Рассказы служителя Московского зоопарка
Схватка с судьбой
Давно я мечтал попасть на работу в Московский зоопарк. То есть не просто в такое место, которое называется заманчиво - "зоопарк", а чтобы обязательно в Московский. И было это непременным условием моей мечты. Ни на какие уступки я своей мечте идти не собирался. Или Московский или никакой. Только так и надо обращаться с судьбой - твердо! Без обиняков и виляний.
И своего я добился. Посмотрела на меня судьба и решила, что возиться со мной - себе дороже.
Плюнула она на меня и сделала это летним августовским и, как обычно говорят, прекрасным днем. Я вышел из Московского зоопарка, нежно неся ключ от своей комнаты, которая теперь у меня там была.
А судьба думала:
- Ладно, отыграюсь на нем в следующий раз.
И отыгралась. А я, временно выигравший у судьбы, шел по летней Москве и нес в кармане московскозоопарковский ключ. Нежно.
Первое лицо
Первое лицо, увиденное мной в Московском зоопарке, было лицом небритого Миши - работника по уходу за снежными козами. И за целый год моей работы здесь это лицо так и не побрилось. Хотя и нельзя сказать, чтобы отпустило бороду. Оно умудрялось как-то сохранять это промежуточное состояние небритости с помощью одного ему известного секрета.
Лицо это стало моим талисманом. Помогало и подбадривало меня весь год. Увидев меня, лицо махало издалека рукой и спрашивало:
- Ну как, устроился?
Задавало оно этот вопрос даже через год работы, когда я уже собирался увольняться, и как будто ничего другого и знать не желало. Однако из вежливости пред лицом, я всегда отвечал, что устроился и в доказательство махал веником и покачивал тазиком с кормом в руке.
Лицо радостно кивало и, оглядываясь, бежало к очередному мусорному ящику, из которого извлекало бутылки, чтобы затем сдать в приемный пункт.
Лицо это было глухо на одно ухо, а потому, возможно, сведения о моем устройстве до него так и не дошли.
С грустью я думал об этом через год, покидая Московский зоопарк, и очень опасался, что вот сейчас из толпы посетителей появится Миша и спросит:
- Ну что, устроился?
Про рога и копыта
Когда я шел работать в Московский зоопарк, мне, собственно, было все равно с кем работать, если это не змеи, потому что часто они бывают ядовиты. Эта ядовитость всегда меня отпугивала, и я пенял им: зачем порядочным людям яд? Если яд есть, значит и характер у них - не сахар, потому что они этот яд используют. Этот факт и держал меня в стороне от змей, хотя, говорят, из яда и лекарства делают. Не знаю, не доверяю я этому. Зачем делать лекарства из яда? Не стал бы я такое лекарство принимать. Ядовитое. Что им можно вылечить? Подозрительно как-то.
А вот с другими работать, конечно, можно. Если это только не тигры. Уважаю я тигров. Хозяин тайги. Привык он быть в ней хозяином, а потому вряд ли потерпит, чтобы я вокруг него с веником ходил и кости подметал. Да и не мои ли кости в следующий раз будет подметать новый работник, если тигру что-то не по-хозяйски, не по-его покажется. У тигра разговор короткий. Раз - и все. Был такой Стасик, а теперь нет. Вон - косточка тазовая валяется. То ли его, то ли коровья, теперь уже не разберешь.
Нет не любою я тигров, хотя, конечно, уважаю.
Ну и медведей я уважаю. Тоже хозяин тайги.
Только как эти два хозяина тайги вместе живут и хозяйствуют - не понятно. Может у них две разные тайги? А может они в разные дни хозяева?
Лапы у медведя большие, как лопаты. Когти - как плуг. Такими лапами пахать можно. Нет, не пошел бы я к медведям в смотрители. Смотреть бы пошел, а в смотрители - нет. Тут не смотритель, тут надсмотрщик нужен. С винтовкой.
Глазки у медведя маленькие - не все, что думает он, в них помещается. Значительная часть за ними остается. В мозгу. Остается, остается, а потом как выйдет лапомаханием и откусыванием! А глазки все такие же - маленькие. Будто и не он это лапами машет и откусывает.
Козлы. Ну что ж, козлы - люди мирные. Траву едят. Бородой машут. Рога вот у них, конечно. Но, как говориться, у кого из нас нет недостатков? У меня - есть. Хотя рогов - нет.
А лучше - лошади! Что может быть красивее лошади! Красивее лошади может быть только дикая лошадь. И не просто дикая лошадь, а с фамилией. Лошадь Пржевальского. Правда, особенная у нее красота - тяжелая, сбитая, степная, рассчитанная на дальние расстояния. Лицо у нее восточное, с узким разрезом глаз, потому что живет в Монголии.
Вот к ним-то я и хотел устроиться.
Буду, думаю, ухаживать за подобной красотой. И лошади будут меня за это любить, потому что рогов и когтей у них нет.
Но начальник отдела млекопитающих сказал:
- Мест сейчас на "лошадях" нет. На "снежных барсах" есть - не хочешь ли туда? Правда, там больше месяца никто не выдерживал.
- Нет, - говорю, - не хочу. Зачем мне туда, где больше месяца никто не выдерживал? Я на год хотя бы!
И пошел в птичий отдел устраиваться. Потому что там тоже рогов нет.
Про пиканье
Не думал я, что в птичий отдел устроюсь. Но так всегда - не думаешь, не думаешь, а оно и сбывается, то самое, о чем не думал. А вот куда то, о чем мечтал, девается - не понятно.
Опомниться я не успел, как оказался в клетке с негодующе пикающим золотым фазаном. Как я здесь в клетке оказался? Леший его знает, да еще и фазан. Пикающий. Не понимал я, как вообще можно так злобно пикать? Как можно злобу выражать таким пикающим голосом? Пиканье существует для другого. Для призыва цыплят матерью-курицей. Пикают, если боятся. А этот пиканьем запугивает. Нападающе пикает. Хотя с таким оперением можно и не пикать.
Боевое оперение у золотого фазана. Как у рыцаря на турнире. Шлем золотой солнечные блики во все стороны мечет. Брюхо синее с алым, словно цвета дворянского рода. Щеки серебряные, будто кольчугой прикрыты. А главное - хвост. Хвост - меч. Острый. Алый. Одним видом сразить может. Лапы тонкие, крепкие, со шпорами. Прямо - рыцарь. И вдруг - пиканье.
- Не может быть у рыцарей пиканья! - сказал я. - Иди отсюда!
И прогнал дворянина в другой угол, чтобы подметать не мешал.
Зеленый павлин
Красив зеленый павлин! Просвечивают через его зеленое оперение - индийские джунгли, сочные плоды и заросли бамбука. Неверно думать, что это синий павлин, только перекрашенный. Нет! Не только. Зеленый мощнее. Грудь у него шире, лапы крепче и шея выше. Гордая у него шея, а на ней сидит голова гордая и хохол на ней гордый. Не такой как у синего - ровный и аккуратный. А - набекрень хохол. Залихватский. Поглядишь на такой хохол и не пойдешь к павлину в клетку. Даже на остальные гордые шею, грудь и ноги смотреть не станешь.
А главное - нрав. Подлый. Много в этом нраве нападения и драчливости. Засмотришься на изумрудный хвост. А там на конце каждого пера - луна. И взгляда оторвать не можешь. Кажется, что множество этих лун плывет в зеленом небе павлиньего хвоста. Заглядишься, а хозяин хвоста, как подпрыгнет и даст в дыхало, чтобы на хвост без спросу не смотрел. А ты огреешь павлина веником на прощанье и бежишь вон из клетки. А сам про луну на конце каждого пера думаешь. Зачем она ему с таким характером? С красивыми всегда так.
Зверь-монал
Есть у нас в зоопарке моналы. Посетители подходят к их клетке с табличкой и начинают искать, кто же такие моналы? Что за зверь? Не козел ли? Однако никого не видно внутри. Ни козла, ни кого другого. А зверь - монал - сидит себе в углу, и смотрит на других, невидимый. Куст кустом. Только головой иногда крутит с хохолком черным и крыльями поводит серыми, с пятнами желтыми. Потому что он - птица.
Жирафовый дом
Есть у нас в центре зоопарка здание оранжевое. А в оранжевом здании есть оранжевый жираф. То ли здание под него строили, то ли жирафа уже потом под дом заводили. Неизвестно.
Однако выходит жираф Самсон каждое утро из дверей и кланяется. Я-то сначала думал: здоровается. А потом понял: низка ему дверь оранжевого дома, потому кивает Самсон каждый раз, выходя на прогулку. Тесен стал дом жирафу. Жмет.
Но как привыкаем мы к старым шапкам, так и Самсон с домом сроднился. Перевели его бывших соседей - жирафов - на новое просторное место, а оранжевый Самсон так и живет одетый в свой оранжевый дом, как в шапку. И кажется, каждый раз, выходя на прогулку, ее вежливо приподнимает. Я-то думал: здоровается, а оказывается - вход низок. У жирафа-то шея вон какая! Поневоле кланяться начнешь.
А где бегемот?
Все, в зоопарк приходящие, сразу спрашивают:
- А где у вас тут бегемот? Почему нет бегемота?
