Храм Пирамиды

1

На первый взгляд, Майре не пристало жаловаться на судьбу. Она принадлежала к аристократическому семейству и, следовательно, не была обременена тяжелой общественной работой. Уход за цветами одной из аллей храмового сада даже вносил приятное разнообразие в ее размеренную жизнь. Серебряное зеркало, ничуть не льстя, отражало облик очаровательной молодой женщины с шелковистыми волосами цвета спелой пшеницы. Малышка Нея не доставляла хлопот и обещала со временем красотой превзойти мать. Замужество упрочило положение в обществе - Грас был главным советником Рата-44 по связям с запредельными мирами и всеми уважаемым человеком.

Тем не менее, мало кому доводилось видеть Майру спокойной и счастливой. Грас поначалу допытывался, чего ей не хватает, потом махнул рукой, занятый служебными делами. За пять лет семейной жизни он трижды на полгода покидал их маленькое царство.

Пожалуй, только родители Майры знали, в чем дело. Но раз уж судьба так распорядилась, следовало давным-давно смириться...

Неутоленное честолюбие с детства разъедало ее душу. Майре не суждено было стать воплощенной Дочерью-Богиней Неба, или просто Богиней Неба.

Майре не исполнилось к тому времени и шести лет. Вокруг нее что-то стало происходить. То она ловила на себе долгий и пристальный взгляд отца. Ей становилось не по себе, и она стряхивала с юбки несуществующую пыль или бежала к зеркалу посмотреть - не испачкала ли лицо. То мать, расчесывая ей волосы, вдруг замирала, о чем-то задумавшись. То родители, запирались в спальне, и Майра, приложив ухо к двери, разбирала в их шепоте свое имя.

А потом к ним пришел дядя Орин, и с ним еще один старик, тоже в голубом жреческом одеянии. В его присутствии все говорили вполголоса и ловили каждый жест, каждый взгляд жреца Пирамиды.

Сначала Майру выпроводили из комнаты. Она долго стояла на лестнице, и хотела уже уйти на детскую площадку, когда родители позвали ее к гостям и оставили с ними наедине.

- Подойди ко мне, девочка, - сказал старик. Он снял с нее платьишко и стал бережно, но сильно гнуть в разные стороны, велел сесть, скрестив ноги, спеть песенку. Когда она пела, он весь обратился в слух, отбивая такт по столу костяшками пальцев. Потом покачал головой и разрешил одеваться. Она медленно выворачивала платье, медленно натягивала его, прислушиваясь к разговору, но мало что понимала.

- Да. Несомненно, хороша. И была бы украшением храма. Но возраст!.. Она опередила свое время почти на год.

- Значит, вычеркиваем ее из списка?

- Пока оставь, но вряд ли... Вряд ли...

Жизнь Майры вернулась в прежнее русло. Она давно не вспоминала посещение жрецов. Но настал день, когда это отошедшее в прошлое событие представилось катастрофической несправедливостью.

Мать впервые вела ее в храм Богини Неба, снова и снова наставляя, как вести себя и о чем молить Богиню. Обе немного волновались.

Сначала они вошли в небольшую сумеречную комнату с удобными скамьями у стены. Дверь, ведущая в зал Богини, была украшена серебряными звездами. Возле нее стоял жрец-распорядитель и взмахом руки указывал на человека, которому дозволялось войти. Настал черед Майры. Мать оправила ее наряд и легонько подтолкнула к двери, за которой совершалось таинство. Майра по узкой нарисованной дорожке шла к середине зала, смотря себе под ноги и думая только о том, чтобы все сделать правильно. Дойдя до коврика, она опустилась на колени, молитвенно сложила руки и подняла голову. Приготовленные слова мгновенно куда-то улетучились. На троне, вознесенном на постамент. Восседала девочка в голубой шелковой мантии. Ее золотистые волосы украшала звездная диадема. За троном от пола до потолка переливалось серо-голубым изображение священной Пирамиды. От него по стенам к двери небесная синь переходила в теплые тона рассвета.

Майра уловила это только краешком глаз - оборачиваться запрещалось. Лицо должно было быть обращенным только к Богине.

Так вот какая она! Девочка... Но детство было где-то далеко вне ее. Неподвижная фигура. Бесстрастное лицо с огромными голубыми глазами. Смотрела на Майру, но видела ли ее? Или видела все?

Майра опомнилась и произнесла, наконец, все, что следовало - молитвы о благоденствии царя и царства, о здоровье близких и милости к ней, Майре. Поднявшись с колен, но, не опуская рук, она, медленно пятясь, двинулась к уже приоткрытой двери.

Они возвращались через храмовый сад, когда мать задумчиво обронила:

- Ты могла бы быть на ее месте. Если бы была на год младше.

И тут замкнулось - Майра будто снова услышала слова старца: "Она опередила свое время...". И заноза обиды на судьбу, неосуществленности вонзилась в сердце, навсегда лишив ее беззаботности. Появился болезненный интерес ко всему, что было связано с воплощенной Дочерью-Богиней Неба.

Когда пришло время выбирать общественные обязанности а они вменялись всем, невзирая на сословие, хоть и соответствуя склонности характера - Майра выбрала уход за храмовым садом, чтобы быть ближе к Богине и Пирамиде. Присматривалась, прислушивалась. Она хотела быть счастливой, но для нее счастье состояло, прежде всего, в вознесении над другими. И выяснилось, что отнюдь не все потеряно. Кроме Богини существовала еще Мать Богини. И если все связанное с Богиней представлялось окутанным тайной, то Мать Богини была всегда на виду. Именно она восседала в царской ложе вместе с Ратом-44, когда наступали праздники Равноденствия и Солнцестояния, когда совершались ежемесячные обряды поклонения Пирамиде. И Майра обрела цель - стать Матерью Богини. Но как? Следовало все рассчитать и предусмотреть до мелочей - подобрать нужного мужа к нужному сроку. Если бы не эта задача, она остановила бы свой выбор на помощнике главного лесничего царства. Он излучал доброе тепло. Его улыбка и взгляд обещали надежность и покой, которых так не хватало Майре. Но - и это служило главным препятствием - его густые кудри были темными, как и глаза. Значит, ребенок мог унаследовать их. И тогда - прощай мечта. Нет! Она заявила родителям, что согласна стать женой только Граса, голубоглазого советника царя, и только в назначенное ею самой время. Майра была очаровательной, и Грас не устоял перед ее улыбкой. На чашу весов в пользу Граса легло еще одно обстоятельство. На долгие месяцы он покидал царство, и, вероятно, предстояло скучать, но поездки советника для всех были окружены молчанием. В каких краях он бывал, с кем встречался? Что привозил, кроме тканей, бумаги и красок? Майра полагала, что от нее ничего не укроется. Жена хоть немного, а причастна к деятельности мужа. И ей непременно станут завидовать - ее знаниям о закрытом для других.

Ну, в этом-то она, допустим, просчиталась. Грас был милым, говорил о чем угодно, но только не о своих поездках через бесконечную, безжизненную пустыню. И Майре приходилось в разговорах с подругами строить многозначительное выражение лица, иногда намекая на какие-то секретные сведения.

Главное же все-таки свершилось - она забеременела и в срок родила красивую беляночку, Нею. Оставалось дождаться посещения жрецов. Играло на руку и то, что дядя Орин стал за это время Главным жрецом Пирамиды.

И все шло хорошо. Вот-вот жрецы должны были начать обход всех домов царства, где жили девочки подходящего возраста. Но тут Нея, всегда такая здоровенькая и веселая, захворала. Отказывалась от еды и кашляла, кашляла. Майра попросила у дяди лекарства. Он передал пузырек со сладкой настойкой. Кашель немного утих, но хрипы в груди остались. А день обхода уже был назначен. Что делать? Майра снова кинулась к дяде. Все ее планы, вся жизнь могла рухнуть из-за недомогания дочери.

- Дядя Орин, сделайте что-нибудь ради всего святого. Я молила Богиню Неба. Не помогает. Мудрее вас нет никого в царстве. Придумайте же что-нибудь! Может ли помочь священная Пирамида? - Она опустилась на колени перед Орином и уткнулась заплаканным лицом в полу его голубой мантии.

Он долго молчал, потом вдруг спросил:

- Действительно ли ты так хочешь, чтобы Нея стала воплощенной Богиней?

- О да! - воскликнула Майра. - Я хочу счастья для нее.

- И ты уверена, что это даст ей счастье?

- А Богиня может быть несчастной? - насторожилась Майра.

- Нет. Не счастлива и не несчастна. Но, в любом случае, лишена счастья обычного, человеческого.

