным стеблем в землю уходил.

Василиса подтолкнула Яросусла тихонечко:

- Вот он, сосуд мудрости. Иди к нему.

Яросусл облизнулся и к столбу пополз. Ветер над ним восшумел и послышалось со всех

Клики гроше становилась, и уже видит Яросусл - в столбе лик звездами проявливает.

- Заря, - прошептал Яросусл. - Невестушка!

И уже чуял, как крила у него вновь растут, да не как-нибудь, а с толком. От радости чуть слюни по бороде не пустил. К столбу подскочил, объял лик звездный, захихикал:

- Невестушка!

И умыслить тово не успел, как вспыхнул в женском лике лик мужеский. Открылись очи огненные бездонные, взмахнул Ярило серпом золотым, и упал Яросусл к столба изножию.

А вкруг пуще зашумело:

- Избранник идет! Привечайте жениха!

Раскрылся столб каменный словно орех, являя из нутра свово Ярилу - мужа, воина. Идет Ярило в белой одежде, за плечами крила трепещут, в руке держит Яросуслову голову. Пошел Ярило поверх земли, поверх небес, поверх всего мира тварного, а вкруг него все громче:

- Избранник идет!

Суматоху ту Герма-византиец услышал. Вышел из Софии, углядел Яросуслову погибель и головой покачал:

- Ох, дурень! Домельтешил-таки. Голову потерял, а крила так и не выросли.

Поглядел Ярило вниз, на Герму, усмехнулся да забросил Яросуслову голову далеко вперед себя. Покатилась она по небу синему и стала луной. Выходит Жива по ночам из избы, смотрит на луну и вздыхает, утирает глаза. А Яросусл от нее отворачивается - стыдно, что жонку не послушал, она умнее была. И все больше отворачивается, от тово луна делается совсем узенькой и превращается в месяц. Отвернувшись же, закрывает Яросусл глаза и все думает, думает - о крилах да о сосуде мудрости. Что то есть? Договорить бы с Ярилой - да не догонишь…