А бегемота нет. И начинаешь себя очень неудобно чувствовать по поводу такого упущения, будто это ты бегемота из Африки не привез. А посетители укоризненно качают головой:
- На что же у вас тут смотреть, если бегемота нет? Не на обезьян же.
- Почему не на обезьян? - отвечаешь. - Как раз на обезьян. Они ведь тоже из Африки. И бегемота там, наверное, видели.
Родственники
И отправляется народ в обезьянник. А там за стеклом различные наши родственники сидят - макаки, гиббоны, а главное - гориллы. Люди начинают в стекла стучать и лица обезьянам корчить. А те смотрят и думают:
- Что же такое наши родственники хотят сказать? Не здоровьем ли интересуются?
И подходят к самому стеклу, улыбаются, чтобы показать, что здоровье - ничего, Бог милует.
А посетители за стеклом этому радуются и начинают еще сильнее лица кривить.
Тогда обезьяны отворачиваются от стекол и говорят друг другу:
- Нет, не здоровьем они интересуются. Лица корчат. Потому что невоспитанные.
И воспитанно выходят на улицу.
Сколько нужно слонов?
Я все думал: сколько слонов Московскому зоопарку в самый раз? Один? Два? Или больше? Потому что зоопарк все-таки не какой-нибудь, а столичный, и слон - зверь не последний. Подходят они друг другу - столичный зоопарк и непоследний слон, потому что оба - главные.
А оказывается, их в зоопарке - шесть! Во как! Шесть непоследних слонов в главном зоопарке. От этого парк даже как-то еще столичнее делается, еще непоследнее. Не в каждом зоопарке шесть слонов!
Четыре африканских и два индийских. А ведь еще и для других животных место хватило! Например, для лисиц.
А слоны, видимо, думают:
- Вон сколько нас здесь собралось! В столице. Наверное, больше нигде не осталось.
Ан нет, осталось. Еще один слон в зоопарке Сан-Диего живет в Америке. Сам видел. По телевизору.
Глубина
Увидел я как-то в Московском зоопарке бассейн с огромными голубыми окнами, через которые можно прямо в синюю глубину посмотреть:
- Кто же там плавает?
Стал я всматриваться в синюю глубину и ничего кроме этой глубины не видел. Уж не глубину ли тут показывают? Вон, мол, какая глубокая у нас глубина тут и какая синяя!
Совсем глаза уже выкатил, и вдруг мелькнул мимо окна силуэт, махнул ластами и ушел в синь.
- Батюшки, - подумал я, - кто же это?
- А вы на табличке прочитайте! - посоветовал голос из-за спины.
Послушал я голос из-за спины и прочитал на табличке рядом с окном: "Калифорнийский морской лев".
- "Калифорнийский морской лев" написано! - ответил я голосу.
- Ну! - отозвался тот.
- А в бассейне-то кто? - спросил я.
- Как кто? - не понял голос. - Калифорнийский морской лев.
- Враки, - не поверил я. - Львов я видел. Они с гривой - желтые. А тут глубина одна синяя. Ее тут показывают.
И пошел дальше.
Про чай
Устроился я работать в птичий отдел в Московском зоопарке. На фазанью кухню. Рядом попугайная - там для попугаев еду готовят, а наша - фазанья. Попугайная в хорошей комнате находилась, а наша в кишке какой-то. Кишка эта - как коридор, но выход с одной стороны. Поэтому и жизнь у нас на фазаннике была какая-то коридорная, неуютная. Ни чаю толком попить, ни пообедать. А чай в зоопарке - не последнее дело. Многие в зоопарк вообще приходят, только чтобы чай пить. Попил чай до шести часов и домой - ужинать. Вахтеры, например. Иногда только в окошки смотрят, чтобы кто чужой в зоопарк чай пить не прошел. Потому что это большой секрет, что в зоопарке все только чай пьют, а не работают. Его знать кому попало нельзя.
Два человека
В птичьем отделе работают два человека. Эмма Ивановна и Женька Маленькая. Они точно к своим именам подходили. Эмма Ивановна такая же большая и сильная, как ее имя. У нее нога на два размера больше чем у меня и рост - метр девяносто. А Женя Маленькая - совсем крохотная, Эмме Ивановне по пояс. Ей все спецовки, которые для работы в отделе выдавали, - велики. Ни одна не подходит, как пальто в ногах путается. Поэтому она в своем свитере ходит. И Эмме Ивановне спецовки тоже не подходят, но в другую сторону - коротки.
Вот так и живут у нас в зоопарке два человека, одному все спецовки велики, другому - коротки.
Может, поэтому и нет больших друзей в Московском зоопарке, чем Эмма Ивановна и Женька Маленькая.
Обеих жизнь обделила, одну недостачей, другую излишеством. Вот поделилась бы Эмма Ивановна с Женькой Маленькой, и стали бы обе нормальными людьми, которые в спецовки вдеваются.
Однако не выйдет такого, потому что это изобилие и недостача даже в фамилиях отмечены. Эмма Ивановна у нас Быкова, а Женя - Тишкина. Что уж тут добавлять?
Любовь и палка
Есть у нас зеленый павлин, он Женю очень любит за ее рост и потому с нею драться все время хочет, постоянно высматривает:
- Где там у нас Женя Тишкина? Не идет ли?
И ногами нетерпеливо переступает. А на ногах - шпоры.
А Женя павлина совсем не любит и поэтому к нему всегда с палкой заходит.
- А ну я сейчас тебя! - кричит.
А павлин человеческого языка ведь не понимает, но на палку глядит с уважением и думает, наверное:
- Чего это Женя Тишкина сегодня с палкой пришла? Так - подрались бы, а с палкой - не выйдет. Палкой ведь и по голове получить можно.
А пока павлин думает, Женя залетит быстро в клетку, корму на пол сыпанет мимо кормушки и обратно бежит, пока павлин нападать не передумал.
А он смотрит печально вослед Жене и нехотя идет кушать, потому что любит Женю, но без палки. Какая же с палкой любовь?
Гну
Живут у нас в Московском зоопарке антилопы-гну. И вправду все какие-то гнутые - с загнутыми, словно велосипедный руль, рогами. И снаружи они гнутые и изнутри, потому что характер у них - как пружина. Сидит внутри, сидит, а потом... как распрямится! И давай гну от этой распрямившейся пружины подскакивать и взбрыкивать по всей клетке! Только ноги в разные стороны. И скачет, пока завод не кончится. А как кончится, тогда служитель Серега быстро к ним забегает, сена кинет охапку, мусор соберет и - назад, пока гну снова скакать не начал. А-то попадешь под горячую ногу и потом всю жизнь будешь согнутым ходить, как гну.
Борька
Шел я как-то мимо клетки с антилопами-гну и удивлялся, какие они все черные! И сами как чернила и характер - чернее не бывает. Уж такой черный характер, что гну лаять научились - как дворовые собаки. Казалось бы, зачем антилопе лаять? Ан нет, идешь рядом с клеткой с пустым ведром, а антилопа гну по имени Борька бежит рядом и брешет, и брешет. Мол, зашел бы ты в клетку, я бы тебя рогами пощекотал, а так с пустым ведром рядом любой ходить может. Ну уж это - дудки! Не пойду я к Борьке в вольеру. Потому что у него характер черный и сам он черный. Но однажды усмотрел: черный-то гну - черный, а хвост-то у него белый! На самом кончике! Значит, еще не все потеряно! И зовут этого гну - "белохвостый"!
Борькин сын
Я павлинов кормить всегда через антилоп-гну ходил. Их в клетке трое жило - Борька, Борькина супруга и Борькин сын. Правда, где и кто - различить сложно. Но я потом приноровился определять. По поведению. Тот, кто бежит за мною вдоль забора, территорию охраняет, и потому - Борька. Та, которая стоит и ласково на Борьку смотрит: мол, во как охраняет! - его супруга. А тот, который от меня за забор прячется, - Борькин сын. Не знает он еще, что я и сам к нему не пошел бы, потому, что у него, у Борькиного сына, рога. А как узнает, то я от него прятаться начну.
Ну, ходил я месяц, ходил другой, в Борькиной клетке всегда три антилопы было. И вдруг иду, смотрю - четыре! Я даже глаза протер! Откуда бы еще одной взяться? Точное Борькино отражение, только маленькое, лежит возле Борькиной супруги и большими глазами: хлоп, хлоп.
Ничего себе, думаю! Два Борьки! Гляжу - Серега идет - смотритель за антилопами.
- Зачем, - спрашиваю, - тебе, смотритель за антилопами Серега, два Борьки? Неужто одного не хватало?
- А это, - отвечает Серега, - и не Борька вовсе, а Борькин сын!
- Ужели второй? - охнул я.
- Точно! - кивнул Серега. - Если не дочка.
Ну это мы определим. Если будет возле забора бегать, то сын, ну а если уж на горке стоять и смотреть ласково, то - дочь. Это как пить дать!
Волки
Я все думал, какой же зверь тебя встречает первым, когда входишь в Московский зоопарк? Не медведь ли? Или макаки?
