Это третья и последняя история о Петре Васильевиче Сотнике, самом замечательном из всех водителей грузовых кораблей для перевозки скота, когда-либо рождавшихся во Вселенной. Конечно, вполне вероятно, что где-то в другой Вселенной есть не менее замечательный и прославленный скотовоз, но утверждать этого наверняка нельзя, За другую вселенную не поручусь. А в нашей, да, есть такой. Почему - последняя? Ну, во-первых, потому что самые выдающиеся подвиги этого уроженца крохотной планетки Земля (это на окраине галактики Млечный Путь, в Солнечной системе) уже описаны. И, хотя о Земле вы могли и не слышать, но уж о Петре Васильевиче вам известно наверняка! А во-вторых, сам Петр Васильевич - человек ужасно застенчивый и лишняя слава мешает его работе. Нет, я не говорю о его пассажирах, о тех, с кем он сталкивается каждый день, баранах и коровах. Конечно, нет. Они книг пока не читают. Но зато на планетах отправки и доставки, отмечаясь каждый раз в диспетчерской, он вынужден вместо одной подписи о приеме груза в журнале дежурного, писать кучу автографов обступающей его со всех сторон публике. Ему это не по душе, но, чтобы никого не обидеть, он всем раздает автографы, пока самый последний поклонник не станет обладателем заветной расписки, сделанной загрубевшими руками Петра Васильевича, больше привыкшими к штурвалу, чем к ручке. Но ему от этого всего всегда очень неловко. За что мы все его, собственно, и любим. И отдохнуть теперь он может только в космосе. Хотя никто не гарантирует, что и там вдруг из гиперпространства перед обшарпанным "Перуном" не возникнет какой-нибудь трансгалактический лайнер до отказа набитый туристами из Туманности Конская голова, специально прибывшими, чтобы сфотографироваться в обнимку с самим Петром Васильевичем! А после отбытия лайнера с шумными туристами Петру Васильевичу ничего не останется, как, отснявшись на триста тридцать снимков, сдать штурвал, пойти принять таблетки от головной боли и завалиться на койку, надеясь, что мигрень и закостеневшая на лице улыбка к вечеру пройдут. Теперь вы видите, насколько ему нелегко приходится выносить повышенное внимание, И все же, несмотря на это, о таких приключениях, сами понимаете, невозможно не рассказать.

Итак... Петр Васильевич злился. Для него это было довольно обычное состояние в последнее время. Он гнался за жучками. Какими? Возможно, за самыми маленькими и невзрачными жучками во Вселенной. В нашей, конечно. Не знаю, может в другой и есть более невзрачные насекомые, но в нашей нет, это абсолютно точно. Гоняясь за десятком жучков, он покрыл уже много-много парсеков космического пространства в безрезультатной погоне. И потому злился. Два остальных члена экипажа, марсианин Тэкс и робот Бэримор, его решительно не понимали. Вернее, Тэкс его решительно не понимал наполовину. На вторую половину он готов был согласиться с его поступками, но на первую он не понимал решительно! А для Бэри-мора с его холодной машинной логикой такое поведение было просто сумасшествием. И чистейшей воды! Экипаж был дисциплинирован и поэтому молчал. Нет, конечно, он позволял себе некоторые намеки. На то, что неплохо было бы заняться и своими прямыми обязанностями. Туманные напоминания о графике и некоторые доводы против того, что Тэкс и Бэримор делали в угоду командиру. Ну а остальное время они молчали. Правда, это было то время суток, которое на планетах именуют темным. Проще говоря - во время сна. Но кто их мог в этом упрекнуть? Вот послушайте сами и тогда решайте, кто же в конце-концов прав и что произошло на этом небольшом ржавеньком скотовозе. Случилось это две недели назад. "Перуну" поручили доставить пони в сиротский дом на планете, название которой в переводе значит "Каменная". И вправду, неуютное место нашли в той системе для сирот! Планета сплошь покрытая скалами, изрытая ущельями, по всем понятиям, мало подходит для воспитания детей. Но жители той системы (кажется, ее название "Холодная", да-да, "Холодная"!) не очень-то пеклись о детях. Им, главное, хотелось быть уверенным только в том, что у этих детей есть крыша над головой и кусок хлеба на завтрак, обед и ужин. А значит, от голода и холода эти дети уже не умрут и, следовательно, они сделали все, чтобы чувствовать себя добропорядочными гражданами Вселенной. Но как сжалось сердце у Петра Васильевича, когда он заглянул в глаза этих детей, где стояла такая тоска по дому и теплу! Как заныло у него на душе, когда он гладил их по головам! Как захотелось ему обнять их всех, согреть своим теплом и закрыть своими крыльями, словно наседка - крохотных беззащитных цыплят. То ли жители этой системы никогда не были маленькими, то ли начисто забыли, что детям, в отличие от тараканов и крыс, в обилии населявших эту планету, кроме крыши над головой, неплохо бы иметь какие-нибудь растеньица в доме или вокруг, не говоря уж о такой роскоши, как грушки. А может, они и не слышали, что дети любят иногда поиграть в игрушки? А о таких вещех, как книги и мечтать не приходилось! Книги! Это же не вещь первой необходимости! Так думали дяди и тети в той системе. Вот ведь тараканы живут на Каменной без книг и не умирают! Спали эти дети на железных койках, которые привезли из одной тюрьмы, где больше не осталось заключенных. То ли все исправились, то ли умерли от жестких коек - теперь уже неизвестно. А с кроватями прислали и тюремщиков. Не оставаться же людям без работы! А между бандитами и детьми, в сущности, разница небольшая! Так думали добрые жители той системы. Создав, по их мнению, все необходимые условия на Каменной, они перевезли туда всех сирот, и думать про них забыли. Раз в неделю им отправляли катер с хлебом и водой, и тихо гордились тем, Что, наконец, победили сиротство на своей планете и теперь могут называть ее "благополучной". В жизни же детей, которых перевезли на Каменную, изменилось немногое, разве что зелень они стали видеть реже и есть хуже. Но они не возмущались и не бунтовали, а когда им велели, тихо сели в катер и молча смотрели в иллюминаторы, глядя, как корабль несет их в пустую и ветреную мглу нового дома. И тюремщики-воспитатели на них почти никогда не кричали, ведь им было все равно! Главное, чтобы никто не умирал, думали они. А пока что дети умирали нечасто. Конечно, и тюремщикам-воспитателям приходилось несладко, но на два месяца в году им полагался отдых в санаториях и на курортах других планет. И там они успевали поправить свое пошатнувшееся здоровье. Да уж, Каменную курортом никак не назовешь! В этом вы убедились бы сами, попав туда в одно не очень прекрасное мгновенье. Из-за того, что леса там почти не росли, у ветров не было преград и они буйствовали там со всею своей безудержной свирепостью, проверяли на прочность все встречавшееся на своем пути. Каменная была последней по счету от солнца, и поэтому ей доставались только самые слабые из его луей. Да, теплой ее никто бы не смог назвать! Снег на Каменной не падал только два месяца в году и, если дети в своем приюте за завтраком не успевали быстро выпить воду, она замерзала прямо в чашках. Впрочем, и хлеб от холода лучше не становился. Конечно, у сирот было достаточно теплых вещей, которые не хотели носить дети, жившие с родителями на других планетах, и которые поэтому присылались сиротам, но все же согреться можно было только, сбившись в большую кучу на раскиданных по полу обносках. Если лечь в такую зимнюю ночь на койку, то утром уже не проснешься. Даже тюремщикам приходилось спать по трое. Когда на Каменную случайно опустился звездолет представителя одной очень неплохой планеты, он сначала подумал, что попал в тюрьму. А когда ему объяснили, что к чему, он долго не мог поверить, что здесь живут маленькие сироты, а не взломщики и душегубы. Хотя даже и для них это было бы слишком жестоко.

- А почему дети все время молчат? - спросил он, придя в себя.