Майра недаром вызнавала все, связанное с храмом.

- Но я знаю, что через семь лет, после окончания служения, девочка может вернуться в семью и даже выйти замуж.

- Так-то оно так, но в летописях лишь дважды упоминалось о возвращении в семью и ни единожды - о замужестве. И, да будет тебе известно, что девочки эти недолговечны.

- Пусть! Лучше пять лет быть Богиней и потом уйти из этого мира, чем долгую жизнь влачить пустое существование. Но к чему все слова, если Нее ничто не может помочь? Или вы знаете, что еще можно сделать?

- Можно попробовать. Но никому никогда не рассказывай об этом.

- Конечно, дядя Орин! Вы же меня знаете. - Глаза Майры засветились надеждой.

- Завтра ночью светила расположатся так, что Пирамида будет давать жизнь и силу всему помещаемому внутрь. Баста принесла двух котят. Одного из них мне придется освятить, и он проведет около часа в Пирамиде. Я никогда не слышал, чтобы какое-нибудь живое существо, кроме кошек, оставалось в закрытой Пирамиде. Но таблицы ни разу не подвели. А коты, став священными, быстро росли. Да и ты прекрасно знаешь Бастов - хранителей Пирамиды. Так вот, я могу вместе с котенком поместить в Пирамиду Нею. Я говорю все это, потому что ты - мать. И ответственность за судьбу девочки разделится между нами.

- Я согласна, - быстро ответила Майра.

- Приведешь ее к воротам храма завтра, ближе к ночи. Я буду ждать у входа.

Солнце зашло, но полная луна стояла почти над головой, и звезды помогали ей освещать землю. Майра тихонько постучала в ворота. Они сразу приоткрылись.

- Пойдем со мной, малышка. У мамы важные дела. Побудешь здесь. А мама скоро за тобой вернется.

Нея знала дедушку Орина и доверчиво протянула ему ладошку. Дверь за ними закрылась. Обычно в это время Нея уже спала. Она зевала и, иногда спотыкаясь, шла за Орином по дорожке храмового сада. Вдруг какая-то тень отделилась от куста и двинулась к ним. Нея вскрикнула и прижалась к деду.

- Тише, тише, - успокоил он девочку. - Это всего лишь Баста.

Нея опасливо покосилась на огромную, ей до пояса, кошку, но та обнюхала ее ноги и с достоинством удалилась во тьму.

Орин привел девочку в свою келью, усадил в уютное кресло, налил в чашку какую-то настойку.

- Вот тебе лекарство. Выпей, чтобы не кашляла.

Нея послушно проглотила пахнущую мятой жидкость. Она потерла кулачком глаза и прикорнула на подложенной ей подушке. Орин достал цитру и запел колыбельную.

Убедившись, что девочка крепко уснула, он укутал ее в мягкое одеяло и понес к Пирамиде.

Та стояла в дальнем фокусе овальной площадки на каменном постаменте в два человеческих роста - со скошенными гранями, которые, чуть отступив от основания Пирамиды, словно продолжали ее. Сейчас камни по цвету сливались с землей, но днем был виден плавный переход от утоптанной коричневой почвы к пепельно-серому ободку вокруг постамента - это был прах посвященных Небу. Из него вздымались светлые обтесанные камни, цвет которых переходил в серебристое сияние Пирамиды. Едва заметная дверца в ее грани была обращена к царской ложе над входом в комплекс. От ложи по периметру расходились галереи с сиденьями для зрителей. Каждый подданный Рата-44 хотя бы раз в году имел возможность присутствовать на празднестве, действие которого разворачивалось между Пирамидой и ложей.

По дорожке, выложенной обожженными глиняными плитками, Орин направился к постаменту, пересек бордюр из крупных булыжников. Никто из жителей царства, кроме него, еще одного жреца и Дочери-Богини Неба, не смел сюда ступать. Только коты - хранители Пирамиды - чувствовали себя полновластными хозяевами на этом треугольном участке земли. Их невозможно было приручить или подкупить куском мяса, а когти заставляли поеживаться тех, кто приближался слишком близко. Впрочем, никому и в голову не приходило нарушать запрет. Лишь святыней, защитницей и благодетельницей была Пирамида для жителей царства, хотя все знали, что могла она нести и смерть.

Орин поднялся по ступенькам постамента, открыл дверцу, выдвинул серебряный лист, плавно скользнувший в пазах, и уложил на него посапывающую девочку. Потом спустился к подножью и, обойдя Пирамиду, вернулся с лукошком, в котором пушистым клубочком свернулся котенок. Лукошко он поставил рядом с Неей, вдвинул лист в чрево Пирамиды и плотно прикрыл дверцу. Оставалось только ждать. Он отошел к галерее и стал смотреть на верхушку Пирамиды. Сегодня он особенно тщательно произвел расчет по таблицам. Да, вот и лучи. Они потянулись с неба к острию - едва ли различимые неподготовленному глазу. Жрец отметил пульсацию значительно сильнее обычной.

Пройдет две недели, и в безлунное небо устремятся лучи от Пирамиды. Там будет лежать второй котенок Басты - жертва, приносимая Небу. И безжизненное тельце его будет той же ночью сожжено на маленьком погребальном костерке.

Нея закашлялась во сне, приподнялась и открыла глаза. Вокруг нее были только серебристые сумерки, а прямо над головой светлое, почти белое, пятно. Она немного испугалась, но подумала, что это такой сон, повернулась на бок и задела лукошко. Котенок фыркнул спросонья. Нея прислушалась, заглянула в лукошко и, вытащив малютку, погладила, прижала к себе. Стало совсем спокойно. Ее глаза снова закрылись.

И тут все изменилось. Нея почувствовала, что летит. Вокруг сияли яркие краски - голубое, розовое, золотое. Под ней расстилались поля и озера. Вдали то ли клубились облака, то ли вздымались холмы. Она, если хотела, поднималась ввысь, потом спускалась к светло-зеленому лугу так низко, что могла коснуться травы и цветов. Нея увидела людей возле каких-то строений. Они спокойно проводили взглядами ее полет. Все это было счастьем. А когда кончилось - неизвестно. Она проснулась в храмовой келье Орина. Окно, затянутое провощенной бумагой, было желтоватым от солнца.

Майра стояла рядом, тревожно глядя на дочь.

- Все хорошо?

- Да, мамочка.

Нея начала было рассказывать про котенка и сказочный мир, но мать резко оборвала ее6

- Тебе все приснилось, дорогая. Никакого котенка здесь не было.

Майра приложила ухо к груди девочки. Булькающих хрипов, беспокоивших ее вчера, не слышалось. Благодаренье Небесам и священной Пирамиде!

2

Грас все еще был в отъезде, когда настала пора провожать Нею для служения Небу.

Четыре носильщика с нарядным паланкином и два жреца ждали Нею у входа. Она мало что понимала. Мама сказала, что Нея должна быть благодарна судьбе за такое счастье, что ей бесконечно повезло. Теперь она будет жить без мамы, но те, кто окажется рядом, будут любить ее не меньше мамочки и служить ей. "Только будь послушной!", - все время повторяла Майра.

Дедушка Орин улыбался с улицы. Ехать в паланкине, наверное, будет чудесно. Нею никто никогда не обижал, и она не думала ни о чем печальном. Одетая в новое голубое платье, она уже чувствовала свое отличие от прочих людей. Провожать Нею высыпали все жители дома - с их первого, аристократического, этажа, и со второго, где жили семьи гончаров, и с третьего, где обитали ткачи. Будущая Дочь-Богиня прошествовала к паланкину, оглянулась напоследок на улыбающиеся лица и медленно вознеслась над толпой. Паланкин мягко плыл по улице на плечах носильщиков. А Нея вспоминала свой сон, свой безмятежный полет.

Всю дорогу до храма, а потом и до монастыря Богинь, маленький кортеж сопровождали возгласы хвалы и взмахи разноцветных лент.

Монастырь находился на самой границе освоенной земли и леса, и захватывал его кусочек. Еще в садике росли цветы и несколько фруктовых деревьев. За каменной стеной, окружавшей его и защищавшей от ветров пустыни, стояло только два строения. Одно - из трех комнат и подсобных помещений - предназначалось тем, кто ранее был воплощенной Богиней. Две комнаты в нем пустовали. Во втором строении была лишь одна главная комната, в которой Нее предстояло провести почти два года. Постоянных обитателей было всего четверо: очень красивая девушка - она никогда не разговаривала с Неей. Бесплотная, словно в полусне, гуляла она по дорожкам, когда была хорошая погода, или проводила дни в своей комнате, откуда редко доносились какие-нибудь звуки, кроме тихого перебора струн. Там же жила ее не менее молчаливая служительница.