Оказывается - волки! Обычные наши. Серые. Те, которые зайчиков... того. Те, которых Патрикеевна вечно за нос водит и в дураках оставляет. Идешь мимо их вольеры, а они скачут, рычат, словно настоящие, дикие, а ты думаешь. Как это Патрикеевна решилась эдаких за нос водить? Их и за нос-то не схватишь! Руку откусят. По самое колено!
Рычат волки, как настоящие, а в глазах интерес светится, мол, поверит человек рыку или нет?
Но я-то их прыжкам и грозному голосу не верю, потому что знаю: никакие они не дикие, и вообще состоят в Отделе дрессированных животных, у Новинзона. А у того диким захочешь, не останешься. Все клыки обломает. Будто я Новинзона не знаю!
Вой
Волки у нас в Московском зоопарке не настоящие. Логово в их клетке из цемента, не настоящее, и волки такие же - поддельные. Сначала-то я думал: лесные волки, сибирские, матерые. В крайнем случае - тамбовские, а потом, глядь, на них ошейники! Совсем я от этого за волков расстроился. Какой же это волк - с ошейником? Это уже собака какая-то. Полудикая. Волк должен быть непреступен и кровожаден. А эти хвостами виляют, как дворняги, и в глаза заглядывают.
Интересно, думал я, как бы они в лесу питались, если бы каждому лосю в глаза заглядывали? Умерли бы, наверное, с голоду.
Совсем я по этому поводу уважение к нашим "серым" потерял.
Но однажды задержался я на работе и уходил по темному зоопарку поздно ночью, когда луна была уже высоко. И вдруг услышал я волчий вой. Такой, что мурашки холодным ручейком по спине побежали.
Даже остановился я. Заслушался. Красивый вой был. Лунный. Таежный.
- Неужели, - думаю, - наши волки воют?
Подошел ближе, гляжу - они.
Ошейник, ошейником, а вой у волков настоящий, по коже дерет! На вой-то ошейника не наденешь!
Послушал я, послушал и завыл вместе с волками.
"Скала"
Есть в Московском зоопарке "скала". Все раньше вокруг меня говорили, мол: что-то там на "скале", или нужно чего-то отвезти на "скалу", а я думал, что же это за "скала" такая? Воображение мое рисовало мощные каменные уступы, протыкающие твердыми остриями низкое небо. Искал я эти острия по всему зоопарку и не находил. Что же это за "скала"?
Однажды предложил мне мой начальник, Коля Скуратов, зайти с ним на "скалу" к Марье Борисовне, и я согласился. Хотя и побаивался. Что это за Марья Борисовна, которая на скале живет? Уж не ведьма ли? А вдруг эта скала - высокая. Зайти-то на нее - зайдем, а как спускаться будем? Не по веревке ли? Хотя, конечно, я прекрасно понимал, что никаких значительных горных массивов в зоопарке быть не может. Я бы их давно заметил.
И верно: "скалою" оказалось высокое здание, замаскированное строителями под обрыв. А к нему с разных сторон вольеры примыкают, с хищными птицами: беркутами, орланами, грифами. И еще там оказалась дверь. Мне даже смешно стало: какая дверь в обрыве?
Постучали мы с Колей, и открыла нам женщина по имени Марья Борисовна.
Поглядел я на нее, ничего... не ведьма, вроде, Хотя и в "скале" живет. Пригласила хозяйка нас чаю выпить - индийского черного, с печеньем. Тут я совсем успокоился, потому что настоящие ведьмы зельем из лягушек питаются и чаю не пьют. Тем более индийского, черного.
Каска и палка
Я давно подозревал, что пернатые хищники: орлы да беркуты - звери опасные. А в Московском зоопарке в этом окончательно убедился. Потому что узнал: когда служительница Марья Борисовна к ним вольеру заходит, чтобы кости убрать, каску надевает, строительную. Зачем бы это - если птицы в клетке мирные? Значит, опасность в орлах и беркутах кроется. Значит, наскочить они могут и откусить чего-нибудь. У Марьи Борисовны они ничего еще не откусили, потому что у нее это что-нибудь в каску спрятано. А вот у Женьки Маленькой ухо отхватили. Не все, половину, но все равно - неприятно. Что это за человек, и вдруг - без пол-уха?
- Как же это вышло? - спросил я Женю. - Неужто без каски зашла?!
- Ага, попробуй-ка, найди на меня каску! - говорит Женя. - Все велики! Глаза закрывают, и ничего не видно. А так к хищникам еще опаснее заходить.
И я соглашаюсь. Хищника, его видеть надо, а то зачем тебе каска, если не знаешь, с какой стороны нападать будут?
- Так вы, наверное, теперь на "скалу" убираться не ходите? - спрашиваю я.
- Хожу, - отвечает Женя Маленькая. -А куда деваться? Надо же помогать Марье Борисовне. Только я теперь туда с палкой хожу. Сначала покажу ее всем орлам, а потом прибираюсь.
Палка - это хорошо, подумал я. С палкой даже лучше чем с каской, потому что все видно.
Террариум
Давно я хотел зайти в террариум, где змей показывают, и вот, наконец, зашел. Иду я, гляжу, за стеклами змеи, ящерицы: одна страшнее другой, а в последнем окне, вообще, крокодил-аллигатор.
Плавает в бассейне, как поплавок, и не двигается.
Долго я на него, смотрел, увидеть хотел, дышит или нет? То ли зрение у меня вконец испортилось, то ли воздух втягивал крокодил-аллигатор уж очень незаметно. Только показалось мне, что не дышит.
Тогда я спросил Вову, который в террариуме заместителем начальника работал:
- Крокодил-аллигатор у вас живой, или как?..
Подумал Вова-замначальника и ответил:
- А шут его знает! Мы к нему не заходим!
Тогда я сообразил, что, наверное, все-таки - живой. Раз к нему заходить боятся.
Капибара
Появился в Московском зоопарке такой зверь - капибара. И никто про него ничего не знал. Знали только, что - капибара, и все. И привет.
Тогда его все разглядывать принялись, чтобы определить, что это за зверь все-таки. Привычки чтоб его понять и пристрастия.
По виду зверь-капибара на свинку похож морскую. Однако размером с собаку. А может, у него от собаки не только размер? Может, он еще и кости грызть любит?
И все подумали: какой ужас, если морская свинка до такого докатилась! Такую дома уже не заведешь. Ладно, если собака на всех кидается. У той обязанность такая. Ее для того выводили. А если свинка бросаться начнет? Куда ж это годится? И все решили, что - никуда.
И стали дальше про него думать.
- На крысу он похож! - сказал кто-то.
Все посмотрели и согласились. Похож. Только на бесхвостую, и размером с собаку. И снова ужаснулись. От простой-то крысы шарахаешься, а тут вон какая! По колено. Да еще и кости любит!
Тут зверь-капибара зашел в воду и плавать стал.
- Нет, - подумали все, - не крыса. Крыса так не плавает. Загребает по другому. Крысы вообще плавать не любят. Что они - бобры что ли?
А, может, капибара и вправду - бобер. Но почему тогда - "капибара"? Так и назвали бы "бобром". Чего именами-то разбрасываться?
- Если сейчас плотину строить начнет, то точно, бобер, - сказал кто-то.
Но не стал зверь-капибара плотину строить. Вылез он из воды и сено есть стал. Прямо охапками в себя запихивать.
- Не бобер это и не собака. Вон как на сено налегает! И уж не крыса. Те и за деньги сена в рот не возьмут. Не таковские. Да кто ж это, в самом деле?
Тут подошла Любовь Константиновна Курилович, научный секретарь, и сказала.
- Да это же капибара, из Южной Америки. Самый большой грызун!
Посмотрели все снова на капибару, и вправду - большой. С собаку.
- А чего ж он ничего не грызет, - засомневался кто-то. - Может, не климат?
- А вот сейчас подзакусит, и грызть начнет.
И верно, перекусил капибара сеном и деревянное бревно грызть начал. Специально положенное.
- Смотреть за ними надо, сказал кто-то. А-то, если грызун, сбежит, потом в квартирах заводиться начнет и грызть. Ладно, кабы меньше был, а-то вон какая чушка! Представляю, какие норы в полу делать будет! Сам провалишься!
Все согласились и решили за капибарой смотреть в оба. Чтобы не сбежал и не завелся. Дома и мышей хватает.
Ведро
Живет в птичьем отделе Московского зоопарка аист. Не простой, дальневосточный. Я-то думал они - только обыкновенные, те, которые на крышах и трубах гнезда вьют, а оказывается есть еще дальневосточные. Они, наверное, тоже гнезда на трубах и крышах делают, но на Дальнем Востоке.
И этот аист очень меня любил. Как иду мимо, закинет голову назад и зайдется дробным сухим стуком. Клювом защелкает. Словно барабанщик палочками.
Ради этого стука я все время специально мимо аиста ходил. Даже привык к такому приветствию. Только однажды иду мимо, а стука нет. Не щелкает аист барабанными палочками.
Что такое, думаю, может, я прошел слишком быстро? Может, он меня не заметил?
Вернулся, прошел медленней. Опять аист не щелкает.
Неужели обиделся, думаю? Или настроение плохое.
А тут в клетку к аисту зашел смотритель Женя Удалов. С ведром. Аист сразу же голову вверх закинул и клювом застучал.