- Хотят - и молчат! - пожали плечами тюремщики-воспитатели. Но о чем было разговаривать детям, жившим в каменной коробке посреди пустыни? О том, что мерзнут пальцы? Что Усси Пом снова харкает кровью? Что малютка Фи уже третий день не встает с груды обносков в спальне? Да и тепло от разговоров выходит намного быстрее. Уж это-то они усвоили давно. А поскольку на Каменной все повторялось изо дня в день, все маленькие обитатели уже понимали друг друга без слов. Без слов улетел и тот добропорядочный инопланетянин. Он сразу понял, что с тюремщиками не о чем говорить, к тому же они только что поели и хотели спать. Поэтому он только попросил у них отвертки с молотком, починил свой корабль и улетел. А через месяц "Перуну" с той доброй планеты поручили привезти пони на Каменную. А теперь представьте себе Петра Васильевича, который опустил "Перун" возле каменной постройки, посреди каменной равнины и воззрился на холодные стены. Петр Васильевич всю жизнь ухаживал за животными и сразу понял, что пони не протянет здесь и недели. Поэтому неудивительно, что он прошествовал в постройку с твердым намерением объявить местному начальству о том, что он не оставит пони в этом "холодильнике". А теперь вообразите себе Петра Васильевича, увидевшего кучу малышей в старых, кем-то долго ношенных вещах, вопросительно уставившихся на Сотника в ожидании того, что он им скажет: "есть", "гулять" или "спать" - поскольку больше от своих воспитателей они ничего не слышали. Но Петр Васильевич ничего не сказал, он смог только подойти и погладить малышей по головам. Он простоял так долго-долго. А они все глядели на него и не двигались, потому что чего-чего а терпения у них было хоть отбавляй. Постепенно внутри Сотника что-то начало заводиться, мычать и рваться -= сначала тихо, а потом - громче. Многие умные люди в такие минуты старались держаться от него подальше. Желательно быть на другой планете, а лучше - в другой Вселенной, если такая все-таки есть. Но тюремщики-воспитатели этого не знали, поэтому спокойно взглянули на посетителя, у которого что-то мычало и ревело внутри. Но очень быстро им все же захотелось быть на другой планете и, желательно, в другой Вселенной. Во всяком случае они достаточно быстро поняли, что то, что они делают - плохо. Сообразительные попались ребята, что и говорить. И то, что Петр Васильевич улетает вместе с заболевшей малышкой Фи, независимо от того, что они скажут, они тоже поняли сразу. Крепко досталось и экипажу - уже на борту "Перуна" - уж если у Сотника что-то внутри начинало рваться и мычать, то рвалось и мычало долго, Это-то они знали! Если правду говорят, что коли человека вспоминают, он икает, то тюремщикам-воспитателям есть в этот день больше не пришлось, это точно. А уж уши у них, должно быть, полыхали таким огнем, что от холода в приюте наверняка, хоть ненадолго, но избавились. Отвезя Малютку Фи в больницу на Альфу Центавра, Сотник вернулся с грудой фруктов, хорошей одежды и мебельным гарнитуром. А еще он прихватил с собой книги и представителя гуманитарной организации, которая печется о том, чтобы всем детям жилось хорошо. После того, как Сотник вывел из глубокого обморока от увиденного этого представителя и перегрузил все вещи в здание приюта, он достал большое яблоко и направился к куче детей, такой же неподвижной и молчаливой, как и раньше. Он протянул яблоко самому маленькому - лопушку Топчику, у которого были отморожены пальчики на руке. Лопушок Топчик взял яблоко, озадаченно посмотрел на него и вернул Сотнику. Ведь он никогда не видел яблока и не знал, что с ним делать. Тогда Сотник прижал к себе Лопушка Топчика, сел на стул и заплакал. Нет, не слезами, потому что давно не плакал и забыл, как это делается - он плакал внутри. А дети стояли вокруг и смотрели. Потом Плешивая Сю подошла и погладила его по руке. Она и сама очень часто ревела, и очень не хотела, чтобы плакали другие. Поднялся Петр Васильевич ч трудом - словно столетний старец. Но постепенно в нем так стало рваться и мычать, что тюремщики-воспитатели сочли за благо сбежать на другую сторону планеты и не показывались, пока "Перун " не взмыл снова в серое небо Каменной. На борту представитель объявил Сотнику, что, конечно, гуманитарные организации тотчас же окажут приюту помощь, но забрать детей оттуда не смогут, потому что есть такие законы, которые запрещают людям с одних планет забирать детей других. А пока он говорил, Петр Васильевич видит перед собой вместо представителя одиннадцать пар темных глаз, смотрящих на него выжидательно и терпеливо. Еще ему припомнился рассказ Малютки Фи, которую он отвозил в больницу. Отогревшись, она поведала Петру Васильевичу их единственную Приютскую Мечту. А Мечта и впрямь была большая. На Каменной не было ни зелени, ни морей - ничего, кроме крыс и тараканов. Но еще там жили светлячки, Может, они там поселились, узнав, что детям с Каменной грустно? Но как бы то ни было, с основанием приюта там появились светлячки. В сумерках, вечером, при не стихающем сильном ветре они мерцали и парили в небе над зданием, складываясь в самые удивительные картины, какие только могли себе вообразить дети. Как только темнело, дети подходили к окнам и смотрели ввысь, пока светлячки не исчезали в ночной мгле. И так повторялось каждый день - ребята ели хлеб и пили холодную воду , ожидая только вечера, когда они снова смогут увидеть прекрасные картины из светлячков. В них они угадывали корабли, плывущие по морям, стада удивительных животных, леса и когда-то потерянных сестер, братьев, родителей - все самое лучшее они видели в этих узорах, разливавшихся в ночном небе. У них даже сложилось поверье, что каждый, кто умирает, превращается в такого вот светлячка. Поэтому смерти никто из них не боялся, зная, что когда-нибудь и они будут вот также весело кружиться над Каменной. Но однажды светлячки исчезли. В один из вечеров, после обычного прекрасного танца, они вдруг сложились в золотую стрелу и унеслись куда-то вверх, к другим звездам. И назад уже не вернулись. С тех пор Малютка Фи и заболела. Рассказав эту историю, она поглядела на Петра Васильевича своими глазищами и спросила, не сможет ли он догнать светлячков и объяснить им, что детям с Каменной очень хотелось бы, чтобы они вернулись. Сотник проглотил какой-то противный холодный комок, вставший у него поперек горла, взял в руку тоненькую ладошку Малютки Фи и каким-то не своим голосом сказал, что попробует. Малютка Фи кивнула и заснула глубоким сном. А Петр Васильевич пришел на "Перун" в состоянии довольно остолбенелом. Он понимал, что из-за этого обещания Малютке Фи все его грузоперевозки летят в тартарары и появляется столько проблем, что и подумать страшно. Но отказать девчушке из приюта, прожившей почти всю свою жизнь среди тюремщиков в пустыне на Каменной, он не мог. Ведь сердце у него было не Каменное. Вот из-за всего этого Сотник и сердился, и вот это-то одновременно и понимал, и не понимал Тэкс. И решительно не одобрял Бэримор - как робот , в общем-то, приличный парень, но как человек, прямо сказать, из рук вон плохой. Петр Васильевич вообще терпеть не мог делать людям пакости. Тем сильнее его бросало в дрожь от сознания того, что он устроил пятистам грузопереводчикам примерно на тридцати планетах, отказавшись работать по графику в течение месяца. За это и "Перу" могли отобрать! Имело такое право Агентство по по грузоперевозке с Земли. И только безмерная слава и уважение к Сотнику позволили пятистам грузоперевозчиков с тридцати планет навредить еще полумиллиону людей в разных концах Вселенной и подождать, пока Петр Васильевич догонит своих светлячков. Вот какие дела творились по крайней мере в этой части Вселенной из-за просьбы Малютки Фи! Первым делом Сотник бросился в Главную библиотек Галактики Млечный Путь, затем опросил сорок профессоров и сто эхо-радиостанций, и наконец выяснил, что это за жучки и в каком конце Вселенной они могут когда-нибудь объявиться. И вот уже прошла половина отпущенного ему месяца, а самих жучков Петр Васильевич так и не нашел. Согласитесь, было от чего сердиться командиру "Перуна"! Вы же не Бэримор, у которого в голове одни проводки! Вот какая нелегкая ситуация сложилась для Петра Васильевича. Бэримор постоянно ворчал. Он, мол, никогда не думал, что Сотник настолько глуп - как не понять, что пятьсот тысяч человек с тридцати планет это больше, чем одиннадцать с одной, а значит - важнее. По его словам, это было и дураку понятно. Но что мог ответить ему Петр Васильевич, у которого при одном воспоминании о б одиннадцати парах больших доверчивых глаз с Каменной все внутри начинало ныть и в горле опять появлялся комок, который, если его не остановить, мог превратиться в слезы. В слезы! Это у него-то, у скотовоза Петра Васильевича Сотника!

Что толку было все это объяснять железной банке, напичканной разными железными деталями? Не мог же он, в самом деле, сказать Бэримору, что делает все это только потому, что при воспоминании о Каменной ему хочется плакать? Тогда Бэримор просто-напросто подал бы рапорт на Землю о том, что командир сошел с ума, будьте уверены. А доверять ценных коров для перевозки сумасшедшему опасно. Это все знают. Поэтому Сотник просто отмалчивался т не отвечал на глупые вопросы робота, вроде таких?

- А где у тебя сжимается? А почему у тебя ноет сердце? Это не стенокардия? Я бы рекомендовал отправиться к врачу на ближайшей планете. Это непорядок! Конечно, самое верное было бы закрыть Бэримора в чулан и держать там, пока не поймаешь всех этих злополучных жучков. Но и этого сделать он не мог по той же простой причине - ему было жалко Бэримора. С Тэксом Сотник ссорился, и это было еще хуже. Потому что оба понимали - Петр Васильевич следует велению сердца, а от этого у них были все неприятности. И Тэкс не хотел ввязываться в неприятности, поэтому велениям своего сердца не следовал и всячески заглушал его голос доводами вроде: "Это неразумно" или "а почему именно я?" или "Есть кому этим заняться!" Но что было плохо, так это то, что там, в глубине, куда доводы не доставали, он чувствовал какую-то кислятину. Как будто показывал кому-то дорогу, заранее зная, что она оканчивается грязной канавой. Так бывает. Посылают тебя за хлебом, а тебе не хочется. Знаешь - идти надо, а сам говоришь, что коленка болит. А на самом деле не болит. Вот тогда и появляется внутри такая кислятина. И Тэкс, чтобы отвлечься от этого противного чувства, все время занимался тем, что отгадывал кроссворды, читал статьи в газетах и слушал радио. А Бэримор в тот полет был занят написанием диссертации. Как вы, наверное, помните, он с блеском трудился в Академии наук и был единственным роботом, которого умные-преумные ученые согласились принять в свои ряды, потому что не сделать этого - после всего, чего добился Бэримор в предыдущих экспедициях с Сотником и блестящих исследованиях, было просто некрасиво, а этого ученые допустить никак не могли. Но чтобы окончательно завоевать доверие этих умных людей, Бэримор решил написать диссертацию, то есть научный труд. Без этого настоящим ученым не станешь, это всем ясно. Ты можешь быть великолепным человеком, прекрасным другом или даже храбрецом и героем, но если ты не знаешь десятка формул, то для ученых ты - пустое место, ноль без палочки. Бэримору очень хотелось показать, что формулы для него - плевое дело. И тему он выбрал подходящую: ''Смысл жизни у людей ''. Бэримор ведь был не каким-нибудь там физиком, он был биологом! А значит, и писать ему нужно было о живом! А объектом своего научного труда он выбрал - кого бы вы думали? - Сотника! Тот сначала брыкался и отнекивался, но в конце концов махнул на это рукой. Он ведь, в принципе, тоже был не против иметь друга - академика! Похвалиться такой дружбой всякому приятно. И вот, после двух месяцев наблюдения роботом за командиром "Перуна", по выводам Бэримора выходило, что смысл жизни Петра Васильевича - возить скотину. То есть то, чем он больше всего приносит пользу обществу. Сотнику такой смысл жизни явно не понравился, но спорить с роботом он не стал - в цифрах он был слаб. А именно в цифры перевел все Бэримор. Он рассмотрел всю жизнь Петра Васильевича, вычел время на сон, еду и всякое такое, что вроде бы смыслом жизни назвать нельзя, А потом все, что осталось сложил вместе. Получилось, что первый смысл жизни Сотника - возить коров, второй - ругать экипаж, а третий - смотреть на звезды. Но последние два смысла шли с большим отрывом от первого. И вот, после такого блестящего заключения, Петр Васильевич бросает коров - свой главный смысл жизни - и начинает гоняться за какими-то жучками. Бэримор пытался много раз объяснить Сотнику, что он теряет свой смысл жизни, что он у него совершенно в другом. Но не получив никакого ответа, бросил это занятие и стал складывать погоню за жуками в часы, боясь, как бы она не вышла из всех смыслов на первое место. А такое существование, по мнению Бэримора, уж точно было бессмысленным. Но Петр Васильевич категорически не хотел вставать на Путь Истинный и тратил свою жизнь на жучков! Но дальше события стали разворачиваться с нарастающей быстротой. "Перун" пролетал возле скопления Плеяды, и Сотник, как всегда в таких случаях, предавался своему третьему смыслу жизни - смотрел в иллюминатор. Капитан был молчалив, и о том, что делалось у него на душе, догадывался только Тэкс. Ведь он тоже был все-таки живым. Но открыто Тэкс ему не сочувствовал - он был против того, чтобы расходовать свои нервные клетки. А потому сидел перед автопилотом и играл в шахматы с компьютером. Бэримор готовил обед на кухне - Петр Васильевич брал его в полет только на тех условиях, что робот будет обеспечивать экипаж едой. Поскольку готовка в его смысл жизни не входила. Вдруг Сотник, который хоть немного забылся, любуясь красотой Плеяд, почувствовал, как его что-то сильно толкнуло сзади. Он на какое-то время даже потерял сознание. Очнулся Петр Васильевич от ощущения, что его левая щека сильно замерзла. Тогда он открыл правый глаз, потому что левый был чем-то прижат. Первое, что увидел, были Плеяды. Но одним глазом смотреть на них было совсем не интересно, к тому же - ощущая, что твоя левая сторона лица сильно прижата к иллюминатору. Петр Васильевич, конечно, любил любоваться звездами, но не до такой же степени! Он попытался высвободить голову и посмотреть, кто из членов экипажа устраивает такие дурные шутки. Но заглянуть за затылок он не смог, а только ощутил спиной что-то теплое, довольно мягкое и большое. Тут, конечно, в Сотнике начало что-то рваться и мычать. А это, как вам уже известно, - знак дурной. Но то ли тот, кто выкинул эту шутки, был с капитаном "Перуна " не знаком, то ли был очень уж храбр, но только - как любовался Сотник на Плеяды одним глазом, так и продолжал любоваться. Тут его внимание привлек крик Тэкса, который просил Петра Васильевича бросить свои дурацкие розыгрыши и не давить на спину. Видно, Тэкс тоже любовался звездами, но из лобового окна. Тогда Сотник начал двигать своей задней частью, которая была посвободней. Врезаясь в то, что его держало и отжимаясь от стенки, он смог сесть на корточки и выползти из-под давящего на него предмета. Первое, что увидел Сотник - это живот и четыре копыта. Еще он увидел, как где-то спереди, за копытами, открылась дверь из кубрика в кабину и голос Бэримора спросил:

- Откуда в кабине корова? Вы, наверное, догадываетесь, что тот же вопрос готов был задать каждый из членов экипажа: "Откуда в кабине корова?" - Корова? - поинтересовался Тэкс, который все еще ничего не видел, так как был прижат к лобовому стеклу. А еще он спросил, не осталось ли в кабине места примерно на на одну марсианскую голову, куда можно было бы отжать корову и занять освободившееся место вышеупомянутым предметом? Он очень боялся, что если посидит так еще полчаса, то лицо его на всю жизнь останется таким же плоским, как стекло иллюминатора, к которому он был прижат. В конце концоа Тэкса удалось отлепить от лобового окна, но вынуть из-за штурвала так и не смогли.