А возле Неи все время оказывалась Нида - добрая и строгая наставница. Она никогда не повышала голоса, но ослушаться ее было невозможно.

Первые месяцы Нея тосковала по детской площадке и смеху подруг, плакала по ночам, и тогда Нида присаживалась рядом и теплой ладонью гладила девочку по волосам.

Дни были полностью заняты. Для обучения ее ритуальным танцам приходила женщина из храма. Уроки игры на цитре проводил храмовый же музыкант. И еду доставляли оттуда в глиняных горшочках.

Тяжелее всего Нея переносила неподвижное сидение на стуле с жесткой прямой спинкой, время которого увеличивалось день ото дня. Было скучно, и тело ломило от однообразия позы, но она ведь обещала маме быть послушной, и терпела, терпела. Смотрела на какого-нибудь муравья, ползущего по стене, и придумывала целую историю об его жизни. А когда не видела и муравья, продолжала сочинять с того момента, на котором остановилась накануне.

Позже перед долгим сиденьем Нида начала давать ей горьковато-мятное питье. Стало легче. Потому что время пролетало незаметно. Перед глазами появлялись какие-то смутные образы, пейзажи. Но жаль, что никак не удавалось остановить их движение и разглядеть получше - они исчезали, сменяясь новыми.

Единственным ребенком, которого Нея видела в стенах монастыря, был Рик - сын ее наставницы. Мальчик, немного старше Неи, жил с родителями Ниды, и иногда его приводили навестить мать.

Нея, когда гуляла по саду, не смотрела под ноги - все больше на листву деревьев, на небо. Он же всегда был на чем-то сосредоточен: то поднимет с земли камень и разглядывает его со всех сторон, то складывает непонятные фигуры из палочек. Нее редко приходилось с ним разговаривать. Застав ее возле Рика, Нида немедленно находила для девочки занятие. И еще - Нея не раз замечала, если Рик что-то сооружает в уголке сада и к нему кто-нибудь приближается, он тотчас ломает сделанное. Почему? Однажды она тихо-тихо подошла и остановилась за его спиной. Из камней, палок и земли он строил нечто похожее на горку в окружении четырех столбиков.

- А что это будет? - шепотом спросила Нея.

Он резко замахнулся, собираясь разрушить постройку, но Нея удержала его:

- Не бойся, я никому не расскажу. Но что это?

Рик поднял на нее светло-карие глаза:

- Это? Дом.

- Разве бывают такие дома? - Нея видела только массивные каменные коробки, слепой стеной обращенные к пустыне.

- А мне нравится такой!

- Ладно, пусть. - Нея убрала лист, застрявший в его каштановых волосах, и, услышав зов Ниды, быстро пошла к ней. Оглянувшись с дорожки, она увидела, что Рик, пригибаясь еще ниже к земле, продолжает свое занятие.

Нее минуло шесть лет. Она давно привыкла к размеренной жизни монастыря и все реже вспоминала родителей.

Однажды наставница торжественно протянула ей мягкую ковыльную метелочку на легкой длинной рукоятке. Новое упражнение? Нида показала девочке, как обращаться с метелочкой, осторожно, но тщательно собирая пыль со стен и потолка. Зачем? И разве не служительницам, наводившим порядок в доме, вменялось в обязанность следить за чистотой комнат? А может, позже ей самой придется шить одежду и готовить пищу? Но вопросы задавать было бесполезно. Ответов она никогда не слышала. Нида просто сообщала ей то, что считала нужным сама или ей было велено.

Только позже, уже став полноправной Дочерью-Богиней, Нея поняла, для чего ее заставляли неподвижно сидеть долгими часами, и что означала легкая пушистая метелочка. Это было орудие-символ. Почти такою же священной метелочкой она, спустя несколько месяцев, смахивала едва различимую пыль, занесенную ветрами пустыни, с внутренних граней Пирамиды.

Жрецы стояли у ее основания. Небольшой хор возле царской ложи пел гимны, вознося благодарения Небу и Пирамиде. В такт музыке взмахивала метелочкой Нея, а закатное солнце чуть заметно просвечивало через одну из серебристых стенок, и полная луна готовилась принять световую эстафету.

Но все это было потом, после всеобщего праздника восшествия на трон новой Дочери-Богини.

За день до больших торжеств состоялось посвящение Неи. Ее, облаченную в голубую шелковую мантию, ввели в ярко освещенный зал Богини. Нея дошла до коврика и приклонила колени. Она не смотрела ни на кого, кроме сияющей девочки на высоком троне. А зал был полон людей. Справа от трона восседали жрецы, слева - царь Рат-44, между ним и троном - мать уходящей Богини, с другой стороны - мать той, кто в течение пяти лет будет связывать землю с небом, Майра. А дальше у стен - члены семейств аристократов.

Зазвучала музыка. Главный жрец, Орин, принял от служителя "лунную" чашу, светло-желтое полушарие, поднес его Богине. Та отпила глоток, спустилась с трона и протянула чашу поднявшейся с колен преемнице. Нея выпила весь настой, похожий на даваемый ей в монастыре, но еще более терпкий. Богиня хлопнула в ладони, и ей поднесли священную метелку. Та перешла из рук уходящей в руки вступающей Богини. Нея поднялась на трон и замерла. Напиток оказал свое воздействие. Не хотелось шевелиться. Перед глазами поплыли смутные образы. А люди с благоговением взирали на прекрасное, отрешенное от земной суеты лицо Дочери-Богини Неба.

Для Майры настал миг триумфа. Она под усиливающиеся звуки музыки встала, как и ее предшественница. Женщины шагнули друг к другу, на несколько мгновений соединили ладони приподнятых рук и разошлись, меняясь местами.

Для остального народа представление новой Богини состоялось на поле Пирамиды. Пока храм был еще закрыт, Орин провел Нею к постаменту. Священные пепельно-серые коты, не мигая, смотрели голубыми глазами на девочку, входящую в Пирамиду. Нее, даже при ее малом росте, пришлось наклонить голову - так невелик был проем. Она, скрестив ноги, села на коврик, устилающий серебряный лист. Ей снова поднесли питье. И словно сквозь сон она в открытую дверцу видела толпу нарядных людей, постепенно заполняющих галерею, слышала звуки музыки, сходила по ступеням постамента, одной рукой опираясь о руку Орина, а другою благословляя народ, танцевала, выгибаясь и простирая руки к небу, шествовала к храму. Там ее поджидала заботливая Нида. Она раздела девочку, напоила теплым молоком с медом и уложила спать в уютной мягкой постели ее нового жилища.

3

Орин с самого рождения Рика внимательно за ним наблюдал. Совсем не простым был этот ребенок - сыном царя и жрицы Неба. Единственным в истории маленького царства.

Рат-1 перед тем, как навсегда покинуть свой народ и окончательно уйти в пустыню, оставил, кроме небесных таблиц, заветы, которые надлежало выполнять неукоснительно, и рекомендации, которых следовало придерживаться. И среди последних было сказано о безбрачии повелителя - прежде всего, для предотвращения появления у него детей. В народе считалось, что дети могли внести раздор при стремлении к власти. Одним из главных заветов был принцип преемственности в управлении на основе выбора будущего царя здравствующим - вместе с советниками и жрецами, - и подготовка его при совместной работе. Но Орин подозревал, что дело не только в этом, и связывал указание с воздействием Пирамиды.

Народ относился к ней с бесконечным почитанием - как к святому и живому проводнику небесных сил, дающему блага, но могущему и покарать. Для главного же жреца во взаимоотношении с Пирамидой были свои оттенки, неведомые не только землепашцам, но и аристократам. Он изучал летописи, начатые первым жрецом, и продолжал вести их. Орин понимал, что знает только малую толику свойств Пирамиды. Но отнюдь не случайно лишь царю и главному жрецу было предписано всю пищу или продукты для ее приготовления освящать, то есть - так или иначе подвергать воздействию пирамиды. И не случайно цари и жрецы славились особым долголетием и неподвластностью болезням.