Стало мне обидно.
- Скажи-ка, смотритель Женя Удалов, - спрашиваю, - почему это аист на тебя щелкает, а на меня - совсем перестал. Отчего ж?
- А оттого, - ответил Женя Удалов, - что ты сегодня без ведра. Он-то только на ведра и тазики щелкает, потому что мы в них ему мышей носим.
И начал он из ведра мышей доставать и аисту кидать. А тот, хитрец, только клювом щелкает, как пинцетом, их ловит и проглатывает.
И решил я с тех пор везде только с ведрами ходить. Чтобы мне все аисты вокруг радовались.
Бородавочники
Живут у нас в жирафятнике вместе с жирафом Самсоном бородавочники. На картошку похожие. Будто клубни ожили, из грядки выкопались, а теперь в Московский зоопарк пришли и живут.
Раз - "бородавочники", значит, у них бородавок много. И верно, все "лицо" бородавочника шишечками разными прокрыто и наростами. Как луна кратерами. Это уже не лицо, а целый мир, в котором взглядом заблудиться можно. И лишь случайно отыщешь в этом мире глаза. Маленькие, блестящие. Найдешь и удивишься, что это они тут между кратеров делают? Чьи бы это? А потом понимаешь, что - бородавочника.
Однако самим им, видимо, свой внешний вид нравится. Потому что любят себя на публику выставить. Гордо выходят они из здания в летний выгул на коротеньких ножках. А посетители думают, что же это такое из дома появилось? Никак картошка пошла? Но у картошки гривы нет, а у бородавочников вся шея словно пучками лески утыкана. И не лошадиная это грива, и не львиная. А так, между... Бородавчинская. Особой редкости. А когда понимают посетители, что это не картошка вовсе, а звери, - удивляются. Откуда ж такие приехали? Табличку искать начинают. А оказывается - из Африки прибыли! Вон как далеко махнули! Зачем это им в такой путь пускаться понадобилось?
И если б могли наши бородавочники говорить, то непременно ответили бы:
- Как зачем? На людей посмотреть, а главное - себя показать. Вон мы, мол, какие, бородавочники!
Кенгуру
Стоит в центре Московского зоопарка жирафятник. Ясное дело - в нем жираф живет. С одной стороны. А вот с другой стороны в нем живут бородавочники - кабаны африканской породы.
Однажды утром гляжу: гуляют бородавочники по загону на своих коротеньких ножках, землю нюхают.
Ну, думаю, нюхайте. И дальше пошел. А вечером возвращаюсь, глядь, вместо бородавочников кенгуру сидят - две штуки. Одна - большая, рыжая, другая - поменьше, серенькая. На зайца похожая.
Ну, соображаю, донюхались наши бородавочники до того, что в кенгуру превратились! Теперь что, из Африки новых заказывать что ли?
Подошел я поближе к бывшим бородавочникам. Хотел пообщаться. А они даже на меня не смотрят. Совсем зазнались, как только кенгуру стали. Еще бы! У бородавочника шерсти совсем нет, одна кожа. Как у картошки. А у этих мех гладкий, аккуратный. Будто только что в парикмахерской причесанный. Лица маленькие. Не сравнить с теми болванками, что до этого были. А, главное, бородавки как рукой сняло! И хвост!.. Вместо того позора, что раньше сзади болтался, целый хвостище появился! Почитай, теперь главная часть тела. На него и опереться в трудную минуту можно. И врезать им, если что. Вон какой, с ногу обхватом!
Об этом, думаю, непременно Сереге сообщить нужно: что у него бородавочники все попревращались. А-то неприятности с начальством будут. Скажет начальство, мол, что ж это ты, Серега? На попечение брал бородавочников, а сдаешь чего? В документах у нас кенгуру никак не числятся! Ты уж будь любезен, сдавай зверей в соответствии. Без самодеятельности!
Поспешил я к Сереге. Увидел его и говорю:
- Серега, - у тебя все бородавочники в кенгуру превратились! Утром бородавочники были, а вечером, смотрю - кенгуру! Что делать будешь?
- А ничего! - отвечает Серега. - Потому что они вовсе и не превратились. Они просто в одном загоне гуляют. Утром бородавочники, а вечером - кенгуру. По раздельности. Чтобы не подрались. Загон-то один, а звери это все серьезные. С характером. Вот и гуляют в две смены!
Успокоился я тогда и понял, что без разрешения директора у нас никто ни в кого не превратится. Потому что всё должно быть с бумагами в соответствии.
Директор
Директор в Московском зоопарке - Спицын Владимир Владимирович. Тридцать лет в нем директор. Хозяйство знает, как свои пять пальцев. А, может, лучше. Ему теперь даже в отделы зоопарка заходить не надо, чтобы узнать, как там работа движется. Он это чувствует. Сидит Владимир Владимирович в кабинете, вдруг ощущает, что в птичьем отделе дела идут плохо. Вызывает он тогда к себе заведующего секцией, Николая Скуратова, и начинает отчитывать: что это, мол, у вас дела идут плохо, отчего ж?
Удивляется Николай Скуратов и спрашивает:
- А откуда вы, Владимир Владимирович, знаете, что дела у нас - не того? Не заходили, не заходили и знаете?
Усмехается Владимир Владимирович хитро в свои усы и отвечает:
- А мне и заходить незачем. Я чувствую!
Поэтому все работники зоопарка и обязанности свои выполняют аккуратно, будто за ними кто смотрит.
Еще бы! Трудно работать, если начальник тебя чувствует!
Обход
Когда Владимир Владимирович Спицын директором зоопарка стал, он каждое утро обход вверенной ему территории делал. Проверял: все ли хорошо? Везде ли звери здоровы? Каждый отдел навещал. Интересовался: как животные поели, да что. Не друг друга ли? Не убежал ли кто?
И так Владимир Владимирович за тридцать лет в обходах поднаторел, что стал вместо них объезды делать. На машине. На "Волге" черной.
Заезжает в зоопарк с Большой Грузинской и, не снижая скорости, зоопарк объезжать начинает. А служители едва из-под колес выныривать успевают и говорят друг другу:
- Вон директор поехал. Обход делает!
И такой у Владимира Владимировича глаз на неполадки наметанный, что он их через тонированные стекла, на скорости шестьдесят километров в час видит. В отделы при этом, не заходя.
Объедет директор весь зоопарк и к себе, в "директорскую". А служители, выходя из-за клеток, где от "Волги" спасались, друг с другом делятся. Это ж надо так уметь, чтобы на такой скорости все неполадки увидеть и не врезаться!
Да, такое кто-попало не сможет. Тут опыт нужен! Зоологический и водительский!
Комиссия
Каждый вторник в Московском зоопарке комиссия случается. Замдиректора по зооветеринарной части, Фролов, обходит весь зоопарк. Смотрит на все внимательно - порядок ли? Убрано ль? Учтены ли замечания прошлого обхода? Многие остаются неучтенными, и тогда замдиректора их заново замечает.
Но, конечно, это он не по доброй воле делает. Он же тоже человек и не любит жизнь людям портить. Это его директор заставляет, которого он - зам. А того - сам Юрий Михайлович Лужков - мэр города Москвы. А уж того, Президент Путин, наверное... Вызывает он к себе Юрия Михайловича и говорит:
- Почему это Юрий Михайлович во вверенном вам зоопарке, в птичьем отделе, с аистом клетка третий день не чищена. Отчего ж?
И начинает мэр города Москвы извиняться. Объяснять, что аист нынче буйный сделался, никого в вольер совсем не пускает. Кусается. Оттого и клетка грязная.
А Президент, умная голова, указывает:
- Пускает-не пускает, а посетителям нашей Родины мы показывать грязные клетки с аистами не имеем права. Устраните!
Мэр, конечно, кивает. Не будет же он Президенту возражать! Тут же едет к себе в мэрию и вызывает Владимира Владимировича Спицына - директора зоопарка. Объясняет, что на подотчетной ему территории замечена грязная клетка с аистом. Нужно немедленно исправить, а то безобразие получается. Перед миром неудобно. Что же - наша страна хуже всех?
Пугается, понятно, такого поворота дел директор Спицын. Неужто сам президент по зоопарку ходит? Грязные клетки с аистами замечает? Едет скорее в зоопарк и зовет замдиректора. Мол, отчего ж это у нас клетка с аистом грязная и такой позор на всю страну случился?
Замдиректора, само собой, тоже краснеет, объясняет, что, мол, за всем не уследишь. Но меры будут приняты. И бегом в птичий отдел, к его заведующему Николаю Скуратову. Мол, отчего ж это, заведующий Николай Скуратов, твои аисты по колено в грязи стоят и тем нас на весь мир позорят? Может, ты своей должности не соответствуешь? Ты подумай.
Скуратов тут же думает и отвечает, что должности своей он, конечно, соответствует, но аиста они исправят. И приказывает тут же найти Женю Удалова, который за этим аистом смотрит.
Приходит Женя Удалов к Скуратову. А тот спрашивает:
- Сколько же Женя можно у аиста не убираться, чтобы это дело даже Президент заметил?
- А чего мне?.. - отвечает Женя Удалов. - Пока аист кусаться не перестанет, я к нему в клетку не пойду. Что я - враг себе?