- Это даже хорошо, - сказал потом Сотник, - а-то при посадке тебя пришлось бы туда снова впихивать. Но Тэкс так не считал, по нему это сразу было видно. Тэкс давно уже замечал в Петре Васильевиче некоторые странности и отклонения от поведения нормальных людей, к которым он, конечно, относил, в первую очередь, себя. И если раньше он начал бы спорить с командиром и доказывать свою точку зрения, то сейчас он просто помалкивал - с ненормальными связываться опасно. Тем более, что он знал, как в Сотнике, в случае чего, могло рваться и мычать. Петр Васильевич решил тут же садиться на ближайшую планету, чтобы выгрузить этого "зайца", то есть корову. О том, откуда она взялась посреди открытого космоса, они даже не пытались думать, Ведь думать можно только о том, что знаешь хотя бы наполовину! А тут Они даже не могли начать соображать. Не было, не было, и вдруг сразу - целая корова! Не могла же она запрыгнуть в иллюминатор с проносящегося мимо метеорита, затем вставить стекло и прижать к нему Сотника. Да так, что никто ничего не заметил! Чушь, Конечно, чушь! Уж кто-кто, а Сотник бы обязательно заметил, как она вставляет стекло. Это понимал даже Бэримор. Он, правда. Чтоб не уронить своей академической репутации, попытался выдвинуть какую-то теорию с десятком формул, заранее зная, что тут в формулах никто ничего не понимает. Особенно Петр Васильевич. Но Сотник так гаркнул: "Ерунда!", что Бэримор сразу понял, что - да, действительно, ерунда, и пошел дожаривать картошку. На космодроме их уже ждали со специальной машиной для коров, видно там уже привыкли к тому, что незнакомые корабли привозят им коров. Но еще не было директора молочной фермы, который, как сказали Петру Васильевичу в космопорте, должен был ее принять. Петр Васильевич, вернувшись, сел мрачно на трап и принялся ожесточенно грызть соломинку, благо соломы везде валялось предостаточно. Радоваться ему, конечно, было не от чего. Жучков он не нашел. Экипаж от него практически отказался, разве что - не бунтовал. Времени еще чуть-чуть остается только на обратную дорогу. А тут еще из-за этой коровы здесь торчать! Бэримор в это время деловито осматривал внешние части "Перуна", поскольку, по старой памяти, выполнял еще и обязанности механика, то есть следил, чтобы важные детали корабля были в порядке. Наконец к "Перуну" подрулил флаер на воздушной подушке и оттуда выскочил толстяк в белом халате. Видимо, это и был директор.

- Чернушечка! Чернушечка! - сходу завопил он, непонятно, к кому обращаясь. То ли к Сотнику, то ли - к Бэримору. Корова ведь была внутри.

- Чернушечка у вас? - наконец выжал из себя директор. Казалось, он сейчас зарыдает. Сотник неодобрительно смотрел на толстячка. Он не любил, когда взрослые люди начинали плакать.

- Чернушка? - переспросил его Сотник. - А почему не Рыжик или Сивый Нос? Она же вся белая! Но толстяк не ответил на вопрос, он был слишком поглощен своим горем.

- Пропала Чернушка! Остальных-то вернули, а Чернушку - нет! - И он довольно нахально прошел мимо Сотника в корабль. - Чернушечка! Коровушка-а! Да как же это так? Да на кого ж ты меня оставила? - Когда он увидел зажатую корову, то чуть не ударился в истерику: - Бедная моя! - надрывался он. - За что же тебя обидели? Злодеи-басурманы!

- По-моему обидели все-таки нас, - наконец проронил Тэкс, у которого от долгого сидения затекли ноги. - Неприлично. Вы бы хоть коровы постеснялись. Вам животное вернули, а вы еще "басурманами" обзываетесь. Толстячок опомнился и прижал руки к груди.

- Ой, не ругайте меня! Пожалейте! Целую ночь не спал - думал все: как же так? Пропала ведб!

- Слушайте, - не выдержал Сотник, - Забирайте свою корову и спите сколько влезет. А у нас дела. Но директор фермы на все отвечал одним:

- А она голодная-холодная, брошенная! Наверное, очень коров любил. Пока он продолжал причитать, и вытирать слезы платком, разъяренный Петр Васильевич вызвал из космопорта механиков и они вынули корову через лобовое стекло. Вместе с директором. Потому что расставаться с нею он ни в коем случае не желал. Ничего другого от сумасшедшего директора экипаж "Перуна" и не ожидал, но когда он после того, как стекло вставили обратно, попросил, чтобы, если корова попадет к ним снова, доставить ее по тому же адресу, в Петре Васильевиче так замычало, что экипаж спрятался в кубрик, а корова сама сиганула в специальный скотовоз.

- Ну уж нет! - взвился Сотник. - Я поеду с вами. И пока не убежусь, что корова надежно прикручена и привинчена в стойле, никуда не улечу! А раз Сотник сказал, значит, так оно и будет. Это даже толстяк сразу сообразил. И пока они вместе тряслись в коровозе, он рассказал Петру Васильевичу очень интересную историю. Сотник настолько был последнее время погружен в собственные дела, что совершенно не следил за событиями в мире. А события разворачивались нешуточные. Откуда-то из самого глухого уголка Вселенной появилась странная комета. Странна она была тем, что за собой оставляла только пустоту. Планеты и звезды, которые задевал ее гигантский хвост, попросту исчезали с экрана обсерваторий и локаторов. Поэтому эту страшную комету прозвали "Поглотитель планет". И сейчас она приближалась к тому самому месту, где Сотник пытался найти жучков. А на этой планете всех охватила паника - кто начал собирать вещи, чтобы перебраться на другую планету, кто - рыл глубокие подвалы, кто - строил крепкие бетонные убежища. А директор почему-то решил, что ему нужно выкачать из коров все молоко. Он заказал усовершенствованные доильные аппараты. Это такие штуки, которые сами доят коров. Но как только он начал доить коров с помощью этих штук, коровы начали пропадать. А затем их стали привозить. Откуда только их не доставляли! Из бассейнов, ресторанов, с других планет и других галактик. Одну даже, говорили, из другой Вселенной вернули. Если такая, конечно, есть. Так что Чернушке еще повезло. Ее все-таки не так далеко забросило.

- Может, им аппарат не нравится? - предположил толстяк. - Они от него и убегают... Сотник насупил брови и не ответил. На глупые вопросы он предпочитал не отвечать и с глупыми людьми не разговаривать. Просто на ферме он подошел к аппарату и взял его в руки.

- А вот тут пусковая кнопка! - угодливо ткнул пальцем в аппарат директор. - Дайте я нажму! Теперь он очень старался услужить Сотнику. И нажал. Через секунду Сотник понял, что стоит на верхушке высоченной горы, и что ему очень холодно, а кроме того - очень высоко, и ему здесь совсем не нравится. Он огляделся. Вокруг простирались дикие горы, а под ногами хрустел снег.

- Да что же это такое! - завопил на все горы Петр Васильевич. И его можно было понять - время текло меж пальцев, и начальство с Сотником считаться уже не станет, а жучки тем более. Хотя он был человеком взрослым и крепким, но уже в который раз за последнее время готов был зарыдать. Вот так люди портят себе нервы.

Он сел на снег. Обхватил ноги и уткнул голову в колени. Ему казалось, что весь мир такой же холодный и дикий, как эти горы, и что ему наплевать на то, что Петру Васильевичу надо куда-то там лететь, чтобы поймать каких-то там жучков. = Вот здесь-то я и помру, - мрачно подумал Сотник. Вдруг капитану "Перуна" с силой долбанули по ботинку. Он отскочил от края обрыва и уставился на заступ, который появился из пропасти. За ним вылез альпинист. О том, что альпинист - гуманоид, можно было судить по красному от мороза носу. Он страшно удивился, увидев Петра Васильевича на верхушке высоченной горы. За первым альпинистом вылезло еще семь - целый отряд. И все удивлялись. Такие уж они были впечатлителные. Оказывается, они здесь от кометы хотели спастись. Они, конечно, люди свободные, и от кометы каждый спасается в меру своей фантазии. Но Сотник подумал, что спасаться в горах от кометы - все равно, что все время сидеть в море, чтобы не утонуть. Хотя, в конце концов, - их дело. Главное, что вскоре на гору прилетел вертолет с мебелью альпинистов и Петра Васильевича, бордового от мороза, отвезли в космопорт. Как только Сотник вошел в корабль, экипаж, как всегда в последнее время, сделал вид, что страшно занят своими делами. Тэкс повернулся к капитану спиной и, казалось, был углублен в книгу с каким-то дешевым детективом, не замечая, что держит ее вверх ногами. А Бэримор принялся фальшиво напевать и начищать чайник и без того блестевший, как солнышко в летнюю пору. Петр Васильевич мрачно окинул взглядом экипаж и прошествовал к командирскому креслу, где тоже повернулся ко всем спиной. Что он - хуже их, что ли? Но ему надо было кое-что сказать экипажу. И чтоб показать, что он делает это не по своей воле, он произнес:

- Кх-мм! - затем посмотрел краешком глаза, как на это замечание отреагирует экипаж. Тэкс не пошевелился, чтобы, не дай Бог, Сотник не почувствовал, что он ему, Тэксу, интересен. Но напряженно уставился на отражение капитана в лобовом стекле. Бэримор следил за Петром Васильевичем, глядя в блестящий бок чайника и одновременно продолжая натирать его тряпочкой. Робот ведь ставил свою принципиальность ничуть не ниже остальных.

- Сюда скоро комета прилетит, - наконец прочистил горло Петр Васильевич. - Говорят, от нее планеты пропадают. - Он замолчал, давая экипажу время освоиться с эти интересным сообщением.

- Ну, если слушать радио, - сказал Тэкс таким голосом, что сразу стало ясно: радио не слушает один ненормальный Петр Васильевич, - то это можно было узнать еще две недели назад.

Сотник медленно повернул голову. Видно, у него совсем вылетело из головы, что он собирался общаться спиной.

- Что? - спросил он так, что Тэксу захотелось стать маленьким и исчезнуть в недрах штурманского кресла. Да так, чтобы его уже никто не нашел. Теперь ему уже не надо было смотреть в лобовое стекло, ярость командира он ощущал спиной. Даже сквозь толстое кресло. Робот продолжал методично протирать дыру в чайнике. Хотя внутри него проводки здорово напряглись.

- И ты молчал! - прогремел Петр Васильевич. - Ну, знаешь, это уже ни в какие рамки!.. А что - если бы мы врезались в эту комету и разлетелись на кусочки к чертовой бабушке?!