Что-то при этом происходило с организмом, и это что-то могло повлиять на потомство. Царю не возбранялось иметь подругу, но только не детей. Единственного ребенка, появившегося много веков назад у Рата-27, принесли в жертву Небу, оставив в чреве Пирамиды в ее "темный" период, а затем кремировали тело. Догадывался ли об этом Рат-44, Орин не знал. Но когда Рик должен был появиться на свет, Нида вымолила у жрецов жизнь для ребенка. Она была жрицей Неба и поклялась небом, что дитя никогда не узнает, кто его отец, а значит - не будет претендовать на престол. Для всех этого оказалось достаточным. Обратились к Дочери-Богине. Нида просила ее о помощи и покровительстве, а царь, как обычно, наблюдал за реакцией Богини из потайной ниши над дверью в зал - молящиеся не поворачивались спиной к трону и возвращались, пятясь по дорожке.

Кроме жрецов никто не подозревал о свидетеле любого общения человека с Богиней. И в тот день Рат-44 неотрывно смотрел на ее отрешенный лик. При молитве Ниды он, правда, увидел, что будто темная тень на мгновенье укрыла Богиню. Но сидела она все так же неподвижно, рука не поднялась в запрещающем жесте. Предупреждение? Но о чем? А если тень скользнула всего лишь от всколыхнутого ветерком пламени светильников? Хотя и это, при желании, можно было воспринять в качестве плохого предзнаменования. Но желания не было. А Нида и ребенок хотели жить. И Рат велел оставить малыша. Ни советники, ни жрецы не сомневались в честности царя, знали, что за народ он, не раздумывая, отдаст не только жизнь еще не родившегося существа, но и свою собственную.

Так появился на свет Рик, которому позже сказали, что отцом его был один из служителей храма, скончавшийся от болезни легких еще до рождения мальчика.

Со временем Орин убедился в том, что Рик весьма незауряден. В компании сверстников сын Ниды, как и они, играл, смеялся, плакал, когда обижали, но, оставшись один, он вовсе не стремился к друзьям снова. Думал о чем-то своем, долго разглядывал какую-нибудь обычную вещь вроде ножика или плетеной корзинки. Уже в четыре года он, еще неумелыми детскими пальчиками, пытался сделать крючок на двери, чтобы можно было ее удерживать слегка приоткрытой - во всех домах были только щеколды. Дед отобрал у мальчика инструменты и сообщил о случившемся Орину, как того требовали правила. Детям можно было лишь играть, рисовать, петь, танцевать... Учиться какому-нибудь ремеслу - тоже, но ни йоту не отклоняясь от установленных веками традиций изготовления вещей. Одним из заветов Рата-1 было: никаких технологических нововведений, никаких изобретений. Тем, кто испытывал потребность в творчестве, можно было стать ювелиром, художником по росписи посуды... или в свободное от земледельческих работ время сочинять гимны во славу природы, любовные песни. Но не более того. В летописи была внесена запись Рата-1 с его будущим преемником:

" - Желаешь ли ты благоденствия своему народу?

- О да! Столько страданий выпало на нашу долю, что лишь о передышке мечтаю.

- Не передышка будет, а очень долгий мир, не роскошество, а спокойная трудовая жизнь. Радости, горе, блаженство - но лишь в кругу семьи. Ни общественных потрясений, ни войн, ни эпидемий.

- Мы не уставали бы молиться всем богам, чтоб так и было!

- Двух безусловных запретов придется придерживаться в таком случае. Первый - никаких усовершенствований инструментов и вещей. Второй - никаких контактов с внешним миром, с другими странами. Знаю, без них не обойтись. Но пусть это станет табу для народа. Мир будет сходить с ума. Империи будут строиться на крови, и рушиться, погребая миллионы людей под своими обломками. Но пусть это вас не коснется. Хотя всему приходит конец. И рано или поздно ваши люди увидят в небе птицу из серебристого металла. Это будет началом конца. Но случится такое не скоро. Пройдут тысячелетия..."

В каждом ремесленном цехе с тех пор назначался осведомитель, "хранитель покоя". Редко, но случалось, что какой-нибудь подросток проявлял особые способности к технике. Ему поручалась работа на серебряных копях, и воздавалось должное уважение за тяжелый труд. Ни оставалось ни времени, ни сил на "баловство". Если и это не помогало, вызывали к главному жрецу. Тот в долгой беседе исподволь подводил его к выводу: "Твои придумки могут обернуться бедой для народа. Хочешь ли ты этого?" и изучал реакцию изобретателя. Если жрец не видел понимания с его стороны, то, посоветовавшись с Богиней, брал на себя ответственность за вручаемую "порченому" чашу со снотворным-ядом.

Так же дело обстояло и с неисправимыми путешественниками. Но они всегда были на виду. Каждый знал, что пустыню не пересечь в одиночку. И время от времени кто-нибудь просился на любых условиях принять участие в дальнем странствии маленького каравана из трех волов, тянувших фургончики с запасом воды, пищи и серебром для обмена на ткань, или для продажи, чтобы купить все той же ткани, бумаги и красок. Всем остальным царство Рата-44 обеспечивало себя само. Веревки, мешковину, ковры делали из высоких стеблей кенафа, живой изгородью растущих по краю освоенной земли.

Любители странствий неизменно получали отказ. В путь отправлялись лишь посвященные и самые преданные царству люди. Только они знали язык чужеземцев. Кружным путем, по маршруту, раз и навсегда проложенному Ратом-1, они приближались к прибрежному городу, доставали подобающую одежду, чтобы не привлекать особого внимания, и исчезали из города так же незаметно, как и появлялись.

Сведения, доставляемые царю и главному жрецу, оказывались все тревожней. Мир, действительно, сходил с ума. Зло, насилие и катастрофы переполнили чашу терпения Земли. Грас собственными глазами видел огромных железных птиц, о которых предупреждал Рат-1. Но пока еще полеты их не направлялись в глубь безжизненной пустыни. Пока... И тщетно Майра старалась жаркими ласками выведать у мужа, как же все-таки живут люди в дальней стороне. Ни одного лишнего слова не срывалось с уст странников.

Рик был умным ребенком. Стоило ему уловить недовольство со стороны жрецов по поводу своих занятий, и он стал прятаться, если непременно хотел что-то соорудить. Он был осторожен: в голове множество интереснейших вещей, а с виду - послушный мальчик, разве что чуть задумчивее других.

Орин на время успокоился. Отмечал ясный взгляд и разумность Рика, подумывал о том, чтобы сделать из него жреца Пирамиды. Отнюдь не каждому по силам было разобраться в небесных таблицах, изучить движения светил и правила работы с Пирамидой. Он начал понемногу заниматься с сыном Ниды.

Мальчик впитывал сведения как сухая губка влагу. Но в вопросах был очень осторожен - дважды про одно и то же не спрашивал. Понимал, что если ответа нет, то и не будет.

Орин рассказывал ему об истории царства.

"Очень-очень давно народу нашего было много больше и жил он на берегу у глубокой воды. А еще дальше жил другой народ. И стали они спорить, кто сильнее. И началась война. Мужчины убивали друг друга. Враги оказались сильнее и захватили наши дома и земли. Но боги наказали всех без разбору, наслав страшный мор. И тогда оставшиеся в живых бежали от ужаса и смерти в пустыню. Женщины, дети и горстка мужчин скитались много месяцев, все шли и шли. Сначала на восток - там, говорили, лежит страна обетованная. Потом, когда еще треть погибла от безводья и голода, от жары и пустынных ветров, они - от безнадежности - доверились животным, медленно бредя за остатками стада, пока не увидели вдали отроги гор и лес у их подножия.

Люди плакали от счастья - в лесу были звери и ягоды, и озеро с ключевой водой. Жаль только, что - ни клочка пригодной к пахоте земли. Песок и камни пустыни соединялись вокруг леса с камнями гор. И люди, оглядевшись и отдохнув, стали выжигать лес, истреблять зверей. Озеро обмелело. Сначала радовались - рыбу можно было ловить голыми руками. А когда спохватились, стало поздно: вода уходила. И кончилось бы все новыми бедами. Но однажды из пустыни пришел человек, назвавшийся Ратом, и стал жить с ними. Мудрее его не встречали люди. И не хотел он ничего для себя. И сказал Рат: погибнете все, если будете жечь лес дальше. Ради детей своих учитесь обходиться малым. Знали все о его доброте и слушались его, как отца. И послушались сразу, когда он велел им построить каменный холм с ровной вершиной, а сам ушел в пустыню. Говорили некоторые: "не вернется", но он вернулся. И велел всем сидеть ночью по домам, обещая грозу. И правда, среди ночи прогремел гром, а утром все увидели на холме Пирамиду. И упали ниц перед нею, не зная, чего ждать дальше. Но ничего страшного больше не произошло. Только Рат призвал к себе отобранных им людей, долго учил их, и стали они потом жрецами и жрицами Пирамиды. Земля стала рождать хлеба в трижды против прежнего. И молока хватало детям, хоть коров не прибавилось, да и чем кормить их на пустынном бестравье? Так наладилась жизнь. Слава и многажды слава Рату-1!".