- А кто ж убираться у аиста будет? - удивляется Николай Скуратов.
- А хоть и президент! Если его грязные клетки с аистами не устраивают...
Сунет руки Женя в карманы и обратно уйдет, чай пить. А, ведь, мог бы и аиста к себе вызвать. Спросить: что это ты, мол, дорогой, всех кусаешь и убираться у себя не даешь? Тобой даже Президент интересуется.
Но не стал птицу пугать. Потому что любит он животных. Женя-то.
Летучие собаки
Услышал я, что есть у нас в Московском зоопарке летучие собаки и задумался, какие ж они? Наверное, как собаки, но с крыльями. А потом соображать начал, зачем же собаке крылья? Собаке за забором сидеть надо и гавкать. С крыльями же никаких "за забором" не получится, улетит такая собака, и дело с концом. А что это за сторож, который летает, где попало? Особенно - если ночью. Когда самые воры...
И решил я посмотреть своими глазами, что это за собака такая? И очень ли она летучая?
Спустился я в галерею "Ночной мир", где собак этих показывали, и к одной вольере подошел.
Смотрю, висят такие шерстяные груши на потолке. Размером с носок тридцать восьмого размера. И по форме очень, на выжатое, но еще не расправленное белье похожи. Только с глазами. И висят вниз головой. Неужели, думаю, летают?
Тут одна порция выжатого белья развернула крылья, замахала и полетела. Вот это да, думаю, белье летает!
Потом следующий моток развернулся. И еще один... и стали все по вольере летать. Даже в глазах зарябило. Стало казаться, что они уже не только в вольере, они уже и в голове у меня летают.
Насмотрелся я на летучих собак и вышел из "Ночного мира". А про себя твердо решил, что все белье на веревках теперь прищепками прищеплять буду. Чтобы не улетело.
Павлины
Приехал как-то директор Московского зоопарка Спицын из поездки по Америке, вызвал к себе начальника птичьего отдела Колю Скуратова и говорит:
- Я там в зоопарках видел, что павлины без клеток гуляют, так просто. По улице. Как голуби. Давайте мы своих тоже отпустим. Пусть гуляют.
- Побойтесь Бога, Владимир Владимирович, - отвечает начальник птичьего отдела Коля Скураптов. - Там же тепло и публика дисциплинированная. А у нас, во-первых, хулиганы, а во-вторых - зима! Зима даже страшнее!
- Мы что, - спрашивает Владимир Владимирович, - хуже американцев? Скажи, хуже?
- Да лучше, Владимир Владимирович, - но павлины замерзнут!
- Скажи-ка, начальник птичьего отдела Коля Скуратов, - говорит Владимир Владимирович, - а павлины у нас наши или американские?
Коля сверился с бумагами и отвечает:
- Наши, Владимир Владимирович.
- Ну, а раз наши, чего ж ты за них переживаешь? Значит закаленные, приспособленные.
- Ну а хулиганы? - почти кричит Коля. - Украдут же павлинов. Знаете, у нас хулиганов сколько? На всех их павлинов не напасешься.
- Так надо каждому объяснять, что павлины - для красоты, а не чтобы красть. Тогда их никто и воровать не станет. С людьми работу вести надо.
Ничего на это не смог возразить Коля Скуратов и пошел павлинов выпускать. А, выпуская первого, говорил:
- Вот своруют павлинов, потом все на меня повесят. Скажут: Коля Скуратов всех павлинов растранжирил.
А павлины удивленно выходили из клеток, словно не верили, что их задарма отпускают. Далеко от ящиков не отходили. Ждали, что сейчас обратно загонять начнут. Чувствовали, что здесь обязательно какая-нибудь пакость кроется. Обходили осторожно клетки, крутили головами - пакость искали. Потом встряхивали крыльями, словно плечами пожимали, поднимались в воздух и рассаживались на небоскребах. А один из них взлетел на Белый дом Правительства. Ах, как на нем павлин смотрелся! И вдруг бы посмотрел Президент Путин на павлина и сказал:
- Откуда ж это такая красивая птица? Неужели из Московского зоопарка? Надо за это его директору Владимиру Владимировичу Спицыну и начальнику птичьего отдела Коле Скуратову медали дать. Директору - золотую, а Коле - бронзовую. За инициативу!
Но пока еще безмедальный Коля Скуратов посмотрел на павлинов летающих над высотками и сказал:
- А может, и не своруют. Шестнадцать этажей все-таки. Пока хулиган по всем по ним топать будет, неужто павлин убежать не успеет?
И успокоенный начал думать, кого в освободившиеся клетки посадить. Не пингвинов ли?
Павлины в Москве
Коля-то директора послушался, но - наполовину. Потому что решил на теплые полгода павлинов выпускать, а на холодные, тех, кого хулиганы поймать не успеют, в теплые зимники сажать. Чтобы не померзли. У нас ведь такие минусы бывают, каких в Америке отродясь не видели.
Поэтому в холодные полгода сотрудники птичьего отдела спокойно живут. А в теплые, как сумасшедшие, носятся за павлинами по всему центру Москвы. Потому что то и дело кто-нибудь звонит и говорит:
- У нас тут на балконе павлин сидит. Не ваш ли? Или павлины теперь уже из Индии до Москвы долетают?
- Еще не долетают, - отвечают сотрудники и кидаются по указанному адресу.
Но когда они на указанный адрес прибегают, оказывается, что павлин уже на другой адрес перелетел, и уже оттуда звонят:
- Не ваш ли павлин?
За первые полгода так надоело сотрудникам по Москве с сачками носиться, что плюнули они на это дело и на звонки стали так отвечать:
- А вы спугните его. Если в сторону зоопарка полетит, то - наш. А если в другую сторону, к Индии, то - дикий.
И неудивительно, что все павлины в сторону зоопарка летели. Дикие павлины до нас пока еще не долетают. Индия-то вон где!
Теремки
Когда я в первый раз пришел в Московский зоопарк, гляжу - в одном уголке теремки стоят. Аккуратные, как из сказки. Интересно, думаю, кто же в таких живет? Наверное, директор и зоопарковская администрация.
Застыл я у этих избушек как вкопанный. Узорами резными любовался. Потом соображаю: нет, это, верно, для героя каких-нибудь русских сказок построили. Для медведя, например. Или волка. Если, конечно, не для Змея Горыныча. А сам удивляюсь, неужто Горыныча достали? Хлопот с ним, должно быть! Он же ест больше, чем слон! Накладно. Да и пожарные его держать в деревянной избушке не позволят. Вдруг, смотрю, из двери домика какой-то зверь странный выбегает. Совсем не местного вида. Это что ж такое, соображаю? Из какой сказки?
Подошел к табличке, что на сетке висела, и читаю:
- Собака гиеновидная. Родина - Центральная и Южная Африка.
- Ничего себе, думаю. Так для нее надо было дом из африканских мифов строить, типа "вигвам"!
А потом узнал, что в доме типа "вигвам" околело это африканское животное нашей суровой зимой, и успокоился. Так что пускай в избушке живет. Главное - чтобы не мерзло.
Попугаи-ара
У нас в Московском зоопарке почему-то все попугаи-ары - лысые. Как не ара, так - с перьями. А как ара, так смотреть не на что, одна кожа синяя. Даже неприятно. Птица, и вдруг кожа!
Посетители тоже смотрят и удивляются, что ж это за птицы такие кожаные сидят. Наверное, редкие какие-нибудь? А когда начинаешь объяснять, что это попугаи-ары, никто не верит.
- Те, - говорят, - цветные и с перьями. А эти синие и лысые. Чего вы нам голову морочите. Уберите этот стыд!
Мы бы и рады убрать стыд этот, да некуда. Вот и приходится за синих попугаев краснеть. И чем синее делались попугаи, тем мы становились краснее.
Спросил я Колю Скуратова, начальника птичьего отдела:
- Почему ж у нас все ары - лысые?
- А потому, - ответил Коля Скуратов, - что они все контрабандные. Их сначала контрабандисты в ящиках тесных везли из Бразилии в Россию, а потом птиц пограничники отобрали, и они еще на холодной таможне их неизвестно сколько морозили. Не знаю, как ты, но я бы от такой жизни точно полысел!
Понял я тогда, что нашими попугаями не стыдиться надо, а гордиться . Как будто они - ветераны. Жертвы бразильско-русской контрабанды.
И льготы какие-нибудь ввести, к праздникам.
Скульптура
Стоят по всему Московскому зоопарку скульптуры одного известного скульптора. Возле морских львов - тюлень и морж стоят. В центре круга, по которому пони с тележкой бегает, пума из кустов металлическая смотрит. И весь мост между двумя зоопарками, старым и новым, бронзовыми изваяниями украшен. А что? Красиво. Сразу в зоопарк, как на Арбат, ходить начали. И удовольствие от просмотра зверей получаешь, и просвещение от скульптурного творчества. Хорошо! По правую руку живой журавль стоит, а по левую - бронзовый. Ладонями посетителей начищенный. Но главная скульптура - в самом центре зоопарка. Называется "Дерево сказок". Размером в пятнадцать метров. Она изображает разных герои сказок. Даже Бабу-Ягу и Кащея Бессмертного. По этой скульптуре все время дети лазают. Она им вместо аттракциона.