- Да что толку - тебе говорить? - взвился Тэксю От испуга он сам перешел в нападение. - Уперся в своих жучков, кроме них ничего не видишь. Что больше некому этим заняться? Ты что - Папа Римский? Или кто у вас там раньше нищих кормил? Видимо, Тэкс не знал, кто такой Папа Римский. Да и Сотник, честно говоря, не очень помнил. Да и не до того ему сейчас было. В этот момент он был очень похож на быка. Петр Васильевич стоял, полусогнувшись. Его ноздри то расширялись, то сужались с шумом втягивая и выпуская воздух каюты. Глаза ничего хорошего не выражали. Красной тряпкой для капитана Тэкс быть совсем не желал, поэтому спрятался в кресло и снова принялся читать детектив кверху ногами, с ужасом следя за отражением Петра Васильевича в лобовом стекле. Сотник рывком повернулся к роботу.

- И ты это знал? Будь Бэримор человеком, он бы взвизгнул, нырнул в кубрик и заперся там до прихода милиции, но поскольку он был роботом, а голос у роботов на визжание не рассчитан, они ведь такие ограниченные, то просто сказал:

- Радио является единственным доступным источником информации о событиях в мире, в постоянном курсе которых должно было быть любое уважающее себя разумное существо. Даже для Сотника это было слишком. Это означало, что - он существо неразумное. Что команда его ни в грош не ценит. Что он - чуча мелководная и что его презирают. Чуча - это такое животное, которое держат на одной водяной планете вместо овец, но чучи гораздо глупее их. Теперь понимаете, почему - чуча? Петр Васильевич обвел диким взглядом каюту в поисках того, что можно было бы с грохотом швырнуть или опрокинуть. Но кроме экипажа все было привинчено к полу, а Петра Васильевича с детства учили, что людей бить нельзя. И правильно делали. А то ведь он и сам бы остался без экипажа. Но сказать что-то надо было. Не мог же он так просто уйти т не отметить своего отношения к происходящему! Он набрал полную грудь воздуха, но понял, что ничего, кроме брани, произнести не может, а ругаться ему тоже с детства запрещали. И тогда он сказал:

- Пс-с-с! Затем повернулся и так жахнул дверью, что у Бэримора из рук выпал чайник, а у Тэкса детектив. Впрочем, они этого не заметили. В каюте, которую Сотник делил с Тэксом, Петр Васильевич зарылся головой в подушку и замер. Без движения он пролежал восемь часов кряду. Он не спал, а лишь неподвижно лежал на кровати. За иллюминатором каюты давно стемнело. На кусочек небосвода, видный через стекло, выплыли две луны. А Сотник все лежал и лежал. А в голове у него бились одни и те же мысли:

- Почему весь мир отвернулся от меня? Неужели это так плохо - помочь сиротам? Неужели в этом мире живут такие бездушные люди, которые не могут понять, что для меня сейчас поймать этих жучков важнее, чем сохранить всех коров Вселенной? Ах, - думалось ему, - как я ошибался в Тэксе и Бэриморе! Они оказались бессердечными, расчетливыми людьми. Впрочем , что он говорит? Людьми... Бэримор-то даже и не человек! Как он может почувствовать, что значит - остаться без родителей, когда у него и родителей-то отродясь не было! Винтики-проводочки! - Сотник горько усмехнулся: - Каким же надо быть чурбаном, чтобы воображать, что они с Бэримором друзья! Робот есть робот. - думал Петр Васильевич, но вот Тэкс... Тут Сотник снова впал в оцепенение. Через час он вылез из-под подушки и уставился на звезды, сверкающие в иллюминаторе. Постепенно мысли Петра Васильевича сделались спокойнее. Звезды замигали веселее.

- Что ж, - подумалось ему. - мир не переделать. Во всяком случае - мне. Будем принимать его таким, какой есть. Он глядел-глядел на звезды, и они казались ему снова такими ласковыми, что он перестал чувствовать себя одиноким.

- Звезды ведь тоже одни всю жизнь и ничего. Светят путникам. Людей радуют. Эх, рано я отчаялся!.. - мысли Сотника стали течь плавно-плавно и постепенно уплыли в такую даль, что он уже не знал, о чем думает, и только смотрел и смотрел на добрые звезды. Вдруг ему показалось, что часть звезд сорвалась со своего места на небесах и устремилась ввысь.

- Должно быть, я совсем с ума сошел от горя, - пробормотал Сотник и помотал головой. Но это не помогло. Мириады маленьких огоньков продолжали взмывать в космос огромным золотистым клином.

- Да это ж они! - ахнул тут Сотник. Он рывком скинул с себя одеяло и гигантскими прыжками кинулся в кабину. Тэкс так и не решившийся в целях безопасности зайти в каюту для сна, спал в кресле. Сотник не стремился соблюдать тишину, поэтому так хлопнул дверью, что детектив снова выпал из рук сонного штурмана. Тот осовело уставился на командира, но спросить, в чем дело, не решился. Он только почувствовал вскоре, что корабль медленно взлетает ввысь. Сохраняя молчание, он подошел к Сотнику и устремил взгляд на сотни огоньков, маячивших впереди.

- Они, что ли? - спросил он таким голосом, чтобы сразу стало ясно - ему это все равно. Но Сотник ничего не ответил. Он боялся потерять золотистый клин, найденный с таким трудом. Тэкс пожал плечами и опустился в штурманское кресло. Там ему надлежало находиться во время взлета. Постепенно жизнь на "Перуне" становилась почти такой же, как и раньше. Правда, экипаж продолжал друг на друга фыркать и обходить стороной вопрос о цели путешествия, только иногда перекидываясь словами. Но, так или иначе, у них появилась цель и рано или поздно этот кошмар должен был кончиться. Потому что, по большому счете, радости такой круглосуточный бойкот не доставлял никому. Может быть, вы думаете, что Бэримор не страдал? Ха! Тогда хотел бы я, чтобы вы посмотрели, как у него на окуляры чуть ли не слезы наворачивались, когда он сидел над своей диссертацией! Он со всей ясностью сознавал, что ее он проваливает, так как до сессии, то есть до того момента, когда ему надо было ее сдавать, они наверняка не успеют поймать ни одного даже самого завалящего жучка. Робот терял смысл своей жизни. Смысл жизни, который он вычислил себе сам. На Бэримора было жалко смотреть. Казалось, он постарел сразу на три гарантийных срока. То есть на то время, которое отпущено роботам-механикам для бесперебойной работы. Он испускал стоны и кашлял как древний дед. Он даже начал местами покрываться ржавчиной. Когда Сотник увидел, что краска начала осыпаться с корпуса Бэримора в еду, которую тот готовил, Сотник не на шутку испугался. Не за себя, конечно. Хотя и за себя тоже - немножко. Но теперь Сотник радовался тому, что они уверенно преследовали добычу. Нагнать жучков он намеревался в следующей системе, где жучки при облете планет наверняка снизят скорость. Правда го убивала мысль, что этим путешествием он буквально загонял в могилу робота. Капитан усиленно думал, как бы вытащить Бэримора из этого жуткого состояния и даже начал с ним весьма ласково разговаривать. Но это не помогало. Петр Васильевич пытался развлечь робота заказом приготовления особо хитроумных блюд, но тот все путал и клал вместо сахара перец. Экипаж, хотя на вид и продолжал относиться друг к другу неважно, терпел и это. Но вскоре Бэримор слег. В одно утро, после того, как у звезды Альфа Водолея Сотник сдал управление кораблем Тэксу и зашел на кухню - узнать, почему до сих пор нет завтрака, он увидел, что робот лежит на полу в россыпях перца с сахаром и мукой. Индикаторная лампочка на его груди еле горела. Робот умирал. Петр Васильевич бросился к Бэримору, поднял его на руки, хотя тот весил не меньше самого Сотника, и перетащил в каюту. Тэкс, увидев это, передал управление кораблем комьютеру и кинулся к ним. Вместе они заботливо уложили робота на постель Сотника и подоткнули ему одеяло как маленькому ребенку. Испуганный Тэкс притащил аккумулятор и вставил его шнур в ячейку питания Бэримора. Но лампочка продолжала гореть так же тускло.

- Как ты, Бэримоша? - дрогнувшим голосом спросил Петр Васильевич. - Держись, милый, мы тебя покормим. Только не молчи! Он, конечно, имел в виду, что покормят его электричеством. Бэримор с усилием сфокусировал окуляры на Сотнике.

- У меня все внутри рвется, - хрипло сказал он.

- Не может у тебя там ничего рваться, - встрял Тэкс, - у тебя там все надежно спаяно, скручено. Все в порядке. Просто ты переутомился. Правда, капитан?

- Да-да, конечно, ты переутомился, - поддержал помощника Сотника, - сейчас полежим в кроватке и нам сразу полегчает.

- А мы пока... мы пока... - Сотник обвел взглядом каюту. Он понятия не имел, как лечить роботов. Но чутье подсказывало, что такую болезнь машинным маслом не возьмешь. - А мы пока сказки почитаем. Правильно? - Он нервно открыл книгу на правой же попавшейся странице.

- В некотором царстве, в некотором государстве... - тут он сердито посмотрел на Тэкса, который в волнении стоял над роботом, во всех четырех руках пустые мыльницы, гремя ими как погремушками. Он хотел развлечь робота. - А дядя Тэкс пойдет рулить машинкой, - твердо сказал капитан. - Чтоб мы не врезались в какой-нибудь метеоритик. Штурман кивнул и на цыпочках вышел из каюты. Он тоже не хотел, чтобы они врезались в метеоритик. На столике у кровати Сотника все время горела лампа, а Петр Васильевич и Тэкс, сменяя друг друга, дежурили у постели больного робота. Сначала казалось, что Бэримору лучше не становится, но когда Сотник читал ему сказку "Садко" - в том месте, где Садко героически прощается с командой корабля и прыгает в бурное море, Бэримор с трудом настроил свои окуляры на лицо капитана и спросил: - Зачем он прыгнул? - Кто прыгнул? - от неожиданности переспросил Сотник.

- Садко зачем прыгнул? Он же утонет!..

- Ну, утонет, - согласился, подумав, Сотник.

- А смысл какой в этом? - продолжал робот. - Он же не будет существовать и приносить пользу обществу. Не понимаю. Может, он с ума сошел? Тогда - понимаю.

- Нет, - Сотник медленно опустил книгу. Попробуй объяснить такое роботу! Сам с ума сойдешь! - Понимаешь, у некоторых людей есть такое чувство, которое заставляет в тяжелую минуту отдавать жизнь за другого. Чтобы тому стало лучше.

- М-м, - протянул робот. Сотник внимательно смотрел, какое впечатление производит сказанное им на робота.

- А нельзя так, чтобы всем было хорошо и никто не утонул?

- Иногда - нельзя.

- А что это за чувство? Огонек на груди Бэримора разгорался все ярче и ярче. Сотник следил за огоньком и буквально вспотел, подбирая слова - лишь бы не дать ему угаснуть снова.

- Понимаешь, когда да человека крепко дружат, ну просто жить не могут друг без друга, и с одним из них стрясается беда, вот тогда это и происходит, Капитан не отрывал глаза от лампочки. Быримор молчал, но она светилась все сильнее. Тогда Сотник потушил свет и вышел из каюты. Во тьме горел лишь огонек на груди робота. Но горел - ярче звезд за иллюминатором. Петр Васильевич в какой-то задумчивости вошел в кабину и сел возле штурвала.

- Ну как? - с тревогой спросил Тэкс. Сотник вздрогнул и посмотрел на штурмана. Капитан все еще думал о Бэри-море.

- Лучше, - ответил Сотник, сплюнул три раза через левое плечо и постучал по карандашу, с которым Тэкс в обычное время разгадывал кроссворды - единственному деревянному предмету на "Перуне". Тэкс удивленно посмотрел на капитана. Раньше он не замечал, чтобы тот плевался на корабле. Сотник заметил удивление штурмана и смущенно сказал:

- Не обращай внимания, - Ага, - заметил Тэкс и не поднимаясь с кресла встал на уши. Видите ли, на Марсе все суеверные люди вместо того, чтобы плеваться, встают на уши. Почище народ, почистоплотнее. Тут уж ничего не скажешь.