Орин замолчал.

- А Богиня? Она была с ним?

- Богиня? Нет, она появилась позднее. На сегодня - все. Иди на кухню. Спроси, не надо ли помочь.

Рик ушел, а жрец смотрел на закатное небо, на неприступные скалы за лесом и думал о первой Богине.

Почти ничего не говорилось о ней в летописях. Но много лет служа Пирамиде, по скупым записям можно было воссоздать картину.

Рат помещал в чрево Пирамиды семенные зерна или вещи. Вглубь ветрами наносились песок и пыльца. Но мужчина был слишком велик, чтобы вычистить ее нутро. И отобрал маленькую девочку, смышленую - чтобы поняла и делала все правильно, и послушную. А среди запретов было главным - под страхом смерти никому кроме него с назначенными помощниками и девочки - раз в месяц - не приближаться к Пирамиде. Рат вручил малышке метелочку и поручил ей сугубо женское дело - смахивать пыль со всех стенок и "глаза" Пирамиды - полупрозрачного белого камня на стыке боковых граней. Так и повелось. Это потом уже связали возраст девочки и ее отход от служения не с ростом ее, а, прежде всего, с началом созревания в ней женщины - нечистая кровь, мол, могла осквернить святыню. И метелочка переходила в другие руки.

А ведь был еще и настой... Рат-1, уже перед самым исчезновением, нарвал в лесу какой-то травки, приготовил напиток и дал его своей помощнице. Та выпила и словно бы уснула наяву. Рат внимательно за нею наблюдал. А когда девочка пришла в себя, о чем-то долго говорил с нею наедине. И больше настой не готовил. Но жрец запомнил вид травы и потом, уже при Рате-2, снова собрал такую же - для настоя. Девочка отрешенно смотрела сквозь жреца. Но как ни пытался тот выспросить, что чувствовала она, ничего не понял. Попробовал настой сам - ничего не увидел, кроме пугающего чередования тумана и тьмы, и потом долго болела голова.

И тогда решили, что питье предназначено только для служительниц Пирамиды, спустя столетье названных Дочерьми-Богинями Неба.

Да и как иначе называть тех, кому предназначено пребывание в чреве Пирамиды, кто, выпив священный напиток, погружался в странное состояние - то легко улыбаясь, то хмурясь, но отказывался говорить о своих видениях кому-либо кроме царя? А трава с тех пор стала называться "Небесной", и никто, кроме жрецов, не смел собирать ее.

Так мало требовалось от народа - не нарушать нескольких запретов и не причинять зла ни людям, ни миру, что, памятуя об ужасной истории предков, жители царства с радостью подчинялись законам, в должное время воздавали хвалу Небу, Пирамиде и мудрому правителю. А в остальном следовали велениям души и тела - каждый со своим характером и способностями, любовью и неприязнью, друзьями и недругами.

4

Рик, получив разрешение старшего жреца, отправился на прогулку в лес. Помаячив немного на опушке, чтобы отвести подозрение невольных свидетелей, он углубился в заросли. Подошел к "своему" дереву с тройной развилкой. За последний год он заметно вырос, превратился из мальчугана, который едва вскарабкивался к "гнезду", в стройного подростка. Теперь достаточно было одним движением встать на нижний сук, вторым - подтянуться, и он - в укромном месте. Здесь хранились кое-какие инструменты и незаконченная работа.

Как-то он обратил внимание на лист, медленно падающий с дерева. Ветер подхватил его, лист приостановил падение и, увлекаемый потоком, поднялся снова, долго летел, пока ветер не изменил направления, потом плавно опустился в кусты. Это был обычный лист, а если сделать другой, более пригодный к полетам? Рику нужна была бумага, но чистую выдавали только художникам. Он довольствовался чьим-то полудетским рисунком, сохранившимся с прошлого конкурса на празднике Солнцестояния. Небо, горы, пустыня - все тот же набивший оскомину пейзаж. Скучно.

У него были готовы тонкие лучинки. Рик скрепил их в виде рамки. Наклеил лист - чистой стороной поверх. Теперь следовало забраться повыше, и не на этом дереве - здесь было мало свободного пространства, потом дождаться ветра. Он прихватив поделку, спрыгнул с сука... И угодил прямо в руки лесничего.

- Рик? Что ты здесь делаешь?

- Ничего. Меня отпустили на прогулку.

- По ветвям?

Взгляд лесничего уперся в сооружение из палок и травы.

- А там что? - Он легко взобрался к развилке. - Инструменты? Тайничок? Вот что, дорогой мой, пойдем-ка со мной. И это захватим... Жрецы разберутся.

5

Шодл стоял на коленях перед троном Богини. Нея слушала, но не слышала его исповедь, погруженная в свои видения. Царь же, по обыкновению пристально наблюдал за Богиней из своего тайного места. Ему не было необходимости слушать слова каменщика. Он и так знал все о происшедшем. Детали ничего не меняли. Рату нужна была лишь завершающая реакция Богини.

Шодл совершил проступок, который мог вылиться в преступление.

Однажды он попросился сопровождать Граса в экспедиции, но получил твердый отказ. Спустя полмесяца кто-то пытался проникнуть в комнату храма, где хранились самые главные реликвии Неба и карта участка пустыни с проложенным Ратом-1 маршрутом и указанием мест стоянок у колодцев. Не составило труда, даже не прибегая к помощи Богини, выявить нарушителя. Каменщик был отправлен на работы в серебряные копи. И теперь это...

Грас после полудня пути распорядился дать передышку волам и, выбираясь из фургона, увидел вдалеке, со стороны оставленных домов, фигуру человека. Но здесь никого не могло быть. Вернуться назад и выяснить, кто это? Человек не приближался, напротив - исчез. Может, лег на землю. Грас двинул животных дальше. Пустыня далеко просматривалась, и, чтобы не быть замеченным, человеку пришлось отстать намного. Прошло еще часа три, и, наконец, появилось место, называемое на карте "Скалы-великаны". За ними и укрылся Грас со спутниками, поджидая преследователя. Шодл не сопротивлялся, когда ему связывали руки. Не отрицал желания добраться до чужой страны во что бы то ни стало. Надеялся, что теперь-то его не прогонят, не бросят в пустыне, и не станут возвращаться. А о его пропитании заботиться не надо - зерно и сушеные фрукты припасены в заплечном мешке.

Грас задумался. И речи не могло быть о том, чтобы взять Шодла с собой. Отправить назад с одним из двух помощников? Невозможно. У каждого свои обязанности. Приказать вернуться? Бесполезно. Будет только осторожнее, но не прекратит идти за ними, не зная, насколько длина дорога, погибнет без запасов воды. Пришлось возвращаться всем. Подошли со стороны леса, чтобы не будоражить народ неожиданным возвращением. Уже стемнело. Грас лично доставил Шодла в храм, сдал жрецам, доложил о происшедшем царю и забрал еще суточный запас рациона - вместо потраченного впустую. Мало приятного начинать один и тот же путь дважды.

Шодла поместили до утра в келье одного из жрецов. Тюрьму еще во время правления Рата-12 переоборудовали за ненадобностью под склад. Руки многих поколений не были обагрены кровью себе подобных. Время от времени появлялись люди, совершающие череду проступков. Смертного страха не было ни у кого. Но каждый из тех, кто оказывался "порченым", однажды утром не поднимался с постели. Он молча лежал, глядя вверх день-другой, потом закрывал глаза, переставал дышать. И люди говорили, что его забрало к себе небо.

Только жрецы знали о приговоре.

- Богиня, - продолжал Шодл, - я знаю, что виновен, но не знаю, что делать с собой, так сильно желание видеть чужую страну. Наставь меня на путь истинный, помоги и будь милостива к народу нашему и ко мне.

Голова Шодла была опущена, и он не видел, как при последних словах темная тень скользнула по лицу Богини, и она в отстраняющем жесте подняла перед собой правую руку, тут же бессильно опустив ее на подлокотник. Этого было достаточно.

Шодл поднялся с колен и двинулся к выходу. Тут его поджидал старший жрец.

- Все будет хорошо, - ласково сказал Орин, и протянул каменщику чашу со священным напитком. - Иди домой и ложись отдыхать. Будь спокоен.

Шодл освобожденно вздохнул и с благодарностью выпил до дна горьковатый настой.

Нея уже переоделась в простое платье с голубой каймой понизу и сидела возле Рата.