Я все думал, почему это "Дерево сказок" вдруг в зоопарке поставили? Даже напарника своего Женю Мимонова спрашивал:
- Женя Мимонов, - говорю, - а почему это "Дерево сказок" вдруг в зоопарке поставили?
- А потому, - отвечает Женя, - что скульптор, который его сделал, лучший с Лужковым друг. А Лужкову уже ставить его скульптуры больше некуда! Петра Первого на Москве-реке поставил, Георгия Победоносца - на Манежной. Раненым воинам место на Поклонной горе едва выделил. Тогда зовет к себе Лужков нашего директора и говорит: "Дорогой директор, хотите я вам две тонны бананов свежих эквадорских для обезьян выпишу?". "Хочу!" - отвечает директор. "Тогда вы поставьте в центре зоопарка произведение известного скульптора и приезжайте за бананами. Только побыстрее, а-то пропадут". И соглашается директор. Потому что эти фрукты очень для здоровья обезьян важны, а на скульптуру, кто хочет, может и не смотреть.
Пытался я потом следовать этому совету, но никак не получается на нее не смотреть. Вон она какая! Пятнадцать метров! И стоит в самом центре.
Ладно, думаю, зато обезьяны бананов поели, свежих, эквадорских. Значит, все-таки есть польза от искусства!
Инсектарий
Есть у нас в Московском зоопарке инсектарий - место, где всяких насекомых показывают. Я когда узнал, что такое дело завели, подумал: а почему бы и нет? Если мы медведей и оленей показываем, почему же насекомых нельзя? Чем они хуже? Медведя-то все знают, хотя бы по картинкам. А какого-нибудь короеда в жизни не видели. Я, например, не видел. Оттого, думаю, показывать надо, в первую очередь, тех, кого просто так не видно. Кто живет скрытно, уединенно. Как дождевой червяк, например.
Удивительно, приходят посетители в инсектарий и начинают от увиденного ахать и охать. А чего ахать-то? Там пол-экспозиции тараканы разных стран занимают. Американские, африканские и какие-то арабские. А они такие же, как наши, только размером отличаются. Более упитанные.
Ахают посетители, охают, деньги, между прочим, платят, чтобы на заграничных тараканов поглазеть. А потом приходят домой и начинают за своими отечественными с тапочками бегать. Эдак мы скоро на нашего прусачка только в зоопарке посмотреть и сможем. Тогда они, как большая редкость, большие деньги начнут стоить. И смогут их у себя только богатые люди заводить. Например, "новые русские". Может, тараканов лучше сейчас поберечь? Пока дешевые.
Белые медведи
Жили всю жизнь в Московском зоопарке белые медведи, и никто ими особо не интересовался. Публика, конечно, всегда стояла перед клеткой, но не особо. И вдруг приходят как-то англичане к нашему директору Спицыну и говорят:
- Уважаемый господин директор Спицын, а нельзя ли нам ваших белых медведей под свою особую опеку взять. У нас, англичан, принято обязательно кого-нибудь опекать. "Благотворительность" называется. Нет ли у вас каких-нибудь несчастных животных?
Спицын подумал и сказал, что несчастных животных у нас нет, но, если хотите опекать белых медведей, пожалуйста. Опекайте, сколько душе угодно.
Англичане тут же табличку на клетке повесили. Дескать, тут белые медведи живут, животные из Арктики. Весят столько-то, едят то-то, а заботятся о них англичане.
И очень это последняя строчка всех удивляла.
Неужели англичане каждое утро из Англии приезжают о медведях заботиться и клетки убирать? Или они в штате зоопарка состоят и на зарплате находятся?
Но публике объясняли, что они только деньгами заботятся. Сами они в Англии по виллам сидят. Но на их деньги наши у медведей убирают.
Посетители удивляются еще больше и к медвежьим вольерам идут, поглядеть, на что же англичане бешеные деньги тратят?
А директор господин Спицын сидит у себя в кабинете и думает, как бы сделать так, чтобы англичане о всех животных заботиться начали? Тогда и зарплату никому платить не надо будет, и сколько добрых дел на освободившиеся деньги для родной столицы сделать можно! Например, детский сад построить. Очень столице детских садов не хватает!
"Фауна Индонезии"
Свозили как-то директора Московского зоопарка друзья в Индонезию. С тех пор Владимир Владимирович, кроме как об этой стране, ни о чем другом и слышать не желает. Нынче к нам звери только из этой страны приходят. Теперь индонезийцам, чтобы полнее свой животный мир изучить, лучше в Москву ехать. Самый интересный павильон зоопарка - "Болотные птицы" в "Фауну Индонезии" переименовали. И на его торжественное открытие индонезийского посла пригласили. Чтобы увидел тот, как Владимир Владимирович его страну любит. А посол приехал в зоопарк, походил, походил и уехал. Ему-то на индонезийских животных смотреть не интересно. Он, ведь, сам - индонезиец. А из других животных в Московском зоопарке остались, кажется, одни вороны. А их и из окна посольства видать.
Ветеринарка
А когда загорелся наш директор Московского зоопарка Владимир Владимирович Спицын большой любовью к Индонезии, стал он все время животных оттуда заказывать. Вот привезли к нам индонезийских птиц - амадин - и поместили в ветеринарную часть. Проследить, чтоб эти индонезийские птицы никаких индонезийских болезней с собой не привезли. А меня с напарником Женей Мимоновым поставили над этой заграничной пернатой фауной наблюдателями. А заодно и над ветеринарными врачами, чтобы они свой долг выполняли и делали все, чтобы индонезийские болезни из птиц не прорвались.
И мы с напарником со строгими лицами каждый день на ветеринарку отправлялись. Наблюдали. Оттого ветеринары свой долг выполняли качественно и с иностранной заразой боролись успешно. Они думали:
- Ага, вон из птичьего отдела с какими строгими лицами ходят. Наверное, наблюдают, как мы с болезнями боремся.
И вот идем мы как-то снова с Женей Мимоновым на ветеринарку. Лица подготавливаем, чтобы на них достаточная строгость была.
Вдруг нас останавливают на проходной и говорят:
- А есть ли у вас пропуска?!
Тогда Женя объяснять стал, что- нету. Оттого, что они нам не нужны. Потому что мы свои и вот даже сейчас идем на ветеринарку за индонезийской птицей наблюдать.
- А вы что, индонезийцы? - смекнули на проходной.
- Нет, - объяснил мой напарник Женя, - мы русские, но птицу наблюдаем из того региона, потому что свободных индонезийцев под рукой не оказалось. Поэтому за них - мы.
- Ладно, господа, - вздохнули в глубине проходной, только запомните: в следующий раз без пропуска и не приходите. А сейчас пропускаем только из уважения к вашей стране.
И мы прошли, как два индонезийца, но с тех пор всегда с пропусками ходим. В России лучше быть россиянином.
Замки
Опустилась на Московский зоопарк зима. Надела на него шапку в полтора метра высотой. И на фазанник мой надела. И замки все на клетках замерзли, то ли зиму пускать не хотят, то ли так. От холода. А вместе с зимой и нас, служителей, снаружи оставили.
Тогда пришлось с замками на другом языке говорить. На языке лома и лопаты. Замки и запоры такой язык лучше всего понимают. Но еще лучше - автоген. У него вон какой язык! Огненный.
Зимой
Зимой в Московском зоопарке всех птиц в зимнее помещение прячут. Кроме водоплавающих, потому что они - особо морозоустойчивые. Градусов до минус тридцати, а потом и их прятать надо будет.
Одни фазаны на холод никакого внимания не обращают. Как суворовские солдаты. По клетками маршируют, ать-два, ать-два! Только иногда одну лапу подожмут под живот, в перья зароют. Погреют, и снова - ать-два, ать-два!
Я все думал:
- Отчего ж так, почему они - как суворовские солдаты? Мороза не боятся?
А потом поглядел на таблички на клетках и узнал, что фазаны живут в Тибете. Выше двух тысяч метров над уровнем моря! А там, знаете, какой холод, над уровнем моря? Ого-го! И сообразил я, что они не на суворовских солдат, а на тибетских монахов похожи. Те вообще могут на снегу годами сидеть и холода не чувствовать. И решил я когда-нибудь в Тибет съездить, чтобы тоже на снегу годами сидеть и холода не чувствовать. Очень это у нас в России пригодится.
Озеленитель
Захотел я как-то в клетке с зелеными павлинами растения посадить.
Во как, думаю, красиво будет! Павлины зеленые и растения зеленые!
Спрашиваю у своего напарника Жени Мимонова:
- Кто в нашем зоопарке может мне растения в клетку к павлинам посадить?
Подумал напарник и отвечает:
- Это тебе к Игорю надо, к Генералову. Он, хотя в оранжерее по должности не главный, но при начальнице роль серого кардинала выполняет, как Ришелье при Людовике.
Если - Генералов, думаю, то он - не серый кардинал, а серый генерал!
И пошел к Игорю. Объяснил ему, какие растения хочу. А он мне рассказал, что такие вовсе и не надо, потому что их павлины поедят, а следует другие сажать. И сказал, что подберет для меня подходящие.
Обрадовался подходящим растениям и стал ждать звонка от серого оранжерейного генерала. Чтобы сразу эти подходящие растения сажать.
Неделю не звонит, другую.
Ничего, утешаю себя, это он подходящие растения подбирает.
Однако через месяц лопнуло мое терпение и стал я в оранжерею звонить.
- Здравствуй, - говорю, - Игорь Генералов, серый оранжерейный кардинал, а где же подходящие растения?
- Знаешь, - отвечает мне серый кардинал, - начальница подходящих не дает, одни неподходящие предлагает.
- Эх ты, - отвечаю, - какой же ты после этого Генералов? Ты Сержантов какой-то или даже Лейтенантов.
И стал его начальнице звонить, чтобы в клетку к зеленым павлинам растения зеленые посадить.
Шрамы
Вот говорят: самый свирепый зверь - тигр или змея-анаконда. Не знаю, у нас самый опасный - павлин. Свирепее не бывает. Легко быть опасным, если имеются когти, лапы, как лопата, и клыки. А попробуй угрожать, если у тебя один зеленый хохол на голове и больше нет ничего. Тут надо характером брать, гонором. Вот таким гонором и берет всех зеленый павлин. Одними нервами. Если к его нервам еще и когти приделать и лапы-лопаты - тогда я просто не знаю, что бы было! Ужас был бы!
Иду я к павлину каждый раз, как шведский полководец Карл XII на Полтавскую битву. Знаю, что проиграю, а иду. Правда, и мне удавалось проводить удачные маневры, но в целом в счете вел хозяин клетки. И с большим, при том, отрывом. Да оно и понятно. Он же тут все время. Территорию изучил лучше, ландшафт. Разве только окопы не вырыл. Наступать-то всегда труднее.
Вот почешу я перед клеткой старые шрамы, полученные от павлина, и захожу внутрь. За новыми иду, получается.
- Ага, - думает павлин, - за новыми пришел!
И давай меня окружать. Слабые места в обороне искать. А я глазами прямо разрываюсь. Одним глазом подметаю, а другим за хозяином клетки слежу - не нападает ли? А тот все со спины норовит зайти. Подлететь и по голове настучать ногами. А на ногах шпоры. И так-то не очень приятно, когда по голове стучат, а когда - шпорами, и вовсе плохо.
И кручусь, как на карусели, чтобы не дать павлину в тыл зайти. А посетители смотрят и говорят друг-другу:
- Смотри, как павлин служителя любит, ни на шаг не отходит! Наверное, человек хороший!
Кто, удивляюсь, человек хороший? Я или павлин? Если я, то это - конечно так, а коли павлин - то это они напрасно. Совсем он не хороший человек. Да и не человек вовсе.
Задумался я, а павлин тут прошмыгнул в тыл, подлетел и давай ногами молотить, едва ведро успел вместо головы подставить. Да так молотил, что звон по всему зоопарку стоял.
Побежал я к выходу, а сам соображаю:
- Хорошо - ведро успел подставить, а то бы такой же звон от моей головы по всей Москве пошел.
Едва дверь успел закрыть, как на нее обрушился с другой стороны павлин.
- Вон, - удивляются посетители, - как своего хозяина любит. Даже, чтобы он уходил, не хочет.
Нет, думаю, не нужна мне такая любовь.
И пошел в птичий отдел новые раны йодом замазывать.
Фамилия
Есть у нас в Московском зоопарке отдел-оранжерея, а в этом отделе есть три работника - Солдатов, Генералов и Жуков.
- Слушай, - спросил я как-то Жукова, как-то неудобно получается: один у вас - Солдатов, другой - Генералов и вдруг какой-то Жуков. Надо, чтобы ты Ефрейторов был или Майоров.
Подумал Жуков, глядя в синее мирное небо над Московским зоопарком, и ответил:
- Это так всем с первого взгляда кажется. А если задуматься, я выше их обоих буду.
- Это почему? - поинтересовался я.
- А потому что Жуков, это почти что Маршалов. Маршал такой был - Жуков. Только не все об этом знают.
Тут вспомнил я, что и вправду был такой большой военачальник. И зауважал Гришу Жукова еще сильнее. Не у каждого есть такая фамилия - маршальская!
Пингвины
Живут у нас в Московском зоопарке пингвины. Нигде в России больше нет. А у нас аж тридцать штук!
- Вон какая красота, думаю, глядя на черно-белых.
А они ходят по своей клетке, словно в гидрокостюмах, будто все время куда-то нырять собираются.
- Вон какая красота! - говорю я Ольге Роздиной, главной над пингвинами. - Нам в России везде и надо пингвинов держать, даже в садах и школах, и на фабриках, в живых уголках.
- Нельзя, - отвечает Ольга Роздина, - потому что они холода боятся.
- Кто? - удивляюсь. - Пингвины?
И смотрю на Ольгу Роздину, не шутит ли?
- Это не обычные пингвины, а чилийские, они в Чили, на экваторе, живут, и при плюс десяти уже мерзнуть начинают.
- Стыдобище какое, - размышляю я, - пингвины-мерзляки. Это и не пингвины вовсе, наверное, а попугаи, под них чилийцами законспирированные.
- Надо их тогда с моржами посадить, - говорю.
- Зачем же? - удивляется теперь Ольга Роздина.
- Может, они с моржами поживут и тоже моржевать начнут. В проруби плавать. Тогда мы этих пингвинов чилийских по всей стране держать будем, даже в детских садах и школах, в живых уголках.
Задумчиво пошла дальше Ольга Роздина. Наверное, размышляла, когда пингвинов лучше к моржам определить, сейчас или позже, когда наступит более привычное время года для чилийских пингвинов - лето.
Сигнализация
Есть у нас в Московском зоопарке одна система. Называется "Система сигнализации". Уходишь из "Дома птиц" и на специальную кнопочку нажимаешь, и она его всю ночь от грабителей охраняет. Потом приходишь, на кнопочку еще раз нажимаешь, звонишь по телефону и говоришь:
- Алло!
Тебе отвечают.
- ПЦН, Петров слушает!
- Здравствуйте ПЦН Петров, - здороваюсь. - "Дом птиц с охраны сняли!"
- А? - удивляется голос, словно совсем не ожидавший, что "Дом птиц" можно снять с охраны. - Ну тогда спасибо!
И так я привык к этому разговору, что стал его словами на все остальные вопросы отвечать, где надо и где не надо.
- Привет, Стас, - кто-нибудь кричит мне с утра.
- Здравствуйте ПЦН Петров! - отвечаю, а сам удивляюсь тому, что говорю.
- Как здоровье? - спрашивают.
- "Дом птиц" с охраны снят! - отвечаю.
Стали на меня знакомые коситься и обходить стороной. Что это еще за ПЦН? Не заразно ли?
А я все думал, как же этот ПЦН Петров выглядит, или может он так и живет только в телефоне? И что это за имя такое странное - ПЦН?
Но одним утром появился в дверях отдела толстенький человек в белом халате.
- Здравствуйте! - говорю.
А он мне.
- ПЦН Петров слушает!
- Во, - думаю, - как здорово. Оказывается, не один я сигнализационным разговором заразился.
- "Дом птиц" с охраны снят! - рапортую.
- Спасибо! - чуть не кланяется Петров.
Ну, размышляю: как замечательно, хоть есть с кем по душам поговорить.
- А почему у вас, Петров, - спрашиваю, - такое странное имя - ПЦН?
- А это и не имя вовсе, - отвечает Петров знакомым голосом. - Это значит: пункт центрального наблюдения. А зовут меня Сергей!
- Да, - согласился я, - Сергей имя хорошее. А главное, привычное.
Сова
Была на моем попечении в Московском зоопарке сова. Не простая сова - цвета леса, а белая. Словно облако полярных снежных хлопьев, занесенных неизвестно как к нам в серую Москву. Пронеслись снежные хлопья в клетку и стали там белой совой. А как села, открыла два глаза цвета луны. Хлоп, хлоп ими: "Куда это, мол, меня занесло? Не север ли?"
- Нет, - говорю, - не север. Но если будешь сидеть тут и делать вид, что ты белая сова, я буду кормить тебя мышами.
Подумало снежное облако и согласилось.
И стало делать вид, что она - сова, а я принялся ей носить мышей, через день. Чтоб не отяжелела. Облако все-таки.
А ближе к весне потянуло теплом, появились первые грачи, и я подумал:
- Эге, растают снежные хлопья, и останемся мы без совы!
Подошел к клетке и раскрыл ее настежь:
- Улетай облако, только возвращайся следующей зимой. А я тебя опять буду кормить мышами. Через день.
Зимние обезьяны
Все обезьяны у нас в Московском зоопарке - как обезьяны. Бананы едят и тепло любят. Едва холодать начинает - хватают бананы и прячутся по зимним помещениям. До следующего года, когда снова тепло будет.
Но есть у нас еще снежные обезьяны. Правда, бананы они тоже любят, но еще больше - холод. Только упадет снег, вывалятся они кучей на него и давай кувыркаться, веселиться. Разве что снеговиков не строят и на санках не катаются. Шерсть у них толстая, словно шуба полярника и на голове будто бы шапка. А я все размышлял:
- Где же это такие зимние обезьяны живут? Неужто в Индии? Зачем же им там такая шуба? Там они в ней только преть будут. Наверное, это наши обезьяны. Чукотские. Живут на севере, а питаются травами и кореньями. Может, они даже бани строят и живут в ледяных избах-иглу.
Посмотрел в глаза одной зимней обезьяне - может ли она строить баню и жить в ледяной избе-иглу. Глаза обезьяньи были наполнены мудростью, и я решил, что - может.
- Вот от них-то, наверное, человек и произошел, - соображал я. - Начал строить бани и жить в иглу, и произошел. И вовсе не труд сделал из обезьяны разумное существо, а мороз. Поневоле поумнеешь, коли замерзнуть не хочешь.
Обрадовался такому открытию. Даже гордиться начал. Подумывал, а не написать ли мне о нем в какую-нибудь академию.
Только однажды я обратил внимание на табличку у клетки с зимними обезьянами (то ли ее раньше не было, то ли была снегом занесена). А на ней написано:
"Макака снежная. Место обитания: Япония".
- Э-э, - думаю, - так это японцы от них произошли. Это в Японии они бани строят и в иглу живут. А мы, наверное, вовсе и не от обезьян появились, а от медведей.
Подумал я так, почесал правый бок, и пошел вразвалку домой. В берлогу.
Огари
Зима в Московском зоопарке - огариное время. Летают они над прудами, словно запоздалые осенние листья, и кричат тоскливыми голосами. Увидел я их в первый раз и удивился. Как это так, осенние листья кричат? А потом понял, не листья это вовсе - огари. Носятся они оранжевыми стрелами между серым небом и серой землей, будто не дают тем соединиться в одну сплошную серость и поглотить нас вместе со всеми нашими домами и автобусами.
Едва одна огариная стая, расчерчивая белыми клиньями воду, опускается в пруд, тут же вверх взмывает другая. На караул. И если я иду по Москве и радуюсь солнышку, что вдруг проглянуло между серой землей и серым небом, то понимаю, что это огари не дают им соединиться. Всегда между ними будет маленькое солнышко. Огариное.
Пожарники
Есть у нас в Московском зоопарке пара зеленых павлинов, и есть пожарники. И очень павлинов пожарники не любят. Потому что эти птицы им спокойно жить не дают и все время пожарную сигнализацию включают. Павлины наши - птицы нервные, им везде опасность мерещится. Вот сидят они в своем зимнем помещении, и вдруг им как что-то замерещится! Они сразу головой в лампу стукаются. Поскольку думают, что на солнце летят. От их крыльев опилки вверх сухим туманом поднимаются и сигнализацию включают. Сигнализация, она ведь не разбирает, где пыль от опилок, а где дым от огня. Тут же пожарники прибегают:
- Где пожар?
- Какой пожар? - удивляемся мы и идем вместе с пожарниками разрушительный очаг воспламенения искать.
Только пожара мы не находим, а находим пару павлинов, которые сидят в своем зимнем помещении и везде опасность видят. Даже в пожарнике.
А тот смотрит: комната, та самая, где пожар должен был быть, однако ничего не пылает, а внутри на палках две птицы зеленые сидят.
Вздыхает пожарник, что ему не удалось побороться с огнем, и возвращается на свой пост. До следующего раза, когда павлинам снова опасность померещится.
Обед
Обедают у нас в Московском зоопарке прямо на рабочем месте. Там, где животным еду готовят. На кормокухне. И по запаху обеда можно легко определить, кто за каким животным ухаживает. Например, здание, из которого жареными семечками пахнет - это наш "Дом птиц". Кроме семечек тут еще иногда ощущается запах яблок и бананового варенья. Мы его из переспевших бананов делаем, от которых другие отделы отказались. Но запаха всегда гораздо больше самого варенья получается. Из соседнего корпуса в два часа жареной рыбой тянуть начинает. По этому запаху даже время проверять можно. Если тянет - два часа: в соседнем корпусе за пингвинами ухаживают.
В самой середине зоопарка стоит сильный хлебный запах. Такой крепкий аромат бородинского хлеба, что хоть масло на него мажь и кушай. Тут живет жираф Самсон, который очень хлеб уважает. А Самсона все работники зоопарка уважают, потому что у него всегда черной полбуханки взять можно.
От Самсона не убудет, ему с тем расчетом корм и выписывают, что хоть кто-нибудь полбуханки да возьмет.
Но самые мощные и разнообразные запахи доносятся из здания террариума. Прямо как из столовой Кремля. Пахнет и бананами, и черным бородинским хлебом, и семечками жареными. Но вовсе не потому, что змеи и крокодилы все это любят. А оттого, что бывший заведующий террариумом теперь замдиректора зоопарка работает и террариумистам, как своим, отборные продукты выписывает.
Другие работники зоопарка иногда заходят в террариум и видят, что тутошние служители виноград едят с мандаринами, а потом замдиректора спрашивают:
- А почему это вы змеям да крокодилам продуктов как в кремлевскую столовую выписываете, а нам нет?
- Так я же бывший заведующий террариума, - разводит руками замдиректора. - Я же у вас не работал.
Чешут затылки другие работники и соглашаются. И правда ведь. Не работал! Значит, все по справедливости.
Панды
Привезли как-то в Московский зоопарк китайских панд. Прямо из Китая. Для них чуть ли не отдельный самолет заказывали. Ходили такие слухи между служителями.
Я-то думал, чего их привезли? Не привозили, не привозили, и вдруг нате!
Оказывается, в отношениях между нашим и китайским правительством наметилось потепление, и поэтому решили нам панд показать. В знак дружбы. Вот, мол, какие у нас в Китае панды! А мы им, наверное, белых медведей отправили, чтобы китайцы и нашу теплоту почувствовали.
Вольеру, в которой раньше ягуары сидели, специально для новых постояльцев вычистили, и табличку поставили "Панды. Место обитания: Китай", чтобы сразу все понимали, что у нас с этой страной - дружба.
Все сразу и поняли. В праздники вся Москва повалила глядеть на заморского зверя.
Только один вопрос я слышал от посетителей в эти дни:
- Где панды?
- Там, - махал я левой рукой в сторону бывшего ягуарятника. Потому что правую уже отмахал. И публика тут же спешила посмотреть на панд. Пока их не увезли.
Люди, наконец насытившиеся китайским зверем, отходили от огромного стекла, за которым панды скучали по Китаю и говорили:
- Ну вот, жизнь теперь прожита не зря! На панд поглядели!
А панды грустно смотрели сквозь стекло на публику и ждали когда же их увезут назад. Дружба, дружбой, как говорится, а родина - родиной!
И вспомнил я о том, что там, в Китае, возможно, так же за стеклом грустят наши белые медведи. И захотелось мне съездить к ним, чтобы подбодрить их и рассказать, что дома у нас все хорошо. И что иногда ездить за границу тоже надо, потому что очень это важно - дружба между странами!
Директор Пекинского зоопарка
Привезли как-то в Московский зоопарк китайских панд на показ, и приехал с ними директор Пекинского зоосада. Следить, правильно ли у нас этих панд показывают? Хорошо ли им в снежной России?
Но не узнал бы я, простой служитель, этого, коли однажды не подошел бы ко мне на кухню начальник птичьего отдела Коля Скуратов и не сказал:
- Ты, говорят, английский знаешь?
Стряхнул я свекольную кожицу со своих рук, посмотрел на начальника, подумал и ответил:
- Знаю.
- Тогда сейчас китайского директора переводить будешь, - говорит начальник, Коля Скуратов.
- Куда переводить? - удивляюсь.
- С английского на русский и наоборот, ты же язык знаешь?
Я испуганно засомневался и начал проверять свои знания языка.
- Знаю, - наконец ответил я. - Вроде...
- Тогда там у двери директор Пекинского зоопарка стоит. Проведи его по "Дому птиц" и покажи, как у нас все хорошо.
Вымыл я свои красные руки, чтобы пекинский директор не испугался, и пошел ему показывать, как у нас все хорошо.
И вправду, очень ему понравился "Дом птиц", он долго стоял возле каждой птицы, а когда я ему рассказывал все, что о ней знал, и предлагал идти дальше, он говорил: "Плиз, плиз!" и указывал вперед рукой, будто это не я ему показываю, как у нас все хорошо, а он мне. А мне-то что показывать. Я и так знаю, что у нас в верхних окнах стекол не хватает, и что вентиляция работает со сбоями.
Однако идем дальше, а директор все свое "плиз, плиз!" говорит.
- Может, он других слов и не знает, - думаю. - Как же можно в чужой стране одним "плизом" обходиться?
Захотел я проверить, знает или нет? И стал директору всякие вопросы задавать, а он на все "плиз" отвечает, но, вроде-как, все время впопад.
Наконец показал я весь "Дом птиц" и попрощался с начальником китайского зоопарка. А сам шел обратно на свою кухню и думал:
- Зачем же это я целый язык учил, если можно одним словом обходиться?
И решил я тогда испанский выучить, а потом вспомнил, что я им, оказывается, уже владею, потому что знаю, как "пожалуйста" по-испански будет. "Пор фавор".