- Сотник ошарашено смотрел на штурмана.

- Не обращай внимания, - застеснявшись, произнес тот.

- Понятно, - ответил Петр Васильевич и улыбнулся. В первый раз за две недели. Же на следующее утро Сотник застал робота за готовкой овсяной каши. Кашу сотник не любил, но на этот раз ему показалось, что никогда не ел ничего вкуснее. Конечно, Бэримор выздоровел. Но теперь он прилипал к Сотнику по любому поводу. Он ведь начал писать вторую часть диссертации: "Об особенностях жизни людей, или что такое крепкая дружба". Он спрашивал у Сотника: а сколько раз бы он бросился в воду ради друга, если крепко с ним дружит, а сколько - если не крепко. А если не в воду, а - с балкона? А если вместо него бросится друг? Сотник потел и скрипел, отвечая на эти вопросы, потому что, как мы помним, человеком он был скромным. А скромные люди не любят говорить, сколько раз они бросятся в воду ради друга, Но он был готов и на это, лишь бы Бэримор не болел. И радостный Бэримор вел свою диссертацию к победному концу. Но такая уж у капитанов судьба - не успеешь расхлебать одно, как валится другое. Они не смогли догнать жучков в космосе! На самой большой скорости, которая позволяла держаться на одном расстоянии от светлячков - то есть ни приближаться, ни удаляться - "Перун" трясся так, что, казалось, он вот-вот распадется на части. А распадаться на части совсем не хотелось и постепенно они отставали. У Петра Васильевича была одна надежда, что жучки сядут передохнуть на какой-нибудь планете. Не могут же они летать вечно! И вот в системе Оп-са-2 они, наконец, пошли на посадку. Но когда до планеты, на которую собирались опуститься насекомые, оставалось не больше парсека - ну в общем не очень много - из-за небольшого черного астероида вылетел серый клин летучих крыс и врезался в золотистую стрелу светлячков. Если бы не маленький размер, летучие крысы были бы самыми беспощадными хищниками во Вселенной. Они были жестоки кровожадны, и если им не удавалось перехватить какой-нибудь живности в космосе, где ее, в общем-то, было не очень много, они бросались друг на друга. И вот на глазах у бедного Сотника летучие крысы начали поедать его драгоценных жучков! За которыми он пролетел половину Вселенной - то есть очень много, и до которых ему осталось всего полпарсека - то есть очень немного! От бессилия Петр Васильевич так стиснул зубы, что хруст раскатился по всему кораблю. Но крысы его не услышали и продолжали уничтожать светящиеся точки. Жучки пытались увернуться, рассыпаясь в золотистые облака, но крысы были слишком ловки и быстры. И вот, когда Сотник уже почти начал седеть от горя, Тэкс включил все внешнее освещение. А его на "Перуне" было достаточно! И вдруг во тьме космоса крысы увидели, что недалеко летит стая еще более жирных и толстых жуков. Они-то ведь глупые не знали, что это всего-навсего несъедобные лампочки корабля! Крысы издали дикий охотничий визг и ринулись на новую добычу. Некоторые из них попытались ворваться в самую гущу новых жучков и расквасились о стальные бока "Перуна" . Ну что ж! "Перун" и не такое мог выдержать! А уцелевшие жучки, между тем, медленно опускались на планету. Когда крысы поняли, что их провели, светлячки были уже далеко. Они уже влетели в воздушную оболочку планеты. Как хищники тогда разозлились! В бессильной ярости бросались они на скотовоз, кусали антенны и фонари, но ничего не могли поделать. Правда, одна самая крупная летучая крыса сгрызла в злобе флажок с эмблемой Земли. Но не печальтесь - у Сотника был запасной! Как только Петр Васильевич убедился, что опасность светлячкам больше не угрожает, он направил корабль следом за ними и уже через двадцать минут опускался на широком пшеничном поле. Вокруг виднелись небольшие домишки, похожие на те, которые на Земле когда-то можно было увидеть на фермах и в колхозах. Только, конечно, не совсем точно такие, а инопланетные. Петр Васильевич устало отнял руки от штурвала и принялся рассматривать местность. Сразу же бежать на поиск светлячков не имело смысла, ведь днем их было совсем не видно, а на той планете был как раз день. Но Сотник решил, что лучше заранее исследовать окрестности, чтоб, когда он будет искать их ночью, не вляпаться в какое-нибудь болото. Только он хотел отдать соответствующие распоряжения экипажу, как из кубрика появился Бэримор. В руках он нес летучую крысу. Та дико верещала, извивалась в щупальцах робота и норовила укусить его в железный палец. Будь на его месте человек, он давно бы уже выкинул эту тварь и сиганул от нее подальше, но Бэримор лишь с любопытством крутил ее перед окулярами. Да, он был настоящий ученый-биолог!

- Вот, - сказал он, - через дымоход залетела. Да-да! Не удивляйтесь! На кухне "Перуна" был дымоход! Для того, чтобы чад не оставался в кубрике, а уходил в космос. Конечно, на более современных судах есть специальные дымопоглотители, но не забывайте, что это был старый "Перун".

- Отпустил бы ты ее, - сказал добрый Сотник, - ей же больно. Дай ее сюда. В коробку положу. Он взял картонную коробку из-под бананов и сунул туда крысу. Но крыса не поняла, что ей хотят добра и укусила капитана в палец.

- Ах ты, ух, с-с, - зашипел и засвистел капитан, вертясь с коробкой на одном месте и тряся укушенной рукой. Вы ведь помните, ругаться он не любил. Наконец он бросил коробку и принялся хмуро сосать укушенный палец. Только Сотник хотел сказать Тэксу с Бэримором: «Чего? Человека укушенного не видели?», как почувствовал, что его что-то щекочет под мышками. Это было так невыносимо смешно! А Сотник ужасно боялся щекотки. Это, пожалуй единственное, чего он боялся. Он весь скукожился, замахал локтями, пытаясь избавиться от этого щекотания, и захохотал, всем своим существом осознавая, насколько дико это выглядит в глазах его экипажа. Тэкс со страхом уверился, что командир окончательно сошел с ума. Не обвиняйте Тэкса. А что бы вы подумали, увидев, как укушенный злобной летучей крысой человек заливается хохотом, дико скрючиваясь, крутя и махая руками? Поэтому действия штурмана были вполне понятны - он ведь заботился о ближнем. Что-то следовало предпринять и Тэкс схватил чайник, недавно наполненный Бэримором, и опрокинул его на капитана. Поток сладкой воды хлынул на изнемогающего от смеха и верчения командира. И в довершение на его голову мягкой горкой упала заварка из чайника. Как бы то ни было, но это помогло. Мрачный капитан сидел в луже сладкой воды с заваркой на голове и опять становился похожим на быка. Ноздри его раздувались, а глаза наливались свинцом. Тэкс, все еще с чайником в руках, стоял рядом парализованный собственными действиями и в тихой панике ожидал развязки. Неизвестно, что стряслось бы с Тэксом и Петром Васильевичем, когда капитан пришел бы в себя и отплатил штурману. Ведь человеком он был добрым и увечья штурмана его наверняка бы огорчили. Но в критический момент Бэримор нагнулся к луже и что-то достал там концом вилки.

- Любопытно, любопытно... - сказал робот в напряженной тишине, где, казалось, зажги спичку и все взлетит на воздух, - смотрите, это - Щекотун. Такой паразит, он живет на летучих крысах и, когда их щекочет, они начинают визжать и выпускают кусочки добычи, которыми он и питается. Оказывается, их можно смыть сладким чаем! Кто бы мог подумать! Бэримор отошел к лампе и принялся вертеть вилку, пытаясь получше рассмотреть щекотуна. К этому моменту Сотник успокоился настолько, что начал понимать, что живых существ бить нельзя. А разумных тем более. Потому лишь метнул на Тэкса нехороший взгляд, от которого тот уронил чайник. Затем поднялся и, повернувшись к штурману спиной, так отряхнул с себя чай, что большая часть его досталась Тэксу. А парализованный штурман только морщился, моргал и даже не пытался отступить. Так часто бывает: хочешь кому-нибудь помочь - усердствуешь, стараешься, а этого никто не понимает. Пока Петр Васильевич мылся, Бэримор убрал чайник, вытер коричневую лужу и наловил целый спичечный коробок щекотунов. К тому времени Тэкс отошел настолько, чтобы начать дрожать. Он сел в кресло и закрыл глаза.

- Да, - сказал вдруг робот, - теперь я знаю, что есть и такой смысл жизни. Штурман открыл измученные глаза и посмотрел на робота.

- Ты готов был пожертвовать жизнью ради друга, Ты поступил - как Садко! Иэкс сглотнул слюну и закрыл глаза снова. В первый и последний раз он пожалел, что родился на этот свет. После купания вид у капитана был хоть и посвежевший, но все еще сердитый. Тэкс время от времени кидал на него быстрые несмелые взгляды и тут же снова погружался в журнал, за которым прятался как за щитом. Одного свирепого взора капитана, лохматившего полотенцем вымытую голову, оказалось достаточно, чтобы штурман надолго скрылся за журнал. Весь остальной день в кабине было спокойно. Сотник читал в каюте, обсыхая, а штурман не покидал своего кресла, опасаясь, что ноги его не послушаются. Бэримор занялся воспитанием летучей крысы. Он хотел проверить на ней теорию Сотника и учил отдавать свою жизнь за другого. Крыса упиралась и ,судя по всему, мерзко ругалась - она свою жизнь ни за кого отдавать не собиралась. Но Бэримор, как мы знаем, был личностью упорной и, если уж чего-то решит, от своего не отступится. Надо же, в конце концов, узнать в чем главный смысл жизни! К вечеру голова Петра Васильевича настолько опухла от криков крысы, что он уже не мог находиться на корабле и вышел на свежий воздух новой планеты. Как только визг скрыла толстая оболочка "Перуна", на Сотника опустились мир и покой. Петр Васильевич сел на трап. Лицо капитана тихо обдувал свежий ветер. В ветре чувствовался запах реки и камыша. Местное солнце цвета черешни уже опускалось за горизонт, и к еще светлому краю его тянулись птицы. Сотник не думал. Он чувствовал и ощущал окружающий мир. Как это было хорошо!