- Что еще видела, Богиня? - спросил он.

- Снова серую птицу, которая летела к нашим домам.

- Долетела ли она до царства?

- Нет. Ее полет был прерван. Птица растаяла в облаках.

- Слава небесам!

Вошел Орин и что-то зашептал на ухо царю.

- Проводи их ко мне, - сказал Рат.

В дверях появился лесничий с Риком.

- Рассказывайте.

Рик, потупившись, молчал, пока его конвоир излагал суть дела.

Царь взял из рук лесничего лист бумаги, обклеенный рейками, стал разглядывать пейзаж, нарисованный детской рукой. У Рика шевельнулась мысль, если не спасительная, то, по крайней мере, могущая облегчить его положение.

- Что это?

- Рисунок, - быстро проговорил Рик. - Он мне понравился, и я захотел, чтобы он дольше не мялся. Сделал рамку.

- Но почему в лесу?

- Мне запрещено работать инструментами. Я знаю, что виноват. Я верну их в мастерскую и разрушу свое гнездо.

Рат изучающе посмотрел на него. Грех не очень велик. Для подростка. Но что-то тревожило царя. Что-то было не так. И, как обычно, он отодвинул от себя мысли о незаконности существования в этом мире собственного сына. Царь в поисках поддержки посмотрел на Орина.

- Это не первый случай, - твердо сказал тот. - Он чаще, чем следует, занимается делами, не подобающими будущему жрецу.

Мальчик вспыхнул:

- Я выполняю все задания! Вы хотите, чтобы остальное время я спал? Как она!? - Рик махнул рукой в сторону Неи. Взгляды царя и Орина были прикованы к нему, и никто, кроме провинившегося, не заметил, как вздрогнула при этом девочка и как исказилось в немом всхлипе ее лицо.

- Ты не прав, - медленно и принужденно спокойно проговорил Рат. - Иди к себе. Мы решим, как быть с тобой дальше.

Рик, ругая себя за несдержанность, выбежал в сад. Стал бесцельно бродить по дорожкам. Мысли скакали. Теперь-то его уж точно отправят к бабушке и припишут к какой-нибудь мастерской. Будет лепить горшки. Или - того хуже - передадут его земледельцам, подальше от всяких инструментов. Ну и пусть!

Он вспомнил, как горько изогнулись губы Неи. Ему стало тошно вдвойне. За что обидел? А если его отошлют из храма сегодня? Он сможет видеть ее только коленопреклоненным в зале Неба и на праздниках - вместе со всеми. "Как я мог?.. Извиниться! Немедленно! Только бы застать ее одну". И он быстро направился к покоям Богини.

- Да, - ответила на его стук Нея.

Первое, что увидел Рик, это глаза ее, полные слез.

- Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть.

- Я не обиделась. Ты был прав.

- Все равно. Прости. Нельзя было так говорить. Я виноват перед всеми. Не плач, пожалуйста.

Тут он заметил священную метелочку, разъятую на половинки, у нее на коленях.

- Вот, сломалась, - беспомощно улыбнулась девочка. - Даже не знаю отчего.

- Дай-ка мне, - Рик не испытывая никакого трепета, как обычную палку, взял реликвию царства и принялся ее осматривать. - Ничего серьезного. - Он усмехнулся. - Хорошо, что меня не заставили карманы выворачивать.

Он извлек откуда-то крошечный ножичек, похлопал по груди и вытащил из-за пазухи кусочек рейки, оставшийся от недоделанного летающего листа, что-то надрезал, по чему-то постучал. И через несколько минут вручил метелочку хозяйке:

- Держи, еще надолго хватит.

- Мне надолго не надо. Только на один раз. И мое служение кончается. А для новой Богини уже готово все новое.

- Как? Тебя не будет здесь? И меня, наверное, отправят отсюда подальше. Значит, я тебя не смогу видеть? Жаль, Или ты вернешься домой?

- Кто меня там ждет? - ответила она вопросом на вопрос. - Отца я и раньше почти не видела. А мать... Она давно мне чужая. И у нее есть сын.

- Значит - монастырь. Стены и сад. И ничего больше. И так всю жизнь? - Рик передернулся. - Это ужасно. Но тебе разрешат приходить в город?

- Зачем? Я никого не знаю. Разве что - сюда. Здесь меня любили.

- Тебя любят везде, - сказал Рик и вдруг увидел, как слезы снова переполнили серо-голубые глаза Богини и потекли по щекам.

- Почему ты плачешь? Ты не хочешь в монастырь?

- Нет. Не поэтому. Не знаю. Я иногда плачу, и сама не знаю почему. Просто становится очень грустно, невыносимо.

- Не надо. Я что-нибудь придумаю. Погоди... Мама, то есть Нида, перейдет туда вместе с тобой?

- Наверное, - Нея пожала плечами.

- И прекрасно. Уж родную мать мне навещать не запретят! Я буду приходить к тебе, ладно? А сейчас мне пора. Хватятся - получу еще один выговор. Хотя... Куда уж больше?..

6

Наконец-то Рик получил полную свободу. Правда, свобода эта казалась какой-то зыбкой. Предстояло определить в дальнейших занятиях, найти подходящую ячейку в маленьком царстве и устроиться там до конца жизни. Временем его не ограничивали. Можно было поработать в мастерской ювелиров, а потом перейти к ткачам или садоводам. Ему предоставлялся свободный выбор, и тем не менее он начинал задыхаться, когда думал о бесконечно долгих годах за выполнением одной и той же работы. Из возможного он предпочел бы стать лесничим. Он скрывался бы от бдительных взоров в зеленой чаще и, выполнив необходимую работу, оставался один на один со своими открытиями, о которых нельзя было говорить ни с кем. В одиночестве лучше создаются новые построения. Но Рик знал - лесоводством ему все равно не дадут заниматься, чтобы он всегда был "на виду".

Руки тянулись к инструментам. Но он, подумав, неожиданно для всех ушел к земледельцам. Там, по крайней мере, не было скученности мастерских.

Он добросовестно рыхлил землю, удобрял ее, засевал семенами, поливал - делал все, что велел ему старый Ерт, назначенный наставником.

Как-то вечером, возвращаясь с поля, Рик спросил, не скучно ли тому долгие годы делать одно и то же, точно зная, когда будет посеяно зерно и когда придет время жатвы. Не тоскливо ли быть в вечном круговороте предопределенности: выращивать урожай, смотреть, как он исчезает в желудках людей и становится удобрением, снова сеять... Для себя он знал давно - чем жить жизнью земледельца, лучше не жить вообще.

- Милый мой, - ответил Ерт, - каждому свое. И я был бы просто счастлив, по-настоящему счастлив, видя зеленые всходы, обильный урожай и радость проголодавшихся людей, перед которыми ставят вкусную пищу из выращенного мною. Жаль, что не все так безоблачно. Дед мой говорил, что в далекие времена растения совсем не болели. При нем это было редкостью. А теперь редкий год не приходится обращаться к жрецам - сначала за "мертвой" водой, чтобы обрызгать заболевающие ростки и убить болезнь, потом за "живой" - дать силу выздоровевшим растениям. И безмерна моя благодарность Пирамиде и Небу, которые пока еще хранят нас. Но что будет дальше, не знаю. Умею только работать и молиться. А ты спрашиваешь: не скучно ли?

Рик не раз наблюдал, как в безлунные ночи помещали в Пирамиду сосуды с водой для превращения ее в "мертвую", а в полнолуние ставили в ее чрево мешки с семенами и воду для "жизнесилия", но не придавал этому особого значения. И лишь сейчас факты эти высветились озабоченностью старого Ерта, смысл жизни которого был связан с землею и кустистыми колосьями пшеницы и ячменя.

Но - "каждому свое". Лучше поняв Ерта, Рик не мог все же для себя принять такого существования. Руки механически делали порученное дело, а в голове роились образы сложных машин, делающих то же по его указанию, какие-то конструкции.

Ему часто снился один и тот же сон: будто летит над землей, выше, чем горы, неприступно вздымающиеся над лесом. А внизу проплывают пустыни, скопления домов и вода - таких огромных водных просторов он и не мог видеть наяву. Да и что он видел, кроме маленького озера, маленького леса, людей, большинство из которых он знал.

И все-таки Рик летал. Не как птица. Крылья были, но не росли из тела. Он словно сам сидел меж них. А они, подчиняясь его воле, несли туда, куда хотел он.

Время шло, зимы сменялись веснами, но ничего не менялось в их череде, и от этого чувство безысходности нарастало.

Когда Рик еще числился учеником жреца, Нея всегда находилась где-то рядом. Встречая ее на дорожках храмового сада в сопровождении Басты, Рик видел в Нее только милую девочку, красивую и добрую. Но перед троном Небесного зала или глядя на Богиню в серебряном обрамлении пирамиды, он не сомневался, что перед ним - высшее существо. Эти образы разъединялись и накладывались, сливаясь воедино.

Нида и бабушка говорили: "Вот наберешься еще немного ума-разума и заведешь семью. Если выбрал земледелие, так тому и быть. Пусть и невеста будет "от земли". Вот у старого Ерта внучка подрастает". Но разве он, зная Нею, мог связать свою судьбу с обычной, пусть и красивой и хозяйственной девушкой? Связать свою жизнь... О нет, только не это! Он сразу представлял себя опутанным по рукам и ногам, прикованным навечно к плугу.

Очень хотелось увидеть Нею. Но с чем придет он? Что скажет? Жаловаться? Ей, наверное, и так нелегко. Однажды стало совсем невмоготу, и он отправился в монастырь - якобы проведать мать. Хотя та раз в неделю обязательно навещала родителей и сына.

Он ждал, что Нея выйдет на прогулку, а ее все не было. Уже пересказаны все новости, обсуждены заурядные события, вроде завершения посевной страды и прибавления в семействе соседей. Нида, с развитой интуицией жрицы, прекрасно понимала, чего хочет сын. Она могла бы позвать Нею: из комнаты девушки доносились тихие звуки музыки. Но зачем? Она хотела иметь здоровых и красивых внуков, а жизни бывших Богинь мимолетны и никто не слышал, чтобы хоть одна из них обзавелась потомством. Она очень любила Нею, но сын был ее плотью. Нее предстояло медленно угасать, а сыну набираться сил и обустраиваться в этом мире.

Рик встал, в прощальном жесте прикоснулся к материнской руке и вышел в садик. Уже от ворот оглянулся. Нея стояла на пороге и смотрела ему вслед. Он сделал шаг, чтобы вернуться. Но потом только помахал рукой, одновременно приветствуя и прощаясь.

Решение пришло как-то вдруг. Надо бежать. И чем раньше, тем лучше. Путь через пустыню был невозможен. Но существовали горы. Для всех само собой разумеющейся была их неприступность. Но насколько? Нужно было выкроить два-три дня и отправиться на разведку.

Рику случалось ночевать в шалаше посреди поля. И если мать не придет или он срочно не понадобится кому-нибудь, его не хватятся, надеясь на опеку Ерта. Все упиралось в наставника. Но Рик знал о мудрости старика и считал, что тому можно довериться. Собственно, выбора не было.

Он улучил момент, когда Ерт, прикрыв глаза, отдыхал после обеда.

Рик, получив разрешение на разговор, стал немного сумбурно рассказывать о своем детстве, о неистребимой страсти к изобретательству, о невозможности реализовать свои мечты, о невозможности продолжать жить от заката к закату. Ничего нового не было в словах юноши для Ерта. Но вот Рик заговорил о своих планах, и тут Ерт насторожился. Мальчик замышляет побег? Следовало немедленно поставить в известность жрецов. И что будет дальше? Серебряные копи не для Рика, не помогут. И очень скоро он отправится к праотцам. Ладно бы со светлым желанием предстать перед Небом, как это случается со стариками, как скоро это случится с ним. Но нет - переполненный протестом и негодованием, а может, даже с проклятиями. Рик просит два дня. Всходы дружно зеленеют. Два дня он обойдется без помощника.

- А если хватятся тебя?

- Молю, не выдавай. Скажи, что услал куда-нибудь.

- Милый мой, тебе ли не знать, что лгать бесполезно?

- Знаю, - опустил голову Рик. - Но, может быть, обойдется?..

- Хорошо, я не пойду к жрецам. В конце концов, можно все, что не запрещено, а про запрет подниматься в горы я не слышал. Имей только в виду, что отвечать придется обоим, и по большому счету. Мне не будет доверия, но это я как-нибудь переживу. Тебе же придется хуже. Но делай, как знаешь. Если будет угодно Небу, оно тебе поможет.

Рик вышел затемно, чтобы до света как можно дальше уйти от случайных взоров, остановился перед отвесной скальной стеной, простирающейся в обе стороны. Во всех сказках, слышанных в детстве, герой на перепутье оказывался перед камнем с надписью: "налево... прямо... направо..." и выбирал путь прямо или направо. Прямо дроги не было. Значит, только направо. Он шел, вписываясь в самый угол, и представлял себя мурашиком, ползущим в доме на стыке стены и пола. Быстро кончилась почва под ногами, только камень вокруг. "Одно преимущество, - усмехнулся он, - не заблудишься, левым плечом постоянно задевая скалы".

Короткая передышка, глоток воды из фляги-тыквы, кусочек лепешки, обжаренной в масле, и снова - в путь. Имело смысл идти лишь до ночи, и день - на обратную дорогу. Изредка попадались ложбинки с чахлыми кустиками, жаждущими выжить любой ценой.

Солнце клонилось к закату. Рик, не привыкший к длинным переходам, еле брел все по тем же камням. И с каждым шагом надежда уменьшалась.

Вот еще одна ложбинка. Немного глубже, чем предыдущие, но за нею такая же крутизна. Еще несколько примостившихся среди камней кустов. Он прошел мимо, но боковым зрением заметил что-то необычное. Посмотрел в упор: нет, ничего. Снова повернул голову. Что-то все-таки было, какие-то линии на обрыве. Он стал внимательно изучать камень. Несомненно, это был выбитый на отвесе и истертый песчаными ветрами треугольник. Да нет, это же изображение Пирамиды, правда, без постамента. Знак Рата-1. А почему бы и нет? На расстоянии дневного перехода. Не так близко, чтобы быть легко обнаруженным, и не очень далеко - чтобы добраться сюда без больших запасов воды и пищи.

Он сразу забыл об усталости и стал продираться через колючки кустарника. Так и есть. В лучах заходящего солнца он увидел отверстие, лаз, в который вполне можно было проникнуть. Но сейчас стемнеет. Ждать до утра? С другой стороны, если лаз достаточно глубокий, то никакое солнце не поможет. Эх, жаль, он не взял с собой светильника. Но кто бы мог предположить?.. А если это нора какого-нибудь зверя? Про хищников и драконов он знал только из сказок, и потому не очень верил в их существование. Рик нагнулся и двинулся вперед. Вот теперь-то настоящее перепутье. И ни направо, ни налево - только прямо! Сразу стало темно. Несколько шагов он прошел, согнувшись, но воздух не был затхлым и даже ощущался сквознячок. Рик споткнулся, едва не упал, а, выпрямляясь, не ударился головой о камень. Поднял руку - потолок был где-то выше.

Рик стал обследовать пещеру наощупь. Хотя пещерой уже нельзя было назвать помещение с гладкими стенами. Рука углубилась в какую-то нишу, пальцы задели небольшой выступ. И... о чудо! Стало светло. Он посмотрел на подобие пуговицы, которого коснулись пальцы. Слегка нажал - свет исчез. Включил его снова. Это он тоже придумывал в своих фантазиях. Комната была пустой. Только в нише стояли два ящика. А сквознячком тянуло из проема в стене напротив лаза. Он был достаточно высоким - можно двигаться в полный рост. И, главное, сразу из комнаты начинались ступеньки, ведущие наверх. Рик поднялся на десяток, подождал, пока глаза снова привыкнут к темноте, и далеко впереди-вверху увидел звезды на темнеющем небе.

Он вернулся к ящикам. Меньший был до середины заполнен маленькими светлыми лепешечками. Рик взял одну, понюхал - очень слабый приятный запах, лизнул - чуть сладковато. Он сразу ощутил, насколько голоден. Положил в рот и с удовлетворением разжевал. Это была пища. И - удивительно - очень сытная. Есть сразу расхотелось.

Дальше. Во втором ящике была сложена обувь. Странная обувь из странного материала. Рик скинул свои башмаки на деревянной подошве с плетеным верхом и засунул ступню в непривычно удобное нутро. Немного велики, но это не беда! Ликование переполняло его. Здесь же он нашел серебристый плащ и еще какие-то вещи, назначения которых пока не понимал. На рукояти ножа, извлеченного из кармана плаща, он разобрал буквы, которые не очень походили на привычные. Вот это точно "Р", и значит, он прав. Эта пещера создана Ратом-1, но после "Т" идут еще две буквы. Похоже на "И" и "М". "Ратим"? Странно. Но сейчас не было времени ломать голову. Добрый Ерт может нажить себе уйму неприятностей. Чем быстрее вернуться, тем лучше. Рик переодел обувь. Хотел съесть еще одну лепешечку, но передумал - в дальнем пути пригодится больше. И выбрался обратно к подножию обрыва.