Такое можно понять только отсидев безвылазно две недели в тесной кабине скотовоза, где на тебя только и делают, что бросают косые взгляды, да кидаются чайниками. Но постепенно небосвод потемнел. и темнота сгустилась вокруг. Петр Васильевич почувствовал, что стало холодно. Он поднялся и уже готов был скрыться в шлюзе корабля, как ему вдруг захотелось кинуть последний взгляд на едва тлеющую полоску неба у края земли - когда-то он еще увидит закат! Сотник обернулся и замер. Далеко, может быть, в нескольких километрах совсем низко над поверхностью планеты летели жучки, выстроившись в одну линию. Эта линия змеилась и извивалась словно ручей, озаренный полной луной. Сообразив, что это такое, капитан рванул люк, нырнул в нутро корабля и через секунду уже появился с большим сачком в руке, с тем, которым Бэримор обычно ловил насекомых. К счастью, светлячки еще были на месте. Сотник несколько удивился, что их так много. Ему казалось, что после нападения крыс их всего-то горстка осталась. Но это его не смутило, и он быстрыми шагами направился к жучкам в густых сумерках. Шел он, видимо, по какому-то лугу. Идти было неудобно, ноги его то и дело попадали если не на кочку, то в яму. Один раз он чуть не подвернул себе ногу, но, боясь потерять из виду жучков, даже не остановился. Вдруг ему показалось, что светлячки могут скрыться за какой-нибудь горкой, и он их уже никогда не поймает . И он побежал. Теперь он несся лесом. По лицу его хлестали ветки, он поднимал руки, чтобы защитить глаза и продолжал бежать вперед. Он так боялся упустить жучков, что даже позабыл о том, что у него есть фонарь. Вскоре Петр Васильевич начал от усталости тяжело дышать. Он слишком много времени проводил без физических упражнений в кабине корабля. Колючие ветки незнакомых растений драли в клочья комбинезон, царапали кожу рук и лица. Но Сотник не чувствовал этого, в его глазах отражалась только узенькая блестящая линия. Но ближе она так и не стала. Зато он словно воочию увидел одиннадцать пар доверчивых глаз из приюта на Каменной и услышал голос Малютки Фи. Рассказывавший, как каждый из умерших ребят становится светлячком. Вдруг почва ушла из-под ног Сотника, и он почувствовал холод, поднимающийся от ног до пояса, потом и до груди. Линия у горизонта скакнула и исчезла. Холод поднялся до шеи. Наконец Петр Васильевич вернулся к действительности. И понял, что провалился в болото. Он начал шарить руками в воздухе, пытаясь найти спасительные ветви, но погружался все глубже и глубже. Тут му со всей ясностью представилось, насколько это глупо, погнаться за жучками на другой конец галактики и утонуть возле инопланетной деревни. В этот момент его рука нащупала тоненькую ветвь. Ветка была сплошь усажена острыми колючками, но Сотник, взвыв отболи, сжал ее сначала одной рукой, а потом и второй, и начал перебирать ладонями. Болото не хотело отпускать свою добычу, чмокало и злилось, а Сотник страшно боялся, что ветка вот-вот обломится. Но она была упругой. И скоро Сотнику попалась еще одна, затем еще - и толще. И вот болото отвратительно хрюкнуло, и Петр Васильевич выполз на берег. Ветер пронизывал его до самой середины костей, руки жгло, внутри мутило. Тут он вспомнил о светлячках, попытался подняться, но голова его пошла кругом, и он, сделав шаг вперед, упал на землю. На него снова смотрели дети с Каменной. Петр Васильевич не знал, долго ли он пролежал у инопланетного болота, но сквозь пелену тумана, который стоял у него в голове, он различил чьи-то крики. Голос с надрывом повторял что-то по интонации очень похожее на призыв:

- Чернушка! Чернушка-а! Сотника пробрал страх. Неужели опять директор со своей коровой?

- Чернушка-а! Чернушка-а! - закричал кто-то снова. Ну, может, и не совсем эти слова, однако... Петр Васильевич напрягся и приподнялся на руках. Его колотила крупная дрожь. Он ведь искупался в холодном болоте. А на дворе стояло далеко не лето. Это Сотник понял, когда еще днем смотрел на желтые леса. Вдруг из-за густого кутарника вылетела бабка с керосиновым фонарем и чуть не наступила на Петра Васильевича. Увидев Сотника, заляпанного грязью, она сначала охнула от страха, но вовремя разобралась и запричитала от жалости. Напричитавшись над Сотником на незнакомом наречии и обойдя его пару раз кругом, чтобы получше рассмотреть царапины, бабка спросила?

- Хтог хтыг? Единственное, что понял Сотник, что его о чем-то спрашивают и что надо отвечать, если он не хочет здесь отморозить почки. А этого он, конечно, не хотел. Петр Васильевич собрал все оставшиеся силы и произнес:

- Космонавт. С земли, - а потом почему-то добавил: - За жучками.

- Хтаг хтожг хтебях в хнашег хболотог хзанеслог? Космонавтг? - заахала инопланетянка, качая фонарем.

- За жучками я... - только и повторил Сотник. Руки его ослабли, и он снова ткнулся носом в землю. - За жучками,,, - тихо произнесли снова его губы. Тут, конечно, инопланетянка поняла, что ему очень плохо. Она хотела было его поднять, но вскоре выяснилось, что, стоя на коленях, он был одного с нею роста. Эти инопланетяне были не из высоких. Тогда старушка опустила Петра Васильевича, отломила сухой сук от какого-то дерева и сунула Сотнику в руку. Теперь дело пошло лучше. Сотник оперся о палку, поднялся и навалился на старухины плечи словно огромный медведь. Но бабушка, видно, была крепкая, закаленная крестьянскими невзгодами, и что-то непрестанно говоря, медленно повела капитана "Перуна" из леса. ВА сотник сосредоточил свои усилия на том, чтобы снова не грохнуться на землю. Он прекрасно понимал, что во второй раз бабушка его может и не поднять. Все-таки она - бабушка как-никак. Вот уж и лес стал не таким густым. Вот уж и звезды на небе развиднелись. Еще чуть-чуть и они вошли в уютный домик. Да, он был похож на настоящую избушку из сказки. Такое туту было все крохотное и теплое. Бабушка аккуратно положила Сотника на лавочку у стены. Затем, не разгибаясь, начала пятиться к стулу, и лишь сев, медленно-медленно выпрямилась. Если бы вы потаскали кого-то в два раза больше себя, вы бы тоже не сразу разогнулись. Затем она сняла с головы платок и вытерла лицо. Ей же не каждый день приходилось таскать инопланетян. Она посматривала на Петра Васильевича. С гостя капала грязь. Руки были в кровавых потеках, лицо исцарапано, а комбинезон изодран в такие лохмотья, что любой нищий умер бы от зависти. Бабушка налила в лохань воды и смыла потеки с лица и рук Сотника. Затем она решила снять с капитана комбинезон, но ей мешали крепкие космические ботинки. На них были таких хитрые кнопочки и замочки, каких старушка отродясь не видывала. Но это не оказалось для нее преградой. Она поступила просто, по-крестьянски. Вооружилась здоровенными ножницами, которыми у них в селе стригли овец, и срезала все замочки - они ведь на ножницы не были рассчитаны. Сняв С Петра Васильевича комбинезон, она укрыла космонавта двумя лоскутными одеялами, потому что одного бы все равно на рост Сотника не хватило, и до самого утра штопала его одежду. Как у них в селе штопали, накладывая на дыры разноцветные квадратики и треугольнички из кусков старой одежды. Лишь перед самым восходом солнца она задула свечу и легла в кровать. Проснувшись поутру Сотник долго потирал голову и другие части тела. Первое же, что увидел, когда немного пришел в себя, это свой космический комбинезон - скотовоза дальнего плаванья - расшитый веселыми лоскутками. Будто костюм средневекового веселого скомороха. Сотник подумал, что появись он в таком наряде перед начальством, живо бы остался без работы. Тут вошла спасительница, и он с трудом начал вспоминать, что его кто-то долго куда-то тащил. Сначала он не мог поверить, что эта хрупкая старушка, которая годилась ему в матери, смогла доволочь его от болота до дома. А когда поверил, слезы благодарности навернулись на его глаза. И он поглядел на бабулю с нежностью. Та кивнула на комбинезон, а потом на дверь:

- Хдавайг, ходейсяг, хнямг-хнямг и хпрощайг. Сотник кивнул, показывая, что понял. Она же все-таки была крестьянкой, а не владельцем гостиницы. Бабушка тем временем накрыла на стол. Сотнику стало стыдно объедать старушку, но он не хотел нарушать местных обычаев и сел к столу. В тарелке он увидел суп, в котором плавали листья поразительно похожие на кленовые. Но это сходство Сотника совсем не обрадовало.

- Хнямг-хнямг! - подбодрила его старушка. Нет, что угодно, но обижать ее Петр Васильевич не мог. Он отчаянно зажмурился, зачерпнул ложкой листья, остановил дыхание, чтобы не чувствовать их вкус, и сунул ее в рот. Но задержки дыхания у Сотника на всю ложку не хватило, и он ощутил прекрасный капустный вкус щей. Бабушка ведь была хоть и инопланетная, но крестьянка. Просто у них на планете капуста росла не кочаном, а отдельными листьями на деревьях. Так, конечно, собирать сложнее, зато земли меньше используется, да и с одно дерева на несколько кочанов набрать можно. И ствол у такого дерева съедобный - как кочерыжка. А щи Сотник уважал, и бабушкина тарелка вмиг опустела. Теперь Петр Васильевич решил, что обязательно что-то должен сделать для старушки. Не мог он просто так уйти, не отплатив добром за добро.

- Ну, мать, рассказывай, какие у тебя проблемы, - сказал он. - Может, помогу чем... Старушка, видимо, и не думала, что незнакомый инопланетянин будет предлагать ей свою помощь. Какая уж тут помощь - сам чуть не умер. Однако, проблемы у нее, похоже, были, потому что она вдруг расплакалась и стала объяснять?

- Хрулиг У хменяг в хлесг хубежалиг, хокоянныег! Хкакг хихг хтеперьг хсыщешь? Хониг ж хровног хтвоиг хкуропаткиг - хнезаметныег! Про хрулей Сотник знал все, что нужно. Не даром же он двенадцать лет возил скотину! На отсталых планетах, вроде этой, хрулей держали вместо коров, хотя больше они походили на лошадей с рогами, и молоко давали. Кислое. Но, как говорится, в селе и писарь - акакдемик. Только одна у хрулей была неприятная особенность - они запросто меняли цвет и форму. И уж если посчастливилось тебе поймать хруля, дверь в хрульник держи закрытой, А то убежит твой хруль - прикинется березкой - и в жизни не отличишь, где скотинка, а где деревцо. Вот и старушка про это рассказала, и про то, что хрули у нее убежали, когда она вместе со всем селом решила спрятаться в лесу от Поглотителя Планет. И тут про эту комету, оказывается, уже слышали.

- А в лес-то заем? - удивился Сотнк.

- Хкакг хзачемг? - еще больше удивилась старушка. - Хчтобг хнег хпроглолилг! Они, наверное. Думали, что от кометы можно спрятаться в лесу, как от разбойников. У Петра Васильевича вид был довольно ошарашенный. Какие уж тут меры спасения! Но пока было главное - отыскать хрулей бабушки. Сотник попросил ее показать, где они могли бы спрятаться по ее предположению. И они снова направились в лес. Идя между мрачными растениями, Сотник снова подивился дикости окружающих мест. Нет, не спаси его бабушка, отдал бы он тут концы, как пить дать. Тут и волки рыщут наверное. Его сердце снова наполнилось благодарностью к инопланетянке. Вскоре они вышли на полянку. По словам бабушки, именно в этой роще прятались коварные хрули.

- Хвотг хтуточкиг хониг хгде-тог, - сказала старушка. - Хдаг хкакг хтыг хихг хнайдешьг? Хониг хжег хровног хкустыг хкакиег! Но эту проблему Сотнк уже обдумал. Когда он забирал сачок Бэримора, с нем лежал коробок робота с щекотунами, которых тому удалось выловить из лужи чая, вылитой на Петра Васильевича. Тогда Сотник просто вытащил коробочку и сунул ее в карман. Ведь с коробком в сачке жуков ловить неудобно - это всякий догадается. А теперь щекотуны пришлись как нельзя кстати. Он открыл коробок и кинул его, как гранату, подальше в чащу. Затем схватил бабку в охапку и гигантскими скачками нырнул в кусты. Бабка притихла. Она ничего из происходящего не понимала. Но Сотника начала опасаться. И зря. Последующие события показали, что расчет старого скотовоза был абсолютно верным. Щекотуны хорошо знали свое дело. Сначала захохотала колючая вишня слева, затем молодой клен, и наконец басистым смехом разразилась ель, под которой залегли Петр Васильевич со старушкой. Это был самый крупный хруль. Вожак остальных хрулей.

- Хватай, мать! - крикнул Петр Васильевич, как когда-то кричали: "За Родину!", и кинулся на ель. Хотел бы я, чтоб вы посмотрели, как Петр Васильевич скачет на ели по зеленой поляне. Вот это было зрелище! Пока Сотник объезжал хруля, маскировавшегося под елку, бабушка, натренировавшаяся за долгие годы, быстро скрутила двух остальных. В конце-концов не Сотник же доил их каждый день! Но вот и его хруль, не выдержал схватки и попытался прикинуться кочкой. Но Петра Васильевича таким дешевым фокусом не проведешь! Так что, в итоге, хруль сдался, и его отвели к избе старушки вместе с двумя товарищами. Похихикавая и почесываясь от прицепившихся все же к ним щекотунов, Сотник велел бабульке приготовить сладкой воды, что она, удивившись, все же немедленно сделала. Избавившись от паразитов, хозяйка запрягла хрулей в повозку, и Сотник помог инопланетянке загрузить весь ее скарб на телегу. Правда, бабка никак не могла успокоиться - в довершение захотела разобрать и увезти с собой даже печь.

- Мать, - Сотник положил руку ей на плечо. - Если комета шарахнет, то от твоей печки все равно ничего не останется. Будь она хоть здесь, хоть в лесу. Вообще ни от кого ничего не останется. Ты ж ее с собой на тот свет не возьмешь?

- Хнетг хужг! - выставила вперед подбородок бабка. - Хеслиг хпомруг хтог с хпечкойг! В хнейг хещег хмояг хбабкаг хкуличиг хпеклаг! И Сотнику ничего не оставалось, как разобрать всю печь до последнего кирпичика и сложить в бабкину телегу. Потом старушка залезла на самую верхушку образовавшейся пирамиды и с вызовом сказала:

- Хеслиг уж хпомруг, хтог хкакг хприличныйг хчеловекг - с хпечкойг! Она натянула возжи и, качаясь на горе своего скарба, поехала по дороге. А Сотник стоял и думал, что именно такой бабаки не хватало Бэримору для его диссертации. Он представил себе, как люди спасаются от катастрофы, которая наверняка сотрет в порошок планету, переселяются из деревни в деревню, нагружая свои возы разным барахлом, не понятно что пытаясь спасти - то ли свои жизни ради вещей, то ли вещи ради жизни. И нужна ли она такая жизнь? Сотнику не нужна! Это он знал точно. И вдруг он еще кое-что понял. Никакие это были не жучки - те огоньки, что он видел ночью. Это были вереницы людей, спасающихся от кометы. А светлячки, между тем, могли давно улететь с этой планеты. Пока Петр Васильевич шел через лес домой, он все размышлял о том, как много люди тратят жизней на пустое. Конечно, в перевозке скотины тоже не Бог весть какой смысл, но все же... Тут хоть работу видно, хотя... Чем дальше шел Сотник, тем больше его брали сомнения. Когда до корабля оставалось совсем немного, Сотник уже не был уверен ни в чем. Ему казалось, что его прежняя жизнь не стоит и ломаного гроша. Он, Сотник, все время куда-то летел, кем-то командовал. А что в результате? На одной планете коров больше, на другой - меньше. Вот и весь результат. И тут он абсолютно ясно осознал, что единственная вещь, в которой, действительно, было много смысла - это поймать светлячков для приютских детей с Каменной. Это стало ясно как летний полдень. Вдруг из-за елки на него вылетел Тэкс. Он тяжело дышал, и было видно, что промчался он не один километр. Увидев Сотнка, он остановился как вкопанный, выкатил глаза и открыл рот. Потом, не произнеся ни слова, закрыл. Теперь его глаза сузились в щелки.

- Мог бы сказать, куда идешь, - буркнул он наконец и, повернувшись, пошел к кораблю. Легко ему говорить. Ну откуда Сотник мог знать, что провалится в болото и попадет к инопланетной бабаке? Так как же он мог об этом предупредить? Петру Васильевичу было очень неприятно, что из-за него экипаж волновался и даже, судя по обстоятельствам, искал. Значит, друг другу они все-таки еще не совсем чужие.

- Да я тут за беженцами вместо жучков гонялся. - сказал Сотник, глядя в землю.

- Вечно ты как на сковородке, - проворчал Тэкс. - Вот другим капитанам прикажут на Марс - пожалуйста! Прикажут на Альфу Центавра - пожалуйста! А тебя вечно Америки открывать тянет. Что ж ты думаешь, без твоей помощи мир перевернется, что ли? "Конечно, перевернется", - подумал Петр Васильевич, но вслух ничего не сказал. И к "Перуну" они подошли молча. Через полчаса пришел и Бэримор. Он, видно, тоже разыскивал капитана. Увидев Сотника, он сказал:

- Ага! Затем повернулся и пошел тушить капусту. Надо же было кому-то готовить еду! В ожидании вечера, когда снова можно было бы попытаться найти жучков, Сотник слушал радио. В эфире творился настоящий кошмар - Поглотитель Планет приближался к этой части Галактики, и целыесистемы снимались с места и улетали. Кому хотелось оказаться проглоченным? Передавались советы, как лучше спасаться от комет, где она может пролететь, а где - все обойдется. Но на это советчики советовали не надеяться. Да, творилось что-то жуткое. Тэкс все это слушал с мрачным видом. Его можно было понять. Когда диктор сообщил, сколько миллиардов человек исчезло в хвосте кометы. Тэкс хлопнул дверью и ушел в каюту. Видимо, он подозревал, что в скором будущем к этим жертвам могут прибавиться еще трое. А Бэримор, напротив. Совсем не переживал. Он все свободное время занимался тем, что учил добру злую летучую крысу. И что вы думаете? Сначала та кусалась, а когда поняла, что железо кусать без толку - стала визжать. В конце концов потеряла голос и просто злобно смотрела на робота. А Бэримор сажал ее в коробку и читал крысе сказки. О добре и зле. О людях и эльфах, о горе и счастье. И что бы вы себе вообразили? Она слушала! Хотя, что ей еще оставалось делать? Ну и, конечно, начала добреть. Не сразу. Постепенно. Во всяком случае вскоре в ее глазах появилось что-то человеческое. Это все заметили. И снова, как только стемнело, Сотник вооружился сачком и вышел из корабля. На болото он, конечно, идти не собирался. Дураков нет. Но и сидеть сложа руки не думал. Как только Сотник оказался снаружи и глянул в лес, тотчас увидел ленту огоньков поднимающуюся в небо - словно кто-то невидимой рукой поднимал к небу огромную огненную гирлянду. Петр Васильевич едва оторвал взгляд от такой красоты, но времени не было. Нужно было или любоваться или бешено заводить двигатель и лететь за жучками. Как вы думаете, что он выбрал? Правильно. Гигантскими скачками Петр Васильевич бросился к "Перуну". И вскоре тот уже поднимался над колючими лесами планеты, удаляясь от нее все дальше и дальше. Дни шли, летучая крыса добрела, а Сотник даже есть стал у лобового окна, чтобы не спускать глаз с насекомых. Теперь он ждал третьей планеты. Он дал себе слово, что там-то их обязательно поймает. Конечно, ведь иначе его просто выгонят с работы. Слава славой, но и совесть надо иметь! А Тэкс все не отходил от радио, и аппетит у него совсем пропал от переживаний - ведь из динамика только и слышалось, что комета приближается - как будто хотела врезаться именно в них. Тут поневоле аппетит потеряешь! И даже то, что летучая крыса Бэримора стала отзываться на кличку и подавать лапу, его не обрадовало. А кличку Бэримор дал крысе: "Первый". Надо сказать, для робота вполне приличная кличка. Ведь запросто это мог оказаться какой-нибудь "микропроцессор". Первый постепенно научился выполнять команду "взять" и избавил экипаж от сириусианских тараканов, которых команда полгода не могла вывести. Надо сказать, Первый их не поедал, а приносил роботу. И тот уж разделывался с ними своими методами. А что вы еще хотите от крысы, воспитанной на добрых сказках? За такими занятиями они потихоньку подлетели к следующей планете. Во время подлета была ночь, и капитана "Перуна" очень удивило, что под брюхом орабля, на земле, не видно было ни одного огонька, а между тем, в справочнике говорилось, что эта планета хоть и не первая по галактическим масштабам, но весьма населенная. Жуки же таким вопросом не задавались и смело пошли на посадку. Корабль нырнул за ними. Одно волновало Сотника: жучки начинали гаснуть. Нет, они все еще горели довольно яркими угольками, но как будто уже не так сильно, как в начале. Перед посадкой Сотник внимательно отметил место, где сели светлячки и, пролетев немного дальше. Чтобы их не спугнуть, опустил "Перун" на небольшую опушку. Петр Васильевич хотел тут же вскочить и кинуться за светлячками, но выяснилось, что на этой планете уже наступало утро. А когда светло, как вы знаете, светлячков не найдешь. Сотник все равно решил время до вечера провести за обшивкой корабля, чтобы сторожить жучков. А-то появится какой-нибудь любитель коллекционирования сушеных насекомых и пиши-пропало. Петр Васильевич даже кушать пошел на трап. Вот так он сидел и ел бутерброд, когда заметил, что между деревьев мелькнули и вышли на поляну люди. Сотник перестал есть. А вдруг это любители сушеных насекомых? Но вскоре стало ясно, что уж этим-то людям совсем не до жучков. Они были какие-то всклокоченные, грязные, и имели очень усталый вид. Многие опирались о посохи. Все несли с собой вещи. Чемоданы, рюкзаки, сумки... Они казались беженцами с какой-то войны. Эту толпу возглавлял невысокий человек с большой лысиной. Он был единственным в куче народа, чьи движения отличались бодростью. Он то и дело кричал, и выглядел довольным и деловитым. Это Сотник сразу отметил.

- Шире шаг! Не останавливайтесь! Грум, проснись! Чурка, толкни Грума! Ты что, тоже спишь? Саг, толкни их обоих! Из "Перуна" на шум вышли Тэкс и Бэримор. Да, такой шум было трудно не услышать! Они стояли и смотрели, как по еще недавно пустому полю проходит толпа измученного народа. А лысый бегает между людьми и, видно, старается поддержать в них бодрость духа.

- Отец, - окликнул его Сотник, - чего у вас, война, что ли? Несмотря на то, что лысый и так не закрывал рта, он явно обрадовался возможности поговорить с новым человеком.

- От кометы бегем. Спасаимса.

- Да куда же вы спасаетесь, если все время по одной и той же планете бегаете? - возопил Сотник. Он, конечно, сразу вспомнил бабаушку-инопланетянку. Неужели и здесь то же?

- Ан-нет, - хитро прищурился мужичок, - комета-то в ту сторону шваркнет, а мы на этой! Мы ж, вишь, идем цельно время. Земелька-то крутится, а мы все на этой стороне оказываемся. То есть - в безопасности! Сотник, как открыл рот, так и долго его не закрывал. Видимо, мужичок думал, что, если комета полпланеты снесет, так другая половина им останется и они на ней жить будут! Как яблоко - червивую сторону можно отрезать, а другую съесть.

- Вы что, ненормальные? - взбесился тут Тэкс. - Людей спасайте! Вы что, думаете, что ваша планета - апельсин? На доль делится? Если комета врежется, от вас тут нигде ничего не останется, хоть вы на той половине, хоть на этой! Лысый вскочил и подозрительно уставился на Тэкса.