Теперь предстояло решить - коротать ночь здесь и утром двинуться в обратный путь, или пройти его ночью, чтобы до рассвета попасть домой. Не для того же он отказался от тщательного изучения содержимого ящиков и поисков источника света, чтобы спать. И все время он ощущал беспокойство Ерта. Рик посмотрел на небо с благодарностью. Луна над головой была не полной, но все же достаточно яркой, чтобы разглядеть дорогу. Вот только ноги гудели от усталости. А что, если вернуться в башмаках Рата-1, и потом спрятать их перед самым жильем? Так он и сделал.

Идти стало несравненно легче. Земля будто немного пружинила под ногами. Обратный путь, и всегда-то кажущийся короче, был, даже в ночном полумраке, проделан гораздо быстрее.

На рассвете, совсем обессиленный, он добрался до дома Ерта. Старик сидел у порога. По сияющему лицу Рика он понял все.

- Небеса были добры ко мне, - прошептал юноша и измученно рухнул на лежанку, сразу проваливаясь в глубокий сон.

7

Собраться не составляло труда. Он мог бы отправиться в путь хоть сегодня. Главное - вода, и еще немного сушеных фруктов.

Но уйти, не попрощавшись с Неей, было немыслимо. Как застать ее одну? Рик знал, когда Нида собиралась в город, знал уклад монастыря. Он спрятался неподалеку от входа, и подождал, пока мать скроется из виду, направляясь по дороге к храму. Постучал колотушкой по медной пластинке ворот с полустертым от ударов текстом молитвы. Открыла служительница.

- Да будет Небо всегда с вами! - улыбнулся ей юноша.

- Да будет... Ой, Рик! Ты разминулся с мамой? Она недавно ушла.

- Наверное. Но я принес ей, да и для всех, свежую зелень к столу. Вот, - он протянул лубяной коробок. - И еще ваза для цветов - гончар выполнил заказ. Я отнесу ее в мамину комнату?

- Хорошо, - кивнула женщина, забирая зелень.

Рик с видом по возможности непринужденным направился к жилищу Ниды и Ушедшей Богини. Поставил вазу на полку и с гулко бьющимся сердцем подошел к двери Неи. Но не успел он дотронуться до ручки, как дверь открылась. Рик от неожиданности сделал шаг назад:

- Здравствуй, - сказала Нея, будто ничуть не удивилась.

- Здравствуй. У меня совсем мало времени. Я пришел попрощаться.

- Знаю, - ответила она и посмотрела на него всеведущим взором.

- Я только хочу сказать, что люблю тебя. Нея, милая, я обязательно вернусь. Я сделаю крылатую повозку и прилечу за тобой.

Тень скользнула по нежному лицу, и Нея на мин прикрыла глаза.

- Я заберу тебя. Мы будем вместе. - Он взял легкие, совсем бесплотные пальцы в свои горячие ладони, прижался губами к тонкому запястью. - Только дождись. Пожалуйста...

Как когда-то в детстве, Нея погладила его по голове:

- Будь счастлив. Пусть Небо защитит тебя.

Совсем возле входа послышался деревянный перестук башмаков. Нея откачнулась назад:

- Я всегда буду рядом с тобой. Потом поймешь...

Дверь в светлицу Богини закрылась.

Вот и все. Больше ничего не удерживало Рика в царстве Рата-44.

8

Дни в монастыре сливались в единый прозрачный поток с едва различимыми всплесками. Когда Нея вернулась сюда из храма, та, которая передавала ей священные реликвии Богини еще жила здесь. Но Нее лишь несколько раз довелось увидеть ее в саду. Она не проявляла желания заговорить, да и Нее не хотелось сближения.

А потом настал день, начавшийся с пения жриц. Печальные и светлые звуки возносились к небесам - с благодарностью за бытие Дочери-Богини с людьми и прощание с нею, покинувшею их для жизни иной.

Нею словно забыли, и она издали наблюдала, как Орин читал над смолистым гробом, возложенным на поленья, заупокойные тексты и поливал его маслом.

Уже был поздний вечер. Яркое пламя погребального костра взметнулось к небу, и не стало видно появившихся было звезд. Только Луна присматривала сверху за грустным обрядом.

Случилось это три года назад. И она осталась единственной Богиней в монастыре. Потом ее покинул Рик. А недавно в саду Нея увидела немного испуганную малышку, державшуюся за руку одной из жриц, и вспомнила свои первые дни здесь, ночные слезы и тоску по дому. Ей хотелось утешить девочку. Но как? Той предстояло шаг за шагом идти по ее следам. И радости не было на этом пути. Шаг за шагом... Нея чувствовала, как с каждым днем убывают силы. Еще год-два, пусть - три, и Орин сложит погребальный костер для нее.

Она сосредоточилась, чтобы увидеть его пламя, но ничего не получилось. Наверное, слишком устала. Нида стала особенно ласковой с ней последнее время, приносила лекарства, звала на прогулки. Может, потому что потеряла сына. Нида вряд ли пила священный напиток, но она была истинной жрицей и не могла не предчувствовать его побега.

Иногда Нея внутренним взором видела Рика в окружении странных людей и не сомневалась, что он тогда же видел ее глаза, или хотя бы ощущал ее присутствие.

Как только Рату сообщили об исчезновении юноши, он обратился за советом к своей Богине. И что отвечала та? Что теперь ничему нельзя помешать. И что уже скоро прилетит серебряная птица с чужаками, несущими беды и конец спокойствию маленького царства.

Но почему же Нея не видела своего погребального костра? Хотя... вот, теперь удалось увидеть, но смутно. И что-то было не так.

Нея стала разматывать клубок собственных мыслей и обрывочных видений. Она ощущала сопротивление, думая о своем скором конце. Нея представила последние недели Богини. Она уже не поднимается с постели, просто лежит и ждет, когда все окружающее исчезнет. И пепел ее останков будет с благоговением собран в серебряную урну и в безлуние высыпан у подножия Пирамиды.

Нея с содроганием подумала о предстоящих долгих днях полной беспомощности. Она не хотела, чтобы ее еще живого тела касались, ухаживая за ним, даже заботливые руки Ниды.

- Небо, - взмолилась она, - помоги мне. Пусть мой конец будет скорым, - и тут же увидела силуэт Пирамиды. Видение быстро исчезло. Но в нем содержался ответ. Теперь она знала, что делать.

Из глубин памяти всплыло случившееся в детстве. Она прижимает к себе котенка в чреве Пирамиды. Было полнолуние, и та дала ей силы, чтобы остаться на земле. Пусть же теперь заберет их у нее. Заберет силы, заберет душу, поможет слиться с небом.

Луна шла на убыль. Следовало поторопиться, пока Нея без посторонней помощи может дойти до храма и подняться по ступенькам.

Настал намеченный день. Интуиция и сейчас не подводила Ниду. Жрица была особенно внимательна к Нее и старалась предугадать каждое ее желание. Но точным знанием она не обладала. Узнать истину могла только Богиня. А та ничего не сообщит Рату без прямого вопроса. И вопроса быть не может.

Нея дождалась, пока Нида уснет и, едва ступая, вышла в сад. Если Небу будет угодно, ей никто не помешает. Дверца не скрипнула. Дорога была темна и пустынна. Ворота храма, конечно, закрыты. Но Нея знала про лаз, которым коты уходили на охоту в пустыню. У стены ее встретила Баста и, мурлыча, потерлась о ноги. В сопровождении любимицы, она дошла до постамента. Баста села у ступенек и подняла к девушке умную морду. Нея погладила шелковистую спинку, поцеловала теплый кошачий носик и, не оглядываясь больше, быстро поднялась наверх.

Пирамида была пустой. Нея, подогнув ноги, легла на холодный серебряный лист и стала смотреть в слабо светящийся "глаз".

Снизу громко и жалобно мяукнула Баста.

"Глаз" искрился. От света звезд? Голова Неи закружилась. Искорки вдруг стали стягиваться к центру, слились в одну звезду.

И не звезда это была уже, а дорога из бело-голубых лучей, устремленных к небу.

Орин резко проснулся. Что это было? Мяукнула Баста? Отчего?

Он вышел за порог и вздрогнул, увидев небывало яркий луч, вырвавшийся из острия Пирамиды.