- Ишь, спасайте! Вы что кумекаете? Мы улетим, а вы наши вещички и оприходуете? А ты хитрый, да? Думаешь, четырьмя руками унести больше сможешь? У Тэкса ведь было четыре руки, как у любого нормального марсианина. Но уж, конечно, не для того, чтобы забирать пожитки бедных беженцев. Марсиане, вообще, люди очень культурные и щепетильные. Поэтому не удивительно, что Тэкс не сказал ни слова и ушел в корабль. Правда, он громко плюнул перед этим на землю. Но разве можно его в этом винить? Он ведь заботился о других. Но мужичок сразу расхотел общаться с незнакомцами. Он даже стал еще сильней покрикивать на толпу, медленно ковыляющую от одного конца поляны к другому.

- Эдак, - сказал Петр Васильевич Бэримору, если комета мимо пролетит, они так и будут всю жизнь по этой стороне ходить. Да, видимо, так оно и будет. Это Сотник понял совершенно ясно. И ему представилось, как комета давно пролетела, а сотни людей все идут и идут куда-то, и не знают, что уже можно отдохнуть. Тогда Сотник нырнул в корабль и, когда появился обратно, в его руках уже был бортовой радиопередатчик. Петр Васильевич едва успел нагнать последнего из людей, которые уже исчезали в лесу, и сунуть радио ему в руки. От кометы, конечно, это их не спасет, но он хоть будет уверен, что что-то для них сделал. И это, видимо, было для него очень важно. Петр Васильевич медленно побрел назад к кораблю. Он зашел, и в какой-то растерянности опустился на свое капитанское кресло. Только Тэкс все никак не мог успокоиться. Эта встреча го сильно потрясла.

- Дураки, - сказал он, - вот дураки! Вещи они, оказывается, охраняют!

- А что тут непонятного,- ответил Бэримор, почесывая крысу, которая примостилась у него на плече и тихо млела от удовольствия,- у них такой смысл жизни. Бэримор ведь был большим специалистом в этом вопросе, и его стоило послушать.

- Они всю жизнь тратили на вещи, и в этом был их смысл жизни. Вот у тебя смысл жизни в чем? Тэксу такой вопрос совсем не понравился. Он себе-то его старался не задавать. А тут еще другому отвечать надо! И он хмуро молчал.

- В журналах? В кроссвордах? Или в дешевом детективе? Нет, для Тэкса это было чересчур! Он резко встал и скрылся в каюте, крепко притворив за собой дверь, чтобы больше никто не лез с дурацкими вопросами.

- На самом деле он знает, в чем смысл жизни,- как бы про себя сказал Бэримор и почесал крысе живот. Та от счастья свалилась на плечо и задрыгала лапками. - Ему же тоже в детстве сказку про Садко читали.

- Тогда чего же он такой огород городит?- удивился Сотник.

- Он стесняется, - заключил Бэримор и снял с плеча крысу. Нужно было подумать об ужине. На этот раз Сотнику не понадобилось выходить из корабля, чтобы увидеть, что слабосветящийся поток огоньков снова взвился над планетой и устремился к своей цели, о которой Петр Васильевич до сих пор не имел никакого понятия. Он, конечно, тут же завел двигатель и, ругаясь, ведь время-то кончалось, направил "Перун" за жуками. Тэкс еле успел занять свое место. Он ведь был штурманом, и именно ему надлежало прокладывать в компьютере курс, по которому должен был следовать скотовоз за ненавистными Тэксу жучками. Теперь Сотник разволновался из-за затухания огоньков всерьез. И через несколько парсеков стало окончательно ясно, что пройдет еще немного времени и они окончательно погаснут. Петр Васильевич был в растерянности. Он уже выжал из старого корабля все, на что тот был способен, не обращая внимания на нешуточную опасность: от тряски корабль просто мог рассыпаться посреди открытого космоса. Но и этой скорости едва хватало, чтобы держаться на одной дистанции от светлячков. Сотник был уже даже не в растерянности. Он был в отчаянии. Самом черном отчаянии, какое только может быть у скотовоза. Но тут в дело вступил Бэримор. Не даром он учился в Академии Наук! Он предложил одеть на Первого радиомаяк и пустить вслед за жучками. А по сигналам компьютер будет вести корабль! Так просто! Это они и сделали. Видно было, что робот очень волнуется за крысу.

- Не пугайся,- утешал ее он,- только подведи нас к жучкам, а мы тебя потом подберем. Понял? Крыса кивнула. А Cотник чуть не упал. И не мудрено. Крысу, общающуюся с человеком, а Бэримора на "Перуне" уже давно считали за человека, не каждый день увидишь! Робот поднес своего питомца к шлюзу, камере с друмя дверями, которая существует для того, чтобы воздух из корабля не уходил. Все равно как предбанник в бане, чтобы тепло не выпускать. Там он открыл люк прямо в космос, показал на едва мерцающие огоньки жуков и скомандовал: "Взять!" Первый послушно сорвался с плеча робота и исчез в темноте, а Бэримор еще долго стоял, глядя вслед исчезающему другу. Ох как вовремя они сообразили отправить за светлячками Первого! Те уже совсем потухли и потерялись среди россыпей звезд. Но компьютер уверенно вел "Перун" за крысой, радиомаяк с которой непрестанно подавал сигналы. И тут вдруг Тэксу почему-то приспичило послушать радио. Он ведь не знал, что Сотник отдал его беженцам, и хотел узнать далеко ли теперь Поглотитель Планет.

- Где радио?- спросил он, удивленно уставившись на пустую нишу в приборной доске, туда, где обычно помещалось радио.

- М-м,- неуверенно поежился Cотник, - я его, это, беженцам отдал. Тэкс застыл с вытаращенными глазами. О том, что он подумал в этот момент про капитана, лучше и не говорить. Да это и по его виду было понятно. Он весьма долго и красноречиво смотрел на Петра Васильевича. Затем бухнулся в кресло и больше уже не вставал. И журналы он тоже больше не брал, чтобы ему снова не сказали, что это его смысл жизни. Он хотел обезопасить экипаж, но ему этого не дали. Пусть пеняют на себя. Дальнейшие события показали, что Тэкс волновался не зря. Из-за одной планеты вскоре показалась огромная комета и все сразу поняли, что летит она именно в их сторону. Это и был Поглотитель Планет. Но жучки и не думали сворачивать с пути и вскоре стало ясно, что они летят прямиком на Поглотителя Планет. Тут предстояло решать - жучки или жизнь. И Сотник решил. "Перун" мог сделать гиперпрыжок, то есть понестись быстрее скорости света. Раньше было глупо с такой скоростью гоняться за жучками, потому что через секунду можно было оказаться в другом конце Вселенной. Хорошо, если еще нашей. А на такой скорости жучков не очень-то половишь. Но теперь это была единственная возможность спасти их от ужасной кометы. А опасность была чересчур велика, ведь если он не успеет затормозить, то врежется прямиком в Поглотителя Планет и тогда погибнет весь экипаж. Но о себе он уже не думал. Сейчас ему важнее себя и даже важнее всех тех миллиардов людей, которые бежали и улепетывали от Поглотителя Планет, были те одиннадцать сирот с Каменной. И он расшибется в лепешку об эту комету, но жучков достанет. А если не достанет, то ему тогда такая жизнь не нужна. Тем более, что каждый жучок - это бывший ребенок с Каменной. Теперь уже Сотник не сомневался, что так оно и есть. Но рисковать экипажем он не хотел.

- Я сделаю гиперпрыжок,- сказал он.

- Ты всех нас убьешь,- тихо проговорил Тэкс, не отрывая прикованного взгляда от кометы. Он не ругался и не огрызался, а только тихо сказал это:

- Ты всех нас убьешь.

- У экипажа пять минут для катапультирования в спасательной шлюпке,- железным голосом произнес Сотник. Но никто никуда бежать и не собирался.

- Ты всех нас убьешь,- повторил Тэкс и не шелохнулся.

- Давай, капитан, жми,- подбодрил Сотника Бэримор,- нам еще Первого подобрать надо. Петр Васильевич кивнул и уверенно нажал на рычаг гиперпрыжка. "Перун" засветился и рванул изо всех световых сил вперед. Надо сказать, что в этот момент за скотовозом гнался корабль Галактической службы безопасности. Увидев корабль, который направляется в сторону кометы, они погнались за ним и долго пытались связаться по радио, но тщетно. Они же не знали, что радио на борту нет. Тогда они пытались обратить на себя внимание световыми сигналами, но странный корабль не отвечал. Люди на корабле то ли сошли с ума, то ли были слепы, потому что того, что они летят в пасть Поглотителя Планет, они не могли не заметить. И вдруг ненормальный скотовоз совершил невероятное. Он засветился и, взяв с места на световой скорости, понесся прямо к комете! Сотрудники службы безопасности с ужасом следили на экранах локатора за двумя сближающимися точками. Большая была Поглотителем Планет, а маленькая - сумасшедшим скотовозом. И на всей скорости маленький корабль влетел в огромный хвост Поглотителя Планет и исчез с экрана. Сотрудники службы безопасности с ужасом переглянулись.

- Да, - думали они, - ненормальный корабль погиб. Но им нужно было продолжать свое дежурство у опасной кометы и оповещать все встречные суда, чтобы больше никому не досталось такой печальной участи.

И вдруг, примерно через парсек от места несчастья из хвоста ужасного Поглотителя появился "Перун" собственной персоной. Обалдевшие сотрудники глазам своим не могли поверить! Хотел бы я, чтобы вы поглядели, с какими лицами они смотрели на скотовоз, появившийся прямо перед их носом! Они-то ведь думали, что тот, кто окажется в хвосте кометы, попадет прямиком на тот свет! А на "Перун" стоило посмотреть! Он начал весь светиться, побывав в комете. Когда наконец сотрудники пришли в себя, они так замигали лампочками на своем корабле, что любой бы заметил. Во-первых, они хотели, конечно, отчитать этих космических хулиганов. Ведь на то служба безопасности и существует, чтобы кто попало в кометы не лазил. А во-вторых, их прямо крутило от любопытства. Они очень хотели спросить, почему же странный скотовоз не исчез в хвосте кометы, как тысячи других планет. Вскоре "Перун" пристал к кораблю службы безопасности и сотрудники, с трудом сохраняя суровый вид, прошли на скотовоз. Ведь им сначала нужно было отчитать скотовозов, вы не забыли? Первым, кого они увидели на этом корабле, был Петр Васильевич. А когда увидели, то сразу поняли, что такое счастье, если раньше этого и не знали. Такой свет излучало лицо капитана! А на ладони у него была небольшая баночка с жучками. Теми самыми жучками с Каменной! Он поймал-таки их! Но сейчас они светились в тысячу раз сильнее. Теперь вы поняли, зачем они улетели с той планеты? Сотник рассказал сотрудникам службы безопасности всю историю про светлячков от начала и до конца.

- Неужели вы думаете, Петр Васильевич, - сказал, выслушав его, самый главный сотрудник службы безопасности, - что смысл жизни этих насекомых в том, чтобы светить одиннадцати сиротам на заброшенной планете? Петр Васильевич не ответил, он глядел на жучков, а те разгорались все ярче и ярче.

- И не только их, - ответил за Сотника Бэримор, почесав за ухом Первого, примостившегося у него на плече, - и не только - сиротам. А уж он знал, о чем говорил! Ведь он теперь стал большим специалистом в этом вопросе! Тем временем Сотник надел скафандр, прошел в шлюз и выпустил всех жучков в космос. Теперь он не сомневался, что отсюда они полетят прямо на Каменную и снова будут складывать светящиеся узоры над маленьким зданием. Ведь это было смыслом их жизни!

► Иллюстрации автора

Станислав Востоков

Страница автора ◄ Поэзия и проза ◄ ► Вернисаж ► Серебряный век ► Эзотерика
Разделы сайта: