«Здесь перед тобой щекотливая задача.
Тебе надо, чтобы он держался идеи столь
нелепой, что даже мы не сумели ее оправдать.»
Клайв Стейплз Льюис.
«Письма Баламута»
ПРЕИСПОДНЯЯ

Урекс, поглаживая за ушами единственное любимое существо - бурого нетопыря, пристроившегося на коленях, ждал прихода навязанного ему начальством помощника-новичка. Старшего искусителя окружал уютный сумрак, пронизанный запахом тлена. Маленький домашний кратер источал зловонную серную гарь. На столике стоял фужер с недопитым коктейлем "жабьи слюнки".

Эрец спросил разрешения приблизиться и почтительно присел на пыльную подстилку. Нетопырь недовольно ощерился. Хозяин тут же швырнул его в стенку.

- Итак, - пренебрежительно произнес Урекс, - на чем мы остановились в прошлый раз?

- Нужно отделить мысли клиента, если они недостаточно плохи от его действий и поступков, - подобострастно ответил Эрец. - Брать любой принцип врагов наших и проводить его в жизнь с точностью до наоборот...

- Все правильно, - кивнул наставник. - А пример из математики придумал?

- Может быть, так?.. Берем заповедь христиан: "НЕ убий, НЕ укради.." Если их сложить с принципами буддистов "праведность мыслей, поступков", получим путь к врагам нашим. Переносим "НЕ" из заповедей в принципы. Получаем: "Убий, укради... неправедность мыслей, поступков...", то есть путь к нам. И значит - от перемены мест слагаемых сумма меняется.

- Маловато гнусности. Где изощренность? Впрочем, пора переходить к практике. Я давно пасу и прикармливаю лопоухого главбуха. Сейчас отправлюсь создавать для него чудо, а ты попробуешь ассистировать.

МИР ЛЮДЕЙ

Шла четвертая неделя Великого поста со службами в память преподобного Иоанна, написавшего "Лествицу небесную", где духовный путь подвижника сравнивался с восхождением по крутым ступеням.

Ну почему в православных храмах нет сидений, как в католических? Или в мечетях... Сидя на коврах, можно терпеть службы сколько угодно! Иннокентий Сергеевич в изнеможении опустился на скамью скверика перед собором и, кинув взгляд на соседа, словно в полусне откинувшегося на спинку, стал потихоньку освобождать изнывшие ноги из тесноты новых башмаков. Стало чуть легче. Мало того, что он впервые в жизни держал пост, как и полагалось, отчего чувствовал слабость, так еще в порыве благочестия он пришел к самому началу службы. И угораздило его протиснуться поближе к Христовому распятию - в место, наиболее котирующееся у верующих. А потому не мог он до самого конца выбраться из плотной толпы, не рискуя привлечь к себе негодующего внимания. Так и простоял все время, мучаясь от острой боли в ступнях и проклиная жену, заставившую купить именно эти туфли, большего размера которых не оказалось в магазине. Но ведь не ей носить! Ей бы только сэкономить! Разносятся они, как бы не так!

Иннокентий Сергеевич пошевелил оживающими на свободе пальцами и вздохнул.


Лева, откинув голову на спинку скамьи, старался ни о чем не думать, попробовал представить себя молодым деревцем, к примеру, каштаном. Весенний ветерок поглаживает проклевывающиеся клейкие листочки, корни вбирают родниковую влагу, вечернее солнышко... "Солнышко мое..." - неужели когда-то он мог так называть Ирину? Неужели когда-то она была милым белокурым созданием, щебечущим о любви? Блаженный образ юности давно был перечеркнут холодным взглядом серых глаз, сузившихся от презрения и неприязни. А собственно, за что? Не он от нее уходил, не он завел роман на стороне. Он вообще не помнил, чтобы сделал в жизни что-нибудь явно предосудительное. И при этом всегда ощущал себя неудачником. А уж если случалось неожиданное везение или счастье, вроде знакомства на вечеринке с Ириной, которая обратила внимание на ничем не примечательного механика с консервного завода, не умеющего ни красиво танцевать, ни со смаком рассказывать анекдоты, так Лев знал, что подарок судьбы и достался ему по ошибке - где надо разберутся и передадут по назначению, а он снова останется ни с чем.

Началось все еще до его рождения, когда мать в возрасте, близком к климактерическому, впервые забеременела. Жила она одна. Не предполагала никаких последствий от нескольких свиданий с залетным геологом. Поначалу думала, что нарушения месячного цикла - дело возрастное, а когда хватилась, врачи делать аборт отказались. Она сама и парилась, и хину слоновым дозами глотала - все оказалось без толку, и Лев пробился на свет. А потом ее отношение к нему враз переменилось на положительное - это когда в роддоме похвалили ребенка: какой, мол, хорошенький и здоровенький, как просыпается в правильное время и сосет в нужном количестве. Тут-то мать, видно, и подумала: "Ах так?! Этот комочек плоти, нравящийся всем, - моя собственность!".

Когда Лева хотел пойти учиться "на геолога" - верно, с отцовскими генами получил страсть к странствиям - мать, испугавшись, что будет оставаться подолгу одна на старости лет, категорически воспротивилась. И прямо-таки запихала сына в пищевой техникум. Когда он привел домой Иру в качестве жены, мать же не давала ей вздохнуть свободно, а ему предрекала, что красивая жена все равно будет изменять, они обязательно разведутся, а посему с детьми надо повременить, настояла на первом Ирином аборте. После него беременность не завязывалась. И что теперь? Мать умерла, Ирина ушла. До конца жизни вряд ли будет он видеть что-либо кроме нескончаемой череды банок с огурцами и помидорами: банка, крышка, зажим, банка, крышка, зажим... Следствием семейных стрессов и питания всухомятку стал хронический гастрит. Лева, боясь перехода его в язву, а тем паче - в рак, с благодарностью принялся за изучение брошюрок "Чудо голодания" и "Травы при самолечении", подсунутых ему соседкой по лестничной клетке, сердобольной Нюсей, начинающей пенсионеркой, зациклившейся с мужем на моржевании, хатха-йоге и сыроедении. Взяв очередной отпуск, Лева добросовестно перешел на капусту с морковкой, потом два дня не принимал внутрь ничего, кроме дистиллированной воды. Сегодня выпил свекольно-яблочный сок, и после нескольких ложек овсяной кашки нашел в себе силы выбраться к вечеру на улицу.


Народ еще тянулся из церкви. Кто совал милостыню нищим, а также - не очень, и крестился, обернувшись к входу, кто целеустремленно спешил к остановке, завидев вынырнувший из-за угла трамвай. От потока отделилась стройная женщина в сером костюме, освобождая по дороге рыжеватые волосы от чинно прикрывавшего их в святом месте серого же с люрексом шарфика, и направилась к скамейке, где сидел Иннокентий Сергеевич. Он узнал в ней даму, оказавшуюся в неловком положении у соборного ларька. Дама стояла перед ним и, когда подошла очередь, попросила дать ей парочку свечей. Открыла сумку, стала рыться там и в карманах в поисках кошелька. Люди сзади начали проявлять нетерпение. Дама готова была принести извинения и удалиться. Но Иннокентий Сергеевич, в то время еще бодрый и довольный собой, остановил ее, сказал, что ничего страшного, всякое, мол, случается, вручил ей выбранные свечи, оплатив их заодно со своими, и вошел в храм, тут же выкинув из головы забывчивую даму. Теперь эта женщина вновь стояла перед ним.

- Простите, ради бога, вы были так добры...

- Ничего-ничего, всегда рад помочь.

- Спасибо, но не могли бы вы, раз уж так получилось, выручить меня еще раз. Меня ждут родственники. Надо ехать на трамвае. Я живу неподалеку, но нет времени зайти домой за деньгами...

- Конечно, конечно, - Иннокентий Сергеевич пошарил в кармане и протянул ей несколько монет. - Этого хватит?

- О, да! - Она взяла необходимое и со словами благодарности пошла к остановке.

Будучи главбухом фабрики минеральных удобрений и потому имея представление о неправедных способах добывания денег, обычно он, отвернувшись, проходил мимо людей, ждущих подаяний, - видел в каждом из них или хитрого кота Базилио, или бывшего члена Государственной думы Воробьянинова, просившего милостыню на трех языках. Но теперь, оказав незнакомке весьма незначительную услугу, он ощущал себя совершившим дело прямо-таки богоугодное.

Иннокентий Сергеевич достал пачку "Мальборо" и зажигалку. Сосед, встрепенувшись, похлопал себя по карманам, вытащил ключи, сунул их обратно. Может, тоже не прочь покурить, да сигареты кончились? Иннокентий Сергеевич в продолжение добросердечия протянул ему открытую пачку. Сосед после некоторой заминки все же взял сигарету и, пробормотав: "Мерси!", занял прежнюю позицию

Вообще Иннокентий Сергеевич курил редко и, что удивительно, больше дома. Раисе все казалось, что от него дурно пахнет - селитрой, серой и даже навозом, хотя удобрения на фабрике производили исключительно из химического сырья, да и в цехах, среди куч вредных гранул, главбуху делать было нечего. А в конторе чаще пахло кофе и пирожками, приносимыми уборщицей из дома и продаваемыми для приработка. Но сигареты Иннокентий Сергеевич носил с собой всегда, и теперь они пригодились, потому что ноги еще просили отдыха, а, сидя здесь без дела, он чувствовал себя немного неловко.

Голова закружилась, да и не мудрено после недель на постных щах да водяных кашках. Иннокентий Сергеевич выпустил очередное облачко дыма и чуть не поперхнулся на следующем вдохе. В сероватом воздухе перед ним возникла чуть колеблющаяся фигура. Светлые одежды, благообразное лицо старца, что-то вроде крыльев за спиной, рука поднята для благословения. Иннокентий Сергеевич потряс головой, образ не исчезал. Или ему показалось, или он на самом деле услышал слова: "Сын мой, тебе суждено великое будущее основателя шестой расы. Жди пасхальной ночи...". И все будто поплыло. Вроде бы старец еще что-то силился сказать, исчезая. Иннокентий Сергеевич даже качнулся к нему и приставил ладонь к уху, пытаясь расслышать, но тщетно. Дым рассеялся, а с ним и загадочный старец. Иннокентий Сергеевич сделал еще несколько затяжек, но продолжения не было. Он угнездил ступни в ненавистных башмаках и с ощущение подступающей к горлу тошноты поднялся, чтобы идти домой.


Лев проводил взглядом высокого мужчину, угостившего его сигаретой. Интересно, видел тот что-нибудь или нет? У Левы не было уверенности, что он и сам-то это видел. Может, пригрезилось после голодания да еще затяжек? Но сна ведь не было ни в одном глазу, смотрел он на старца в упор. А перед этим думал об Ирине. Если и задремал бы, то ее лицо всплыло бы в памяти. Загадочные слова про шестую расу, пасхальная ночь... Мистика какая-то! Он даже не знает, когда в этом году Пасха будет. Но что-то ведь все это значит?! Надо будет у Нюси спросить...


- Кажется, нам повезло, - ткнул Урекс в бок младшего искусителя-стажера. - Закинули крючок на одну рыбешку, а клюнуло две. Поручаю тебе этого недоумка-механика. Цель ясна. Определись со стратегией, выработай тактику. Я чую за версту - здесь можно сыграть на сексе. Дело плевое - закомплексованный неудачник. Дам в помощь Далилу, пусть развлекается, а ты расчищай дорожку к нам. Только следи, чтоб он не увлекся какой-нибудь бабой. Влюбленность без червоточины всегда грозит провалом, и, если так, повышения тебе не видать, как своих ушей.


Кое-как доковылял Иннокентий Сергеевич до своей квартиры, вдел ноги в вожделенные тапочки и сразу пошел на кухню, пропитанную сытными запахами. Стиснув зубы, он отодвинул с конфорки сковороду с пышными маслянистыми котлетами, налил в миску вчерашний постный супчик и отрезал кусок ржаного хлеба. В носу свербило от ароматов жареного со специями мяса, потому обедать он отправился к себе в кабинет.

Слава Богу, что есть у него теперь свой угол. И раньше, правда, особой тесноты не было. Отдельные спальня, гостиная и детская для семьи из трех человек представлялись доступными отнюдь не каждому. А когда Лялька превратилась в Елену Иннокентьевну, вышла замуж и уехала в Самару, стало совсем вольготно. Детскую Иннокентий Сергеевич переоборудовал в кабинет и получил возможность спокойно укрываться здесь, когда к супруге приходили говорливые приятельницы, вроде разрисованной, словно пасхальное яйцо, Нинель, которая считала себя косметологом, но которую в разговорах с женой Иннокентий Сергеевич упрямо называл "твоя парикмахерша".

Вымыв за собой посуду, он блаженно вытянулся на диванчике, намереваясь полистать оставленный Раисой "Огонек", но фотография Патриарха всея Руси на первой же раскрытой странице вернула его мысли к случившемуся возле собора. Журнал соскользнул на пол, а Иннокентий Сергеевич задумался, уставясь в потолок.

В последние месяцы все шло наперекосяк: поставщики не привозили сырье вовремя, а за удобрения, худо-бедно производимые, невозможно было выколотить деньги из заказчиков. Ветеран фабрики, предыдущий главный бухгалтер, предчувствуя трудные дни, вовремя удалился на пенсию. Если бы не кризисная ситуация, Иннокентий Сергеевич был бы рад повышению, но теперь?.. Да еще злополучные компьютеры, поджимающие со всех сторон с современными и суперсовременными бухгалтерскими программами… Ему казалось совершенно невозможным запомнить комбинации нужных клавиш и последовательность команд. Какие-то пароли, вирусы... Тьфу! Игрушка для взрослых, впавших в детство. Директор подсунул ему Игорька, сказал, что тот его в два счета научит нажимать кнопки. Как бы не так! Пронырливый молодой специалист вроде бы не подсиживал начальника, относился с уважением к его сединам, однако при каждом удобном случае давал всем понять, что одного человека с его волшебным ящиком вполне хватило бы для управления счетными делами такой небольшой фабрики. И пребывание на работе превращалось для Иннокентия Сергеевича в сущее наказание.

А Раиса наслаждалась дома заслуженным отдыхом. Она свое отбарабанила и, будучи старше мужа на три года, что тщательно скрывалось, превратилась в свободного человека уже минувшей зимой. Перед ним же представала унылая череда еще восьми лет бухгалтерской каторги.

Проведя день в одиночестве, Раиса вечерами или приглашала приятельниц, которых Иннокентий Сергеевич терпеть не мог, или выводила мужа в свет, то есть в оперу, цирк, оперетту, что было еще хуже, потому что к театру он был равнодушен, а цирк называл балаганом и откровенно презирал, всю жизнь удивляясь жене, получавшей искреннее удовольствие от подобного времяпрепровождения.

Очень хотелось Иннокентию Сергеевичу что-нибудь изменить в своей жизни. В таком вот состоянии в конце зимы, в субботу, с кошелкой для лука, спускаясь по лестнице, между вторым и третьим этажами он увидел на ступеньках чуть помятую открытку - или не дошедшую до адресата, или выпавшую из мусорного ведра. Перевернул - блеснула золотым ободком и голубизной Рублевская "Троица". Полюбовавшись чистотой красок и линий, он прочитал на обороте текст без обращения: "Поздравляем с Рождеством Христовым. Желаем светозарности и душевного благополучия". Вместо подписи какая-то закорючка. "Надо же, - подумал Иннокентий Сергеевич, - первый раз слышу, чтоб желали светозарности. И благополучия не какого-нибудь, а душевного. Как бы оно мне пригодилось!"

Он повертел открытку в руках. Куда ее? На мусорку - жалко. Сунул в карман пальто. А вечером дома разгладил и поставил за стекло книжного шкафа в кабинете. С тех пор как взглянет на нее, так вспомнит слово "светозарный". Очень хотелось чего-нибудь светозарного - отстраниться от тонн дурно пахнущих удобрений, каверзного компьютера, суетности жены вкупе с ее подружками. Иннокентий Сергеевич всегда был втайне человеком суеверным, склонным видеть вокруг знаки свыше. И найденную открытку воспринял, как указание сходить в собор, поставить свечи за здравие семьи и упокой родителей. А там услышал о скором Великом посте и решил выдержать его до конца, что дважды в жизни пытался сделать, но сошел с дистанции через несколько дней - первый раз по причине дня рождения парикмахерши Нинель, тогда жена рвалась посмотреть суперремонт новой приятельницы и уклониться от визита не было никакой возможности. Второй раз он нарушил пост по своей воле: директору привезли в подарок, то бишь дали взятку, баночку паюсной икры и нежнейший, источающий заграничный аромат, окорок. Иннокентий Сергеевич тогда решил, что постов впереди будет много, а икру, в свете экономических кризисов, доведется ли еще поесть с удовольствием - неизвестно. Так и оскоромился.

Теперь же решил, что не будет считать себя настоящим мужчиной, если не выдержит пост до конца.

И вот - это странное явление на скамейке перед собором. Что сказал старец? "Сын мой...". Познания Иннокентия Сергеевича в иерархии святых не были обширными. Бог-Отец, Бог-Сын и Дух святой... Это, конечно же, был не Иисус, молодой и темноволосый. И не Всевышний, поскольку крылья проглядывали за спиной. Архангел? "Сын мой...". Ему вспомнился отец, тоже всю жизнь бывший бухгалтером, Сергей Иванович. И по аналогии с именем вспомнилась гравюра с изображением Сергия Радонежского. Вот это уже ближе, это похоже. Благостный старец. Может, на самом деле - он? Иннокентий Сергеевич решил оставить это как версию, а потом и привык к мысли, что явился ему старец Сергий. О случайности и речи не могло быть, как и о возможной галлюцинации - голова работала четко, память не подводила. Он и спустя несколько часов мог точно воспроизвести слова и святой облик, насколько позволяла разглядеть его серая дымка.

"Великое будущее?.." А почему бы и нет? Иннокентий Сергеевич всегда считал себя выше окружающих. Поэтому и друзей возле него не было, не толклись, не то что рядом с женой. Да и что такое - друзья? Понятно - у детей. Дружат мальчишки, значит, вместе делают уроки, играют в футбол и обсуждают девчонок. А во взрослой жизни - сослуживцы, нужные люди, соседи, знакомые, приятели или вот еще - со-интересники. Это название он сам придумал для обозначения взаимоотношений с Петром Игнатьевичем. Тот тоже был нумизматом-дилетантом. И не превращая свое увлечение в страсть, они изредка встречались, чтобы обменяться дензнаками разных стран и эпох, рассуждая о качестве банкнот или монет. Разглядывая портреты президентов и королей с вензелями на купюрах, Иннокентий Сергеевич размышлял о роли личности в истории и частенько представлял себя на месте человека великого. При этом чувствовал себя довольно комфортно. Если бы не кризисы и компьютеры, можно было бы с поста главбуха фабрики перебраться в кресло областного управления, а там, глядишь, и до министерства недалеко. Да и сейчас было не поздно похлопотать, но общий хаос, теневая экономика, криминальные структуры... Не заметишь, как угодишь не в огонь, так в полымя. Себе дороже встанет. А он-то мог бы руководить хоть целой страной. И, понятно, на небе знали, кого выбрать и отметить. Но вот для каких "великих деяний"? Слова "шестая раса" ему ничего не говорили. Расу он знал, как совокупность людей, отличающихся по цвету кожи. Черная, желтая, красная, белая - Иннокентий Сергеевич загнул четыре пальца. А еще пришло на ум сочетание "арийская раса" и "Майн Кампф". Что-то не то. Он поднялся с дивана, чтобы съесть пару ложек тушеной капусты и заодно спросить, что думает по поводу шестой расы жена.

- Какой-какой? - недоуменно посмотрела на него Раиса.

- Ну, конопушечка, может, где-нибудь слышала про такую?

- Подлизываешься? С чего бы это? Или опять веснушки выступили? - Она подошла к зеркалу и стала вглядываться в свое отражение. - При электричестве не видно. Надо будет днем посмотреть. "Ахромин" я купила.

- Ну и зря. Знаешь же, за конопушки я тебя и полюбил.

- Ага. Одно дело - на девичьем носике, и совсем другое - у дамы бальзаковского возраста. - Она сосредоточенно нахмурилась. - Кажется, припоминаю. Если не выкинула я этой книжонки, считай, тебе повезло. - И она стала перебирать стопку журналов и газетных вырезок, посвященных проблемам здоровья, бормоча над ними: - Уринотерапия… тут по гомеопатии, макробиотике, а... вот, нашла! Это из серии "Целитель". Ну, я купила, не глядя. Потом посмотрела: какая-то чушь, хотела пустить на обертки, да и забыла. Может, здесь то, что тебе надо. А зачем?

- Раиса, золотко, спасибочки, - он чмокнул жену в щеку, уже смазанную ночным кремом, вытер липкий след на губах и снова удалился к себе.

Из сведений, почерпнутых в тонкой тетрадке с плохим шрифтом и без указания авторов, он выудил, что кое-кто считает расы совсем не так. Про первые две вообще ничего не говорилось. Третья - Лемурийская, четвертая - Атлантическая, пятая - Арийская, а шестая - о, вот это интересно! - Грядущая. Мелькнувшие ассоциации названий средних рас с большеглазым тропическим зверьком и океаном Иннокентий Сергеевич отодвинул на потом и стал ввинчиваться в сложный для неподготовленного текст про богочеловечество, которое придет на смену нынешнему, про сверхвозможности эпохи бессмертия.

Переход, мол, начнется с людей, успешно прошедших космическую мутацию, которым не страшно будет разрушение озонового слоя, изменения положения магнитной оси Земли и уплотнение гравитационного поля. Следовало с горячей верой идти по пути, указанному Господом, с душевным спокойствием ждать Конца света, как начала новой эры. А Высшие силы придут им на помощь - тело будет подготовлено: произойдут химические превращения на уровне живых клеток, ликвидация некоторых его составных частей. Тут Иннокентий Сергеевич поежился - неуютно расставаться с собственным кишечником, даже если и не понадобится он при этом самом энергетическом питании. Но нужно - значит, нужно.

"И как же это будет происходить, - задумался он, - враз, как операция под наркозом, или день за днем?". По этому поводу в брошюрке ничего определенного сказано не было. Только строго предписан переход на вегетарианское питание. Иннокентий Сергеевич вздохнул, но смирился быстро. Что такое - ограничение в еде по сравнению со сказочным (сказочным ли?) бессмертием! Подкупало еще написанное про общий уровень развития. Одной веры, мол, мало. Теперь нужен и высокий интеллект. За собственные умственные способности он был спокоен. Главбуху здесь никакой критерий отбора не преграда. Было бы прекрасно уже сейчас оказаться в ситуации Перехода, Апокалипсиса, о котором все чаще поговаривали, на неком Ноевом ковчеге, который сохранит его и вынесет среди избранных Господом к новой жизни. Но быть при этом и капитаном ковчега?.. Так ли он понял слова старца? "Основатель новой расы...". Применительно к нему, наверное, это значит - организатор, вдохновитель. Из мысленных глубин лукаво выплыло и блеснуло слово "вождь", но Иннокентий Сергеевич тотчас же утопил его, памятуя о необходимой скромности и самоотверженности. Сможет ли он вести за собой лучшее человечество? А почему бы и нет? В школе он был бессменным старостой класса, в институте - профоргом. Подчиненные, даже юный выскочка Игорек, видели в нем пример дисциплинированности и уважением не обделяли. Начальство всегда было довольно. А теперь в начальстве будет сам Господь? Иннокентий Сергеевич тут же кинул взгляд на "Троицу" и внутренне извинился за нечаянное сравнение Всевышнего с директором фабрики минеральных удобрений. Открытка поблескивала золотом в свете торшера, и от светлых ликов веяло спокойным величием.

Засыпая, он еще вспомнил про предостережение в брошюрке об опасности увлечения спиритизмом. Примерил к себе. Тут все спокойно. Про вертящиеся на спиритических сеансах блюдечки он слышал, верил и не верил, но соглашался с анонимным автором, что там многое "от лукавого". К гаданиям и магии он никогда не прибегал, постом очищается. Подтверждением же правильности его жизни стало явление возле собора. Есть ли сейчас кто-либо в городе, а может, и во всем погрязшем в пороках мире, к кому в дни Великого поста спустился бы посланник Всевышнего с назначением быть водителем человечества?


Лева с газетами в руках поднимался к себе, вдыхая запахи домашней сдобы, источаемые каждой приоткрытой дверью. Нюся по-соседски занесла ему рулет с орехами.

- А куличи и яйца получишь завтра, - сказала она, поправляя выбившиеся из-под косынки кудельки на потном от долгого стояния у плиты лбу. - До Пасхи ни-ни!..

Леша вспомнил о чем-то, что должно было произойти в пасхальную ночь. Куцые сведения о шестой расе сообщила ему все та же Нюся:

- Да, пишут, сама читала, о будущем человечестве. От обезьяны - человек, от него - богочеловек. Эволюция, значит. Все будут красивыми стройными, светлоглазыми, с русыми или рыжими волосами, питаться будут почти только энергиями, понимать друг друга без слов, а уж умными - ни чета нам... Жаль, не доживу, не увижу всех этих чудес. Кто говорит, через изменения каждый будет проходить, из тех, что выживут после Конца света, кто - про генетический отбор, а может, и то и другое. Я, если попадется, принесу тебе почитать, раз интересно.

- Ну, не так, чтобы очень, - сказал Лева, - не срочно.

- Не смущайся, сейчас все этим интересуются. Такое время: то летающие тарелки, то озоновые дыры. Записался бы ты к нам в моржевой клуб, после купания в ледяной воде да растирания жестким полотенцем всю хандру как рукой сняло бы. Как, кстати, твой желудок? Полегчало?

- Спасибо. Почти перестал болеть. Видно, и впрямь голодание помогло.

- То-то и оно. Я плохого не присоветую.


В начале Великого поста Иннокентий Сергеевич намеревался отстоять Всенощную на Пасху. Теперь же он ждал от пасхальной ночи чего-то обещанного чудным старцем. Может быть, вещего сна, может, нового видения. Поэтому решил ограничиться вечерней.

"Великая суббота" не заладилась. Сначала жена, выливая в раковину темно-коричневый отвар от луковой шелухи, оставшийся после окраски яиц, брызнула на его любимую белую рубашку, приготовленную к стирке. Потом он сам себя облапошил в магазине, что для главбуха было явлением беспрецедентным: заплатил за три пакета муки, а в кошелку положил два. Когда обнаружил дома случившееся, решил, что нет смысла возвращаться в магазин и выяснять отношения - ничего уже не докажешь.

По дороге в собор бытовые неурядицы удалось отодвинуть и подумать о Боге, вспомнить Библию. На душе посветлело. На ноги были предусмотрительно надеты мягкие разношенные башмаки. Но как раз это и оказалось причиной новой пакости. На ступеньках собора какая-то сопливая девчонка, на ходу стирая губную помаду скомканной бумажной салфеткой, оступилась, и ее тонкий каблучок, как показалось пронзенному болью Иннокентию Сергеевичу, продырявил его большой палец до подметки. Ему едва удалось сдержаться - не взвыть и не чертыхнуться. А девица едва оглянулась с легкомысленным "Пардон" и прошмыгнула в дверь.

Звучал прокимен: "Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех!", потом евангельские слова о явившемся на гроб Господень светоносном ангеле и песнь "Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом...". Но все старания настроиться на благостный лад пошли насмарку, хотя голоса, как всегда, были хороши, а старушек с чашами для пожертвований, пробирающихся в толпе и мешающих службе, было даже меньше обычного.

Дома Иннокентий Сергеевич сразу занялся ногой. Подержал ноющий палец под струей холодной воды. По совету соболезнующей жены привязал к нему размятый листочек каланхоэ и улегся на диван. Блинчики и чай Раиса принесла ему в кабинет и поставила рядом на табуретку, покрытую сложенной вчетверо скатеркой. Он попросил жену оставить дверь открытой, чтобы видеть телевизор, стоящий в зале, и краем глаза посмотрел обрывок бездарного сериала, где, как обычно, события вертелись вокруг выныривающих из ниоткуда, как чертики из ларцов, детей и проблем с наследством.

Раиса, собираясь спать, заглянула к мужу. Подняла с пола журнал, убрала остатки ужина, поправила съехавшее одеяло и выключила торшер. Иннокентий Сергеевич что-то пробормотал сквозь сон.

Сначала он пребывал в мельтешении лиц и незначительных дел. А вот потом... "Смотри внимательно", - вдруг сказал ему голос старца. И Иннокентия Сергеевича окутал густой туман. Понемногу тот растворился, и сквозь дымку он увидел огромную сферу, похожую на переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь. А в центре сферы стоял он сам, но молодой и прекрасный, в легком фиалковом хитоне. Из межбровья его вперед устремился фиолетовый луч. Такой же, только розовее, возник из поднятой правой ладони, и вокруг головы засиял золотистый ореол. Зазвучал славящий его хор: "Ты первый на Земле, по воле Господа, вошел в новую шестую расу! Благословляем!". Образ заколебался, исчез в нахлынувших цветных змеистых вихрях. А среди них возникла другая сфера, но там рядом с ним стояла прекрасная дева в золотом одеянии. И руки молодых были соединены. И голос из безмолвия произнес: "Это суженая твоя - Дерия. Дети ваши заселят новую Землю!". И снова хор: "Благословляем!".

Иннокентий Сергеевич очнулся в темноте. До петушиного крика, донесшегося невесть откуда, лежал он без сна, боясь забыть бесценное видение.

Утром начал было рассказывать жене о дивной сфере, предполагая, конечно, умолчать о золотой деве, но Раиса его перебила:

- Это что!.. Вот мне приснилось, что я на пляже в Крыму, и такая жара... Верно, запарилась под пуховым одеялом. Пора сменить его на легкое.

День прошел в праздничной суете, приходили соседи и Раины приятельницы, угощали друг друга куличами, творожной пасхой с миндалем, обменивались крашеными яйцами. Одно из них, принесенное Нинель, очень уж глянулось хозяину - на фиолетовом боку его пестрела переводная картинка с ликом Спасителя. Иннокентий Сергеевич полюбовался яйцом - жаль разбивать такую красоту - и пристроил его возле открытки с "Троицей".


Леве пасхальная ночь тоже принесла массу впечатлений.

За окном давно стемнело. Телевизор просигналил отбой. Лева, сам над собой иронизируя, ждал приближения сна. Он старался не думать про Ирку, засыпающую сейчас в объятиях другого. Представлял, как он парит между облаками - голубизна, белизна, спокойствие, тишина, сон. Но тут...

- Смотри внимательно, - словно сказал ему кто-то в самое ухо.

И тотчас же Лева увидел хрустальную сферу и себя в середине ее. Внутри все сверкало, а снаружи клубился туман. Потом - будто щелчок, и сфера побольше, а в ней он и какая-то девушка в золоте. Лева попытался разглядеть лицо - не получалось. Не Ирина. У бывшей жены волосы были пушистые, светлые, за что и звал ее в хорошие времена "солнышком". У этой же - тяжелые, пепельные, струящиеся поверх хитона. И что-то с фигурой... Живот выпирает немного, беременная, наверное... Еще один щелчок, и следующая сфера: он с женщиной в самом верху, а под ними множество детишек разного возраста. Потом все исчезло. "Чудеса в решете", - подумал Лева и повернулся набок, намереваясь уснуть окончательно. Но только стал уплывать, покачиваясь на теплых синих волнах, началось что-то странное...

Утром, обдумывая случившееся, он решил, что таких натуральных снов не бывает. С ним рядом очутилась женщина, и он испытывал ночью такое, о чем в своей благообразной в сексуальном плане жизни и помыслить не мог. Он никогда не кичился постельными подвигами. Более того, Ира в одной из последних сцен выложила ему начистоту, что он никогда не мог удовлетворить ее как мужчина, что он холоден и зауряден. И еще кучу таких же неприятных вещей. Лева стоял как оплеванный:

- Но ты же никогда не говорила!

- Потому что, дура, не знала, как может быть хорошо. А теперь знаю. И поэтому ухожу.

Он едва ли не на коленях перед нею ползал, умолял, чтоб дала ему шанс, а уж он научится. Почитает что-нибудь, просветится. "Кама-сутру" достанет. Видел на книжном развале. Он постарается.

Но Ирина вышла, хлопнув дверью.


Нюся принесла обещанные куличи:

- Христос воскрес, - чмокнула его в небритую щеку.

- Воистину воскрес, - автоматически откликнулся он.

- Что-то ты, сосед, сегодня какой-то смурной. Снова желудок беспокоит?

- Нет-нет. Все в порядке. Спал ночью плохо.

- Да, пожалуй, душновато было. Надо с календарем вредных дней свериться. Ладно, не скучай.

В другое время Лева рад был бы с нею потолковать. Но теперь поспешно закрыл дверь и рухнул на диван, переживая все заново. Может, что-то похожее испытывала и Ирка со своим новым мужем? Может, такое бывает не только в кино и романах?

Сначала он лежал во тьме, не шевелясь, замерев, ощущая жадные поцелуи, и отнюдь не целомудренные объятия, руки скользящие по всему телу. Его плоть затрепетала, и он отдался во власть чувственного тайфуна, урагана, торнадо…

Лева потрогал левое подреберье, здесь поцелуй был завершен укусом - и сейчас немного больно. Он пошел в ванную, задрал рубашку перед зеркалом. Так и есть - синяк. Получать синяки во сне ему еще не доводилось. И сон ли это был? Может, кто-то откликнулся на его проблемы и дал урок крутого секса? Но здесь было ведь еще что-то. Надо вспомнить сначала. И попытаться увязать все. Старец у собора сказал, что Леве предстоит стать основателем шестой расы. Потом сфера, и женщина без конкретного лица. Женщина - как принцип? Затем дети. И эта ночная бестия... Было ощущение, что до поцелуев и объятий она что-то делала с ним, внутри него, внизу живота. Что-то переставляла, вынимала, закладывала. А если это связано с генами? Поправляла их? Что же в нем особенного? За что такая честь? Никогда не блистал талантами. Но не случайно же. Такое просто не может быть случайностью. Значит, все же есть в нем нечто необычное. Мать не хотела его появления, а он взял да и родился, прорвался. Может, потому, что очень нужен был миру? И имя... Мать собиралась назвать его Димой, в честь деда. А в последнюю секунду передумала и нарекла Львом, хотя ни в роду, ни среди знакомых никого с таким именем не числилось. Лев - царь, хоть и зверей. Допустим, есть у него какая-то ценная комбинация генов, которые нужны для создания популяции новых людей. Допустим. А что дальше? Что с этими генами делать, если от единственного предполагаемого ребенка Ирина из-за глупой тирании матери избавилась, и теперь неизвестно, какими редкостными качествами этот ребенок мог бы обладать. Срочно жениться еще раз? Если даже взять молодую, то сможет она родить пять-шесть детей. А во сне он видел их множество. Станет много через несколько поколений? Но... во-первых, вряд ли кто из нынешних женщин согласится обзаводиться более, чем двумя детьми. Во-вторых, такую ораву как прокормить при нынешних хронических кризисах? Остается единственный логический вывод: следует оплодотворять как можно большее количество женщин. А практический урок был дан ему, чтоб ориентировался, что к чему, чтоб вошел во вкус, чтобы женщины хотели вступать с ним в связь. Теперь следовало подумать, с кого бы начать.


Тянулась будничная неделя, и Иннокентий Сергеевич не знал, что делать ему со своим видением и предназначением. Озабоченность не покидала его и во время ежесубботнего рейда на рынок.

Он подошел к прилавку с фасолью, спросил о цене. Продавец нагнулся над мешком, и ответила ему стоящая рядом женщина с приготовленным для фасоли пакетом. Сначала она глянула на Иннокентия Сергеевича мельком сбоку, потом повернулась к нему:

- Вы меня не узнали? Я ваша должница. Помните, в соборе?..

Ну да, конечно, это была та самая дама, которой он оплатил свечки.

- Такая мелочь... Не стоит благодарности.

- Не скажите! В наше-то время, когда каждый лишь о себе печется.

Слово за слово - они вместе пошли к выходу. Иннокентий Сергеевич галантно отобрал у нее нетяжелый пакет.

- Я вижу, вас то-то беспокоит, - вдруг сказала женщина. - Семейные проблемы? Или на службе?..

- Нет, все нормально.

- Нормально - не значит хорошо. Так что же?

- Да один сон покоя не дает.

- О! - оживилась спутница. - Я немного разбираюсь в снах. Расскажите-ка. Хотя... Вот мой дом. Зайдите на чашечку чая, и мы спокойно все обсудим.

Отказываться было нелепо. Иннокентий Сергеевич поднялся за нею на второй этаж. Через несколько минут он уже сидел в уютной кухоньке, перед блюдечком с домашним печеньем, карамельками и розеткой, полной клубничного варенья.

- Давайте, наконец, познакомимся, - сказала хозяйка, - Аделаида. Можно попросту - Ада. Инженер-проектировщик в маленьком КБ.

Иннокентий Сергеевич тоже представился.

- А теперь давайте по порядку. Итак, что вы видели?

Ада смотрела на него внимательно. Время от времени кивала со словами: "Это понятно. Дальше". Когда он сказал про голос старца, она спросила, кого он имеет в виду. И Иннокентий Сергеевич не заметил, как с массой подробностей описал ей, кроме видения в пасхальную ночь, и явление возле собора. Когда он замолчал, Ада сказала торжественно:

- Я счастлива, что именно мне дозволено стало прояснить вам великое событие. Насколько мне известно, вы прошли высшее, а значит, седьмое посвящение в астрале. Это подтверждает и фиолетовый луч из третьего глаза, и розовый - добра - из ладони, и слова, донесенные до вас от Всевышнего. Тем ценнее, что в силу отдаленности по жизни от этих образов, вы не могли ничего придумать. Вам дано! Вы избраны! И в этом все! И не случайно, увидев старца, вы подумали о Сергии Радонежском. Первое впечатление всегда истинно. Именно его надо уловить. Ваше отчество - Сергеевич, а надо бы - Сергиевич. Несомненно, между ним и вами тесная кармическая связь. - И она стала говорить о каких-то планах, иерархиях, эгрегорах…

- Вы так много знаете, - с уважением отметил Иннокентий Сергеевич.

- Ах, что вы! - слегка зарделась от похвалы Ада. - По сравнению с вами, с вашим уровнем, я чувствую себя просто ребенком. А информация - дело наживное. Сейчас... - она удалилась в глубь квартиры и вернулась со стопкой книг. - Вот. Если хотите, возьмите что-нибудь почитать. Здесь - по йоге, экстрасенсорике, эзотерике. Я и сама кое-что умею. Встаньте, пожалуйста.

Иннокентий Сергеевич готовно поднялся. Ада сосредоточенно поводила вокруг него правой ладонью по лишь одной ей ведомым кривым. На несколько секунд прикрыла глаза.

- Очень мощная энергетика. Да иначе и быть не могло. Но... - она нахмурилась. - Здесь разрыв, в районе живота.

Иннокентий Сергеевич забеспокоился:

- И что же это? Это плохо? Опасно?

- Пока не понимаю. Надо бы понаблюдать. Сейчас же лучше решить, что вам делать дальше.

- Даже не представляю. - Он с надеждой воззрился на Аду.

- Надо организовываться. Вы умеете говорить, то есть выступать перед аудиторией? Не стесняетесь? Речь произнести сможете?

- Думаю, да. На собраниях не раз приходилось. Но о чем?

- Это не проблема. Призывы к свету, к добру, кое-что о богочеловечестве... Все здесь есть, - она похлопала по книгам.

- А перед кем выступать?

- Людей собрать - ничего сложного. У меня связи в группах динамической медитации, в обществе рериховцев, в "Голубом лотосе", "Фиолетовом пламени". Соберем. Кстати, как вы думаете назвать свою группу?

- Да ведь нет еще никого!

- Будет. Но надо все обдумать заранее. "Шестая раса"? "Богочеловечество"? Слишком амбициозно, хотя и верно. "Новые люди"? Пусть будут "новые". Вы не против?

- Я? Отчего же?.. Полагаюсь на ваш опыт.

- Вот и прекрасно. Теперь - помещение. Вы где работаете?

- На фабрике минеральных удобрений.

- А, знаю. У вас же там есть клуб?

- Ну, "клуб" - это слишком сильно сказано. Небольшой актовый зал.

- Для начала сойдет. Вот, собственно, и все. Обдумывайте текст, договаривайтесь о помещении. Недели, скажем, через две можно будет провести первую встречу. Телефонами мы обменялись. Начнем работать.

Домой Иннокентий Сергеевич пришел в настроении растерянно-приподнятом.

- Что так долго? - спросила Раиса.

- Случайно познакомился с одной женщиной...

Левая бровь жены характерно приподнялась при этих словах.

- Ты не волнуйся. У нас был чисто деловой разговор. Мне предложили возглавить некое движение.

- Политика? Ты же никогда ею не интересовался.

- Нет-нет. Это из области духовного. Я и встретился с Аделаидой в соборе. Ну, помнишь, в тот день, когда сдуру туда в новых штиблетах пошел. Тогда я не знал, кто она. А сегодня столкнулся на рынке.

- Странно. Ну ладно. И что теперь?

- Пока не знаю. Организационный процесс.

- И ты был у нее дома?

- Ну, деловой же разговор. Вот, книги принес, - потряс он перед женой хозяйственной сумкой.

- Чем бы дитя ни тешилось... - скептически проговорила Раиса и добавила: - В следующий раз деловые разговоры здесь проводите. Места хватает.

- Хорошо, раз тебе так спокойнее, - покладисто сказал Иннокентий Сергеевич.


Весь вечер он посвятил изучению нужной литературы и, засыпая, повторял про себя основные положения, как бывало в школьные годы - уроки назавтра. И когда уже совсем погружался в сон, вдруг очень ясно услышал знакомый Голос:

- Все идет хорошо. За выступление не волнуйся. Мы всегда рядом и в сложный момент обязательно поможем.

- Спасибо, - сказал Иннокентий Сергеевич.

- Никогда больше не говори "спасибо", ибо мы делаем одно большое дело.


Главбух и не подозревал, что слово "спасибо", происшедшее от слияния "спаси" и "Бог", является для обитателей преисподней худшим, чем самое ужасное проклятие.


Сон улетел, как сухой лепесток под порывом осеннего ветра. Иннокентий Сергеевич стал, в который уж раз, вспоминать то, что Ада назвала просветлением. Золотая дева возле него... Уж не Аделаида ли это? Волосы ее, правда, рыжеваты, но долго ли перекраситься? Он силился воспроизвести в памяти лицо девы. Не получалось. В конце концов, убедил себя, что это она. Не очень молода? Так и он, если глянуть в зеркало, отнюдь не тот красавец в фиалковом хитоне. И речь, конечно же, аллегорически, шла об их духовном союзе. Ох, не случайно он встретился на рынке с Аделаидой и она приняла в его истории живейшее участие. А астральные дети? Что ж дети... Все, кто пойдет за ним и станет новым человечеством…

Во время завтрака, привыкнув за долгие совместные годы делиться с женой своими планами, Иннокентий Сергеевич сказал:

- Ты, Раюша, не удивляйся тому, что я возглавлю духовное движение. Так надо. Мне был Голос.

Раиса всплеснула руками:

- Только этого не хватало! Какой голос? Вот, я прочитала вчера в журнале… Сейчас найду страницу, чтоб ты не сомневался. Ага, тут. По мнению ученых, только 40 процентов людей с "голосами в голове" психически больны, у остальных же - просто проблемы с зубами. Коронки принимают сигналы от близких радиостанций. Сигналы резонируют в костях черепа и попадают в ухо. Очень надеюсь, что ты относишься ко второй группе, дорогой! Твоим коронкам и мосту десять лет. Давно пора заменить. Не пожалей денег, сходи к протезисту.

Первый раз Иннокентий Сергеевич почувствовал, что объяснить жене ничего не удастся, и придется отделить от нее важнейшую часть своей жизни.


Вопрос с актовым залом на фабрике решился довольно просто. Директор собирался в командировку в Израиль - по обмену опытом, а точнее, для ликвидации безграмотности в сфере производства удобрений, если уж говорить об уровне мировых достижений. И ему было не до разговоров о духовности среди населения города. Он, правда, немного удивился общественной активности своего главбуха, но сказал лишь:

- Закройте дверь из зала в конторское помещение и проследите, чтоб посторонние не разгуливали по территории фабрики.

- Конечно. Положитесь на меня. Охрану предупрежу. Дверь открою только наружную, к каптерке сторожа.

Генеральное обсуждение с Аделаидой проводилось за день до собрания, в квартире Иннокентия Сергеевича.

Раиса, придирчиво оглядев гостью, решила поспешных выводов не делать. Из-за включенного телевизора разговор в зарытом кабинете был плохо слышен. Она убавила звук, заглянула к мужу, спросив, не поставить ли чай. Он вопросительно посмотрел на Аду, та отказалась. Дверь осталась приоткрытой, и Раиса присела с книгой в руках к ней поближе.

- Вам нужно немного изменить имидж. Это важно, - говорила гостья. - Не стоит так прилизывать волосы. Перед собранием вымойте их и просушите феном. И не надо ни костюма, ни тем более галстука. Может, у вас есть легкий свитер? Что-нибудь сине-голубое?

- Отыщется.

- Голос у вас подходящий - и мужественный, и дикция хорошая. Да иначе вас и не избрали бы для такой миссии. Я уточнила, что значат ваши имя и фамилия. Сейчас скажу, и это придаст вам дополнительную уверенность. - Она достала из сумки "словарь русских личных имен" и открыла первую страницу из нескольких, заложенных цветными бумажными полосками. - Слушайте. "Иннокентий" произведено от латинского "невинный".

Он вспомнил, как в детстве терпеть не мог свое имя, данное в честь деда по материнской линии, и смирился с ним, лишь узнав о знаменитом тезке, Смоктуновском.

- Тут же созвучие с "иноком", "иночеством", - продолжала Ада, - чем-то иным, неземным. Об отчестве мы уже говорили. Теперь фамилия... Это особенно интересно. Прохоров... Прохор... - тут она почему-то запнулась. - Основа - греческое "вести". Вы изначально предназначены для водительства за собой лучших людей. И, пожалуй, среди своего круга вам лучше обходиться без отчества. "Иннокентий Сергеевич" - слишком громоздко, официально. Достаточно одного имени, тем более такого звучного, весомого, запоминающегося. Согласитесь, что для святого или пророка отчество как-то излишне. Иисус Иосифович - нелепо... После мистерии посвящения даже стариков зовут по имени, а вы отнюдь не стары. Привыкайте быть просто Иннокентием, ведя за собой людей вперед, к небу и раю.

- Ада, вы незаменимы, просто кладезь знаний, - восхищенно произнес Иннокентий. - Ада... Ада... Простите, ради бога, я не хочу вас обидеть, но, может, и с вашим именем что-то сделаем? Для общей гармонии.

- Ну вот, вы меня похвалили, а я не учла того, что приметили вы. Конечно. Мама меня Идой звала. Пусть так и будет. Или - Аида? Как вам больше нравится?

Ему не нравилось ни то, ни другое. Но он сказал, что предпочитает звать ее Идой. На том и порешили.

Тезисами выступлений Ида осталась довольна. Вводную часть с представлением Иннокентия слушателям она взяла на себя. Договорились встретиться за час у ворот фабрики.

Раиса, уловив интонации прощания, отодвинулась подальше от двери и приняла вид увлеченной детективом. Она так и не решила, как относиться к происходящему. Но, определенно, ничего хорошего не предвиделось. Рассуждения о духовности настраивали ее на иронический лад. Забавы для детей преклонного возраста!.. Но лишь бы не нарушался ее привычный домашний уклад. А именно к этому все и шло.


Консервный завод, как ткацкая фабрика, был царством женщин. Мойщицы плодоовощных продуктов, сортировщицы, укладчицы... - от сельских девчонок, только что приткнувшихся в общежитие, до ветеранок труда с припухшими от возни с рассолами руками. Из общежитских любая переметнулась бы в Левину двухкомнатную квартиру, только помани, именно поэтому он и не торопился обзавестись хозяйкой после Ирины - знал, что нужен не столько он, сколько его пресловутая жилплощадь. Любви ему хотелось в чистом виде.

Пока что вырисовывались две кандидатуры на внедрение его генов: Полина и Томочка. С Полиной из химлаборатории странный разговор случился еще в бытность Ирины. На общезаводском новогоднем вечере, когда все уже были слегка навеселе, Полина пригласила его на "белый танец", потом увела в закуточек за колоннами, спросила, как он к ней относится.

- Конечно, хорошо, - спокойно ответил Лев, не ожидая подвоха. И Полина замужем, и с Иркой еще не все разладилось окончательно.

- Тут такое дело... даже не знаю, с чего начать, - она смущенно потупилась.

- Ну ладно, выкладывай. Чем смогу - помогу.

Полина сверкнула глазами и, розовея от танцев и шампанского, произнесла дальше:

- Знаешь, у меня же нет детей.

- И что?

- Это не из-за меня, из-за мужа. У него что-то не так. Я хочу ребенка, а с первым попавшимся не хочется... Тебя не первый год знаю. Симпатичный, непьющий. Как смотришь? Никто ничего не узнает. Мужу ничего не скажу. Хоть, думаю, он и сам был бы рад...

Лева от неожиданности открыл было рот, но не сразу нашелся с ответом.

- Ты же сказал, что хорошо ко мне относишься.

- Да, но не до такой же степени.

- А-а, - погрустнела Полина. - Извини. Считай, что я ничего не предлагала. И никому!... Ладно?

- Я не из сплетников. И понимаю все. Прости, пожалуйста.

- Все нормально. Забудь. Потанцуем еще?

За три месяца Ира успела уйти от него, дом опустел. Тоска временами становилась невыносимой. А Полина? Не похоже, чтобы она нашла себе другого донора. Итак, Полина.

Но была еще и Томочка, милая девочка из общежития, не блистающая умом, не притязательная - такие не вырывают последний кусок хлеба изо рта ближнего и не судятся из-за каждой тряпки, предпочитая уйти в сторонку. Томочка была мягкой и теплой в прямом смысле - так и хотелось ее потрогать и погреться возле.

Полине на следующий же день Лева назначил встречу утром в субботу - чтобы не нашла кого-нибудь до конца недели, если еще не нашла. Но нет, она обрадовалась, расцвела прямо-таки, и оглянувшись, не видит ли кто, поцеловала его в щеку.

Утро было выбрано потому, что Лева вошел в ее положение: вечером, как добросовестной жене, ей следовало быть дома. Солнечный свет, конечно, не создавал настроения интима, но свидание с Полиной представлялось ему эротически-деловым, почти работой, нужной ей, а может, и миру - по большому счету.

За оставшиеся дни Лева собирался проштудировать и кое-какую литературу, чтобы в грязь лицом не ударить. Три ночи он спал спокойно, хоть перед сном и думал о женщинах. А в четверг проснулся от прикосновений. Все повторилось. Он всем телом откликнулся сразу - буря, вихрь, самум, молния и ливень. В конце - изнеможение и вопрос: как он мог вынести такое? Боязнь - а вдруг сердце разорвется, если продолжение будет; и опасение - а вдруг продолжения не будет, и незнакомка появилась только, чтобы научить его любви? Лева совсем не хотел, чтобы она исчезла из его жизни. И ведь ни адреса, ни фамилии нет у этой призрачной женщины - попробуй, отыщи. Хотя имя... он спросил, как зовут ее. "Дилайла", кажется, так назвалась она.


В чужую душу не влезешь, но Лева надеялся, что с Полиной он не оплошал. Сначала угостил ее кофе, пирожными, выпили по капельке апельсинового ликера. Опущенные бежевые шторы создавали теплый полумрак. Он поцеловал Полину в висок, в губы. И тут - уроки Дилайлы не прошли даром - он почувствовал, как стихийные силы ищут высвобождения через него - под требовательными руками затрещало женское белье, отлетела и закатилась под стол маленькая перламутровая пуговка. Властные губы впились в ее рот.

Когда все было кончено, его охватило безразличие. Он вежливо подал Полине шелковую нижнюю юбку, поднял пуговку, предложил нитки с иголкой. Но Полина, стараясь не встречаться с ним глазами, отказалась - мол, дома пришьет. Она только попросила кусочек льда, чтобы приложить к припухшим губам - как бы синяка не получилось.

- Извини, если что не так... - проговорил Лева.

- Нет, все в порядке. Просто не ожидала от тебя такой страсти.

Он пожал плечами. Попрощались. На следующей неделе несколько раз он ловил на себе ее удивленный или задумчивый взгляд. Но постарался больше о Полине не думать. Теперь его занимала Томочка.


Ида окинула скептическим взглядом невзрачное помещение актового зала фабрики минеральных удобрений.

- Одна-а-ако... - протянула она. - И еще этот запах!

Иннокентий смутился:

- Может, не стоило все это затевать?

- Ну уж нет! - решительно пресекла Ида его готовность пойти на попятную. - Придется обходиться тем, что есть. Раздвиньте шторы. Эту тряпку, которая называется скатертью, лучше всего убрать. Я по дороге купила одеколон "Гвоздика". Говорят, помогает от комаров. Вот и здесь пригодится. Пожертвую одеколоном. - Она стала разбрызгивать резко пахнущую жидкость на пол и стены. - Так получше. Выйдите в ту дверь, - Ида показала на проход в коридор конторы. - Ждите, пока не позову. На всякий случай. Вижу, вы излишне скромны, и поначалу вам может стать неловко от моих слов. Но иначе нельзя. Люди должны поверить и проникнуться!..

Иннокентий из темного коридора сначала слышал полуприглушенный шум рассаживающейся публики, потом наступила тишина. И четкий звонкий голос Иды заговорил о нем. Об избранности, о посвящении на тонких планах, о необходимости духовного перерождения общества...

- Попросим выступить перед нами этого прекрасного человека!

Раздалось несколько хлопков. Ида распахнула перед ним дверь.

Иннокентий все же чувствовал себя не в своей тарелке. И, окинув взглядом на две трети заполненный зал, откашлялся в кулак, прежде чем произнести заготовленную фразу:

- Наступила новая эпоха, эпоха Водолея, называемая эпохой бессмертия. Но всем ли будет доступно оно? - Дальше все пошло как по маслу. Ни разу не запнувшись, Иннокентий вдохновенно вещал: - Очень скоро сбудутся пророчества Библии: "Смертные станут бессмертными, а тленные - нетленными". Настанет день, когда людям будет казаться, что пришел Конец света, так как Земля смешается с Небом, но это лишь откроется дверь в великое пространство Вселенной, куда смогут войти только новые люди, люди следующей, Шестой, расы...

... В катастрофах начнет изменяться лик Земли. Но мне будут указаны места безопасные, где все, кто последует за мной, смогут завершить процесс трансмутации организма...

... Следует загодя подготовить себя к переходу, повышая уровень собственных вибраций, вводя их в резонанс с вибрациями Вселенной...

... Никто не станет тянуть вас на Небо за уши. От вас самих зависит - выбрать путь в бессмертие и шагнуть в него со мной, или разрушиться вместе со старым миром. Дело за вами! - Так завершил он свою речь, обводя слушателей взыскующим взором.

Зал молчал. Ида захлопала первой. Словно опомнившись, ее дружно поддержали остальные.

- А когда приходить в следующий раз? - деловито спросила женщина из первого ряда.

Иннокентий посмотрел на Иду. Она поднялась, обернувшись к публике:

- Через неделю в это же время. А до следующей встречи подумайте о сказанном.

Люди, переговариваясь, стали потихоньку расходиться. Двое из них, с внешностью вечных студентов, шли от фабрики, обсуждая выступление Иннокентия.

- Ты ему веришь?

- Почему бы и нет? А тебе не хватает в нем крылышек за спиной? Иисусу тоже не все сразу поверили. Это же Земля. И руководитель здесь должен быть земной, с руками, с ушами - как у всех. Не просто ведь так он вышел и стал вещать. За этим что-нибудь да стоит - сила, знания... Вот ты, вышел бы на трибуну вместо него? Без зарплаты?

- Нет, конечно.

- То-то и оно. И не какой-нибудь там японец-сектант. Наш человек. Интеллигентный. Обещает спасение тех, кто будет его держаться. Чем черт не шутит? Может, правда, дело к Концу света идет.

- Церковь тоже обещает спасение.

- Тю!.. Соседу, чтоб дочь повенчали в нужное время, пришлось взятку в баксах попу отвалить. И потом - я ничего не понимаю, о чем в этих литургиях поется. Причитают, причитают... Терпишь, терпишь, их слушая. А тут все понятно...


До вечера Иннокентий пребывал в состоянии эйфории от собственного успеха, подогретого восхищением Иды. Единственное замечание сделала она:

- Если вы имеет в виду завершающую Битву, говорите не "Апокалипсис", что означает "Откровение", а "Армагеддон"...

Воскресный день обещал заслуженный отдых - Нинель от имени своего нового мужа пригласила Раису с Иннокентием то ли на пикник, то ли на рыбалку. Он и не подозревал в этом происков Раисы, которая выездом на природу надеялась отвлечь его от все более засасывающего мира с тонкими планами, медитациями и Голосом.

А Голос прозвучал и этой ночью:

- Видишь, все хорошо. Дальше будет еще лучше. Теперь ищи магический камень.

- Камень? Где искать? - спросил Иннокентий, но ответа не было.


Нинель представила мужчин друг другу. Иннокентий не потрудился даже запомнить имя этого пропахшего самодовольством бизнесмена. Ему претило, как тот любовно похлопывал по крупу свой яично-желтый "шевроле" и демонстрировал "прикиды" в салоне, обитом коричневым велюром.

Дамы устроились на заднем сиденье и щебетали всю дорогу, перемывая косточки приятельницам. Муж Нинель встревал в их разговор с пошлыми комментариями. Иннокентий, отвернувшись, смотрел в окно, предпочитая ничего не слышать.

Остановились на берегу безымянной речушки.

- И тут вы намереваетесь удачно порыбачить? - сдерживая ехидство, спросил Иннокентий. - Этот ручей и воробей вброд перейдет.

- Здесь недалеко, выше по течению, есть затон, и случалось мне вытаскивать оттуда неплохой улов. Берите удочки, пойдемте покажу.

- Ну уж увольте. Даже если там и водится рыбка, не хочу лишать ее жизни.

- Ха-ха! - понимающе расхохотался парикмахершин муж. - Юморист вы, однако.

Компания плотно перекусила, чтобы набраться сил для продуктивного отдыха. Причем вклад Раисы составляли домашние консервы и пирожки, а Нинель - "золотая салями" и швейцарский сыр, и крабы. После завтрака женщины устроились загорать, а мужчины разошлись в разные стороны.

Иннокентий не собирался терять времени даром. У него были важные дела. Отойдя подальше от магнитофона с навязшими шлягерами, он сел, облокотившись о теплый пригорок, и принялся за изучение диагностики кармы. Перевернув очередную страницу, он задумался о судьбах человеческих, о людях, погрязших в материальности. Смотрел в никуда. Но когда глаза его сфокусировались, он увидел нечто удивительное - зеленую ящерицу в темной овальной рамке. Иннокентий протер глаза. Ничего не изменилось. Тут он услышал призыв жены:

- Кеша, пора обедать!

Ящерка подняла головку, шевельнула хвостом и исчезла в весенней травке.

Иннокентий придвинулся к оставленному ею месту. Понятно, ящерка лежала в углублении камешка. Он выковырнул его из земли - гладкий правильно-овальный, черный, в пол-ладони. Необыкновенный камень! Может, именно про него говорил Голос.

- Кеша-а-а! Мы тебя ждем! - снова закричала жена.

Он сунул камень в карман и вдохновленный находкой пошел к скатерти-самобранке.

Сваренная на походной горелке картошка была щедро залита говяжьей тушенкой.

Иннокентий тщательно отделил разваренные клубни от мясных волокон и переложил "убойный продукт" в миску супруги. Раиса не возражала. Женщины понимающе переглянулись.

К концу трапезы небо заволокло тучами.

- Как бы не промокнуть, - забеспокоилась Нинель. Стали потихоньку собираться. Горе-рыбак понес свой улов к машине. Несколько рыбешек чуть побольше мизинца трепыхались в прозрачном пакете. Иннокентий нахмурился, осуждающе глядя ему в спину: ведь, небось, и жарить не станет, выкинет дома в мусорку.

На обратном пути женщины разморенно подремывали. Водитель насвистывал один и тот же мотивчик. Сколько можно?

- Все свистите, - уронил, покосившись на него, Иннокентий. - Не боитесь, что деньги переведутся?

- Суеверия - для дураков, - хохотнул тот, - также как знахари, экстрасенсы и прочие шарлатаны. - И снова засвистел.

Иннокентий сжал кулак, едва сдерживая раздражение, но затем удовлетворенно подумал, что таким людям в эпоху Водолея на Земле места не будет - сгинут.

Дома, приняв ванну и поужинав, он извлек из кармана камень, мысли о котором не оставляли его. Он любовно вымыл его губкой с капелькой шампуня, отскреб несколько прилипших песчинок, протер мягкой фланелью. И камень лаково засверкал черной поверхностью.

- А ничего, что - черный? - спросил сам себя Иннокентий? Ответ нашелся сразу: к черному же камню Каабы обращены молитвы всех правоверных мусульман, так что цвет не имеет значения.

Он полюбовался камнем, положил его на стол. Потом решил, что пора соорудить нечто вроде алтаря. Освободил от книг тумбочку, поставил, прислонив к стенке, открытку с "Троицей", перед нею положил пасхальное яичко с ликом Христа, магический камень. Подумал, и принес из гостиной пепельницу-подсвечник, воткнул в него церковную свечечку, положил в выемку для сигарет несколько комочков ладана, придвинул поближе к открытке и, довольный собою, снова взялся за книги.


Тем временем наблюдающий за ним Эрец спросил наставника:

- А не помешает ли нашему делу эта свеча с ладаном?

- Тю! - пренебрежительно хмыкнул Урекс. - Принюхайся, чем больше пахнет?

И точно - от яйца уже прелестно несло тухлятинкой, а в тумбочке уютно пристроился пакет с серой, принесенный главбухом с фабрики для обработки виноградных лоз, протянувшихся к балкону и беседкой оплетших скамейки у подъезда.


Когда Иннокентий рассказал по телефону Иде про найденный камень, она задала несколько наводящих вопросов, в том числе и про ящерку - символ обновления, спасения (ценой хвоста) и родственницу дракона. Потом с минуту подышала в трубку и сказала:

- Да, не сомневаюсь. Это камень адептов - чинтомани. Вы получили его в подтверждение своей миссии. Вы ведете дневник?

- Нет. А нужно?

- Обязательно. Но лучше, если у вас будет собственный летописец. Я познакомлю вас с одним поэтом. Думаю, он подойдет. Пока - на общественных началах. А дальше будет видно. Кстати, следующее собрание посвятите-ка теме жертвенности...

Кирюша оказался высоким чуть сутулым человеком вне возраста. Давно не стриженные светлые волосы и отрешенный взгляд придавали его облику оттенок богемности. Ида встретилась с ним случайно на вечере бардовской песни - их места оказались рядом. И с тех пор покровительствовала не приспособленному к жизни поэту. Впрочем, отношение ее к Кирюше было неоднозначным.

Ида знала о своем влиянии на людей. Как правило, держала ситуацию под контролем. Она была уверена в высокой миссии Иннокентия только потому, что хотела этой уверенности, позволила ей быть и давала себе в этом отчет. Цели, мысли, желания окружающих обычно не представлялись ей загадочными. Один Кирюша оставался неуловимым - покладистым, но отделенным от мира туманной стеной лишь ему известных образов и слов.

Раиса встретила его с предубеждением - мол, еще один нарушитель домашних устоев. Но очень скоро была покорена его непосредственностью. Ида не считала нужным вести разговор с хозяйкой, отказывалась от чая, не выходила из кабинета. Кирюша же, по-свойски, прошелся по квартире, где хотел, выглянул в окно гостиной, оценил вид на зеленый скверик, подошел к стенке светлого дерева, без разрешения приоткрыл створку, чтобы потрогать китайскую фарфоровую вазочку - изящную и тонкую, словно из накрахмаленного полотна. И восхищение его при этом было искренним, а не в угоду хозяйке. Он последовал за Раисой на кухню. Та, не спрашивая, налила ему компот и придвинула оладьи с изюмом.

- Я бы сказал, что вы прелесть, - заявил он, вылавливая ложечкой чернослив из бокала, - но в этом слове есть ненавистный мне корень "лесть", а потому лучше сочиню вам экспромт. - Он еле слышно забормотал: Рая, сырая, сараи, сыграю, карает... Вот

Рая проходит по жизни, играя,

Раю из сотен имен выбираю.

Рая - хозяйка домашнего рая.

Чаша блаженства налита до края...

Тут Ида, заглянув на кухню, позвала Кирюшу в кабинет. Раиса перехватила ревнивый взгляд, которым гостья окинула поэта, и решила, что, если уж Аделаида увлечена кем-то, то, к счастью, это не ее Кеша, а странноватый человек с ворохом рифм в голове.

- Садись сюда, - Ида притянула Кирюшу поближе к себе на кушетку. Сейчас Иннокентий перескажет тебе все с самого начала - от видения у собора до получения камня-чинтомани. А ты записывай хоть тезисы. Потом обработаешь. И дальше будь возле нас.

Во время долгого монолога Иннокентия она держала камень в руках, гладила пальцем овальную впадину, водила над ним ладонью. В паузе сказала Иннокентию:

- Подержите-ка камень. Нет, не сжимайте его. Так! А теперь переверните. Чувствуете? Так он словно легче!..

- Верно! - удивился Иннокентий и с благоговением положил чинтомани на место.


На следующее собрание, выйдя из коридора в зал к трибуне, Иннокентий удовлетворенно отметил, что заняты не только все места, но люди стоят и у стенок. Несколько человек, а среди них и Кирюша, примостились на подоконниках.

Иннокентий коротко повторил, о чем говорил на предыдущей встрече, и перешел к теме жертвенности. Речь его текла без единой запинки:

- ... "Не имея ничего, он владеет всем". Не прося ничего, Новый человек получит весь мир к своим услугам. Его жизнь наполнится светом.

... Тот, кто понял о существовании необыкновенных возможностей, открывающихся перед нами, когда мы добровольно делаем руководящим для себя закон жертвы, тот обязательно почувствует потребность достичь этих возможностей. Как и всякая глубокая духовная истина, принцип жертвы применим к ежедневной жизни, и каждый, кто чувствует его красоту, должен без колебаний приниматься за осуществление этого вселенского закона.

... Самопожертвование здесь, в нашем сознании, в телесной оболочке, вызывает ответные вибрации в высших аспектах...

... Отдавая ближним, расширяя сознание, отдавая еще больше, движемся по пути жертвенности, звездности. И, что парадоксально, человеку энергетически выгодно идти звездным путем, путем Христа, самоотдачи...

Словно сама собой ввернулась в середину спича фраза про бесплатный сыр, который бывает только в мышеловке, что создало необходимую, на его взгляд, разрядку.

На этот раз аудитория была гораздо активнее.

- Я не знаю, чем бы мне пожертвовать, - встала худенькая девушка в синей майке с английским пожеланием "Good luck!", - стипендии едва хватает на еду.

- Это не страшно, - приняла на себя инициативу Аделаида. - Труд, энергия... Можно пожертвовать не только деньги. Видите, в каких условиях приходится работать? - Она выразительно махнула рукой в сторону обшарпанных стен с потеками от весенних дождей. - Может, среди вас есть люди, умеющие хорошо трудиться не только на духовном, но и на физическом плане? Подойдите сюда те, кто мог бы помочь с ремонтом.

К ней потянулись со всех концов зала.

- И вот еще!.. - продолжила она. - Если кто готов оказать движению за преобразование человечества посильную финансовую поддержку, можете опускать пожертвования сюда. - Ида извлекла из-под своего сиденья картонную коробку, поставила ее на верхнюю ступеньку перед сценой и, порывшись в кошельке, первая бросила - для почина - самую крупную из имеющихся в наличии купюр. Затем принялась деловито обсуждать с мужчинами необходимое для ремонта количество шпатлевки, мела, краски. Кто-то тем временем уже снимал с окон замызганные шторы, разбирая их для стирки и утюжки.

Коробка наполнялась деньгами. Все происходило как по мановению волшебной палочки. Иннокентий с благодарностью ощущал руководство свыше.

Назавтра же, в воскресенье, работа закипела вовсю. Иннокентий поначалу попытался было помочь ребятам сдвигать к окну сколоченные в ряды стулья. Но Ида быстренько выпроводила его в контору со словами: "Кесарю - кесарево…" И он просидел весь день в бухгалтерии, занимаясь финансовыми отчетами и листая новую порцию эзотерической литературы. Хорошо - у него в столе всегда хранился НЗ - печенье, консервированная фасоль в томате, кофе, сахар...

Эпопея с ремонтом продолжалась и вечерами. С помощью пневмораспылителя, привезенного со стройки, стены и потолок безупречно ровно были окрашены в салатный цвет. Лучше бы, конечно, потолок остался белым, но тут уж не до выбора колеров - дареному коню в зубы не смотрят. Собрание перенесли на воскресенье - в субботу убирали остатки мусора, мыли стекла, наводили лоск. Никто бы не признал в шторах бывшие серые тряпки - так ослепительно сияла их шелковая белизна.

Лысенький старичок, увидев заглянувшего в зал Иннокентия, подвел его к большой картине, прислоненной лицевой стороной к стене, и смущенно проговорил:

- Посмотрите, пожалуйста. Это мне подарили когда-то, дома не вписалась. Стояла в чулане. Может, пригодится? Ничего, что из чулана?

- Конечно, конечно, - ответила ему тут же возникшая рядом Аделаида. - Прекрасный пейзаж. И мы вам очень признательны.

Тут же багет рамки был покрыт свежим слоем бронзовой краски, оставшейся после работы с карнизами. Пейзаж сразу водрузили на крюк от выкинутой доски с повесткой дня собрания годичной давности.

В воскресенье на встрече, посвященной здоровому образу жизни и необходимости вегетарианства в эпоху Водолея, настроение у всех было приподнятым. Иннокентий рассказывал о программах света, заложенных солнцем в злаки, травы, зерна подсолнечника... О том, как забиваются они программами распада в организмах людей. Колбаса несет информацию: трава съедена, стойло тесное, печень больна, смерть ужасна... затем - сотни рук озабоченных проблемами людей - на комбинате, при транспортировке, в магазине.

- Но что же делать? - спросила наставника в конце собрания курносенькая блондинка в бежевом костюме, отличающаяся особой изысканностью - Мы сегодня приглашены в ресторан. Торжественный ужин по поводу защиты докторской диссертации начальником моего мужа. Знаю, там невозможно будет уклониться от еды, а даже в "оливье" - мясо. Неужели дома придется потом очищать желудок? - Лицо ее стало грустным.

"Придется", - хотел уже неумолимо сказать Иннокентий, но сам не понимая, как это получилось, произнес:

- Ничего страшного. Ешьте, что захочется. А в следующий раз подойдите ко мне. Я поработаю с вами и сниму все отрицательные программы.

- О, спасибо! - повеселела та.

Оставшись наедине с Идой, Иннокентий пожаловался ей, что болит голова - наверное, от невыветрившегося запаха краски.

- Вполне возможно. Но и другое: вам надо научиться быстро восстанавливать затраченную на занятии энергию. Это не сложно. Будете собирать ее со всех собравшихся здесь людей и пропускать через среднюю чакру.

- И еще... Я вот сам сказал, что очищу эту ресторанную блондинку, а как - не знаю. Научите?

- Сейчас покажу!..


Лева дал себе слово быть с Томочкой поспокойнее - все же не то, что опытная, замужняя женщина. И девочку надо было обхаживать. Лева в заводской столовой оказался рядом с нею в нужное время, заплатил за обед, непринужденно обсудил заводские дела, похвалил Томочкину прическу - каре из густых соломенных волос. И пригласил к себе поужинать. Томочка ушам своим не верила, и полетела к нему, как мотылек на пламя свечки.

Вечером часа два до активного интима они общались, смотрели телевизор, потягивая сухое вино. Девушка принесла пирожки, он приготовил бутерброды. Выйдя на кухню, чтобы освободить тарелку, Лева, словно невзначай подсунул ей вместе с "Лизой" полупорнографический журнал. Когда притянул ее к себе, почувствовал готовную податливость. Впрочем, другого и не ожидалось. Но в постели, кроме Томочки, он ощущал рядом с собой Дилайлу. И знал, что не подвластен себе. Утром на Томочку было немного жалко смотреть. Лева постарался быть поласковее - сам причесал ее, подогрел вчерашние пирожки, поджарил яичницу с колбасой. Напоследок дружески чмокнул ее в щечку. Томочка ушла озадаченная - сексуального опыта у нее было с гулькин нос. Может, так все и происходит по-настоящему, думала она. А если так каждый раз, то на сколько ее хватит? После этой ночи она чувствовала себя совершенно разбитой. И замуж за Леву уже выходить не очень хотелось.

Но и он к этому не стремился.


Директор вернулся из поездки в Израиль в прекрасном расположении духа, презентовал главбуху фирменную авторучки и коробку фигурного разноцветного мармелада. Наведавшись в актовый зал, он был приятно удивлен метаморфозой еще недавно навевавшего уныние, а ныне сияющего помещения.

- Прекрасно поработал, - похвалил он Иннокентия. - Такая неожиданная инициатива! Сметы на ремонт представьте мне. Картину могли бы, конечно, приобрести более соответствующую профилю фабрики. Ну и эта неплоха.

Иннокентий Сергеевич не ожидал такого поворота. Хотел было сказать, что ремонт не стоил ни копейки, но зазвонил телефон, и директор, давая понять, что разговор окончен, снял трубку и стал взахлеб рассказывать невидимому абоненту о прелестях жизни проклятых капиталистов.

Вечером Иннокентий спросил совета у Аделаиды. Она не колебалась ни секунды.

- Замечательно! Конечно, надо провести ремонт через сметы. Не забывайте, что я инженер. Оформите договор со мной, как с бригадиром, задним числом. Я знаю, сколько материалов ушло, введем на них коэффициент 1,5.

- А картина?

- Я приценюсь в комиссионке, сколько стоит нечто похожее. Потом подумаем вместе, как обналичить деньги.

В конце концов, даже с учетом поправок директора, на четверть скостившего псевдо-затраты, Иннокентий с Идой оказались владельцами очень немалой суммы. Да еще - коробка для пожертвований, доверху заполняемая после каждой встречи!

- И что мы будем делать с такой уймой денег? - спросил Иннокентий свою незаменимую помощницу.

- Считаю, - Ида пристально посмотрела на него, - вам пора бросить работу.

- Как так?! - опешил потомственный главбух. - Мне еще до пенсии...

- Пора забыть про службу и отдаться служению. И что вы теряете? Или души не чаете в своих гроссбухах?

Иннокентий вспомнил про наседающего со своим компьютером Игорька.

- Нет, но...

- Вот именно - нет! И не будет никакой обязаловки. А деньги - да их за вечер можно собрать в размере оклада. Кирюша подготовит книжку - получите гонорар. Ему, конечно, тоже перепадет. Теперь... думаю, в конце лета следует съездить за границу. К примеру, в Индию. Паломничество к истокам духовности. Веды, упанишады... Даже лучше сказать всем, что собираетесь в Гималаи, пешком.

- Пешком? - с трудом переваривая предложенное Аделаидой, переспросил Иннокентий. Представились поднебесные вершины, ущелья, камнепады, узкая тропа над обрывом, по которой медленно движутся яки, груженные тюками, и он, со сбитыми в кровь ногами. - Так надо?

- Ну, Иннокентий, вы, право, как ребенок! Сказать - не значит: сделать.

- Врать не люблю, - вздохнул он.

- И никто вас к вранью не призывает. Намекните, что собираетесь в нужном направлении. Если все же отправимся в Индию, над Гималаями полетите, увидите их сверху, соприкоснетесь, так сказать, ментально. И неправды будет самый минимум, и даже совсем никакой.

- Я подумаю, ладно?

- Думайте, - согласилась Ида. - Хотя, о чем же тут думать? Я давно хотела побывать в Агре. И вы столько сил вкладываете в развитие общества, что еще немного и вам будет необходим отдых, отвлечение - чтобы перейти на следующую ступень со свежими силами.


Перед сном Иннокентий снова услышал Голос:

- Завтра обретешь еще два камня силы. На рынке.

Была середина недели, и на рынок Иннокентий не собирался. Но теперь, конечно, пойдет, полетит. Прямо в обед.

В обед не получилось. Игорек по новой и старой программе подготовил ведомости на зарплату. Цифры разошлись. Люди ждали денег. Иннокентий Сергеевич вынужден был весь перерыв искать с молодым спецом ошибку. К счастью, нашли за час. Потом из налогового управления затребовали справки, и он, не поднимая головы, корпел над документами. С тоской Иннокентий поглядывал на стрелки наручных часов, движущиеся к шести - придется задержаться. Так и получилось. Вышел с фабрики после семи, сел в трамвай. Но тот, как назло, сломался за остановку до рынка. Иннокентий двинулся туда пешком, ускоряя шаг.

Если б еще знать, где искать эти камни силы. А вдруг опоздал? Он почти побежал к пустеющим торговым рядам. Приблизившись, пошел медленнее, глядя под ноги, по сторонам... Все не то. Уже подступали сумерки. Парень в комбинезоне, готовясь к ночлегу, накрывал брезентом кучу картошки. Ларьки были заперты.

- Точим-точим ножницы, - услышал Иннокентий призыв точильщика и постукивание молотка. Пошел на звуки.

Неподалеку от вращающегося с шуршаньем абразивного колеса примостился старичок с лотком-раскладушкой. Иннокентий подошел поближе, не очень веря в удачу.

Это был продавец украшений. Дешевенькие колечки, печатки, связки подвесок с зодиакальными знаками.

- У вас есть что-нибудь с камнями?

Старичок - невзрачный, плохо одетый, у таких всегда ногти с черной каймой - пожал плечами:

- Вам мужское? Вот!..

Иннокентий взял у него кольцо с гладким темным овалом, то ли в мельхиоре, то ли в серебре. Но Голос говорил о двух камнях. Словно услышав вопрос, старичок сказал:

- Только кольцо это в паре с подвеской продается. Сейчас найду. - Он перебрал связку, порылся в сумке и извлек оттуда такой же овал на цепочке. - Давайте-ка примерим. - Взял правую руку Иннокентия, перевернул кольцо, приглядываясь к изображению внутри: - Не простое кольцо. Важно, чтоб не наоборот было надето. - И вдел в него средний палец Иннокентия. - Прекрасно! Как по заказу.

"Так и есть", - подумал польщенный покупатель.

Старичок своими же руками надел ему на шею подвеску.

- И сколько с меня? - спросил Иннокентий, вдруг спохватившись, что денег может не хватить.

- Дорого не берем, - хохотнул старичок.

"Действительно", - согласился, рассчитываясь с ним, Иннокентий. - Благодарю.

- Не за что. Только... - продавец помедлил, оглянулся на точильщика, зашептал: - Эти вещицы не простые. Никому про них нельзя рассказывать, силу могут потерять.

- Ладно, - понимающе кивнул Иннокентий. Ему вдруг от чего-то сделалось душно, и словно голова закружилась. Но через минуту все прошло, и он подумал, что это следствие трансмутации его организма, перестройки того для принятия космических вибраций.

Дома, отчитавшись перед женой за задержку на работе, он поспешил уединиться в кабинете, чтобы рассмотреть приобретение. Что же там за знак внутри кольца? Оно не снималось. Пошел в ванную, намылил руку. Все равно не получалось - словно вросло оно. Хорошо, может, ответ в подвеске? И точно, на обороте камня, похожего на гагат, были знаки - пятиконечная звезда с нечетным лучом, обращенным вниз. В центре что-то вроде усложненного параграфа. Жаль, что нельзя показать их Иде и спросить у нее о значении. Но нельзя, значит - нельзя. Иннокентий вновь надел подвеску, как-то вторым планом отмечая, что длина цепочки равна той, на которой висел его православный крестик. И камень с этим крестом соприкасается. "Усиливает, верно", - вскользь подумал он.

Если бы сведущая в эзотерике Аделаида посмотрела на скрытые символы, она бы удивилась и посоветовала наставнику Нового человечества избавиться от вещей со знаками тьмы, сразу разглядев в завитушках переплетение трех шестерок. Но Ида увидела позже только странное кольцо.

После ужина Иннокентий хотел было полистать журналы, но почувствовал необычный зуд в правой руке и желание что-нибудь написать. Взял ручку, положил перед собой чистый листок бумаги, поставил на нем привычную закорючку подписи... И вдруг пальцы его стали сами собой выводить какие-то буквы. Иннокентий не сопротивлялся. Буквы складывались в слова "Все хорошо. Проверяем действие кольца силы". Почерк был чужим - крупным, с наклоном влево.

Иннокентий подождал - может, еще какая информация придет. Но зуд прекратился, и он снова взялся за журнал, хотя мысли все время крутились возле кольца, подвески, новых ощущений...

Спустя несколько дней, по настоянию Аделаиды, Иннокентий решил подготовить жену к своему уходу с фабрики. Она отнеслась к его словам как к неумной шутке.

- Ты отказываешься меня понимать, - сдерживая закипающее раздражение, говорил Иннокентий. - Я наконец-то нашел себя в новой деятельности, нужной всему миру!..

- Так уж и всему? И мне, и Ниночке?..

- Вы полностью зашорены, погружены в материальное. Только и слышно: цены, бутики, духи, кремы... да еще сплетни!

- Ах так? А тебя цены не интересуют? Ты питаешься духом святым? Перешел на энергетические бутерброды? - начала контратаку Раиса. - Что-то незаметно. И твое вегетарианское питание с орехами и курагой обходится не дешевле колбасы. На что ты собираешься жить? И вообще... до пенсии... Даже и слышать об этом не хочу! Доработаешь положенное - потом занимайся чем хочешь, хоть с утра до вечера. Об уходе с фабрики и не заикайся!

- В конце концов, я взрослый человек. Я могу распоряжаться своей жизнью? Дочь вырастили. Я же не прошу денег у тебя!

- Опомнись! Отказываешься от хорошей работы?! Ты же мечтал перейти в управление!

- Теперь не мечтаю. Я знал, что ты будешь против, но все же чуть-чуть надеялся, что ты постараешься понять меня. И не бойся, тебе на шею не сяду! - Метнувшись в кабинет, он вытащил из-за ряда книг в шкафу пачку сторублевок, потряс ими перед лицом покрасневшей, со слезами на глазах, жены. - Вот! Я тружусь! И мой труд оплачивается по заслугам!

- Кеша, милый, это же не стабильно! Сегодня есть, завтра нет.

- Сегодня человек живет, а завтра помрет. "Будет день - будет пища" сказано в Священном писании.

- Как можно? В наше время... каждый зубами за хорошую работу держится. Ты - в начальниках... Потом локти кусать будешь!

- Нет! Хватит! Считай, что я просто довожу до твоего сведения: завтра же подаю заявление об уходе!

Раиса чувствовала, что мир вокруг нее рушится. Оставалась последняя надежда, что не отпустят так быстро с фабрики главбуха, а там, глядишь, он и одумается.

Но получилось совсем не так.

Иннокентий Сергеевич положил заявление на стол секретарю директора, в папку с надписью "Почта", и стал ждать реакции. Через некоторое время директор вызвал к себе - но не его, а Игорька. Они не менее часа что-то обсуждали. И все это время Иннокентий Сергеевич места себе не находил. Игорек вернулся к своему компьютеру вроде бы немного растерянным, и, ни слова не говоря, углубился в работу. Потом позвонила секретарша и попросила зайти. Она протянула главбуху его заявление с визой директора: "Отделу кадров. В приказ".

Иннокентий Сергеевич испытал одновременно два острых, раздирающих его чувства: первое - он, наконец, свободен; второе - как же так? Его даже не пытались удержать. Можно даже сказать - выкинули. После стольких лет беспорочной службы. Он знал, что дело тут в этом дурацком компьютере. Он бы все равно никогда его не освоил. Горько, тошно. Но, может, к лучшему. Чем позже дали бы понять сами, что устарел он со своими гроссбухами. И тут же его словно окатило волной: кто устарел? Это он-то, водитель Нового человечества? Да пусть сгинут со своей жалкой фабрикой. Они еще услышат о нем!

- А как же теперь с залом? - спросил он вечером у Аделаиды. Они перезванивались почти каждый день. - Где собираться?

- Зал уже давно тесен. Вы же видите, все желающие не вмещаются. И в проходной сидят, и у сцены. Пока тепло, переберемся в парк. Я договорюсь с электриком, чтобы подключали микрофон к летней эстраде. Придется кое-что отстегивать директору. Но это нормальные издержки производства, - она усмехнулась, - накладные расходы. Таким образом, все очень хорошо, и я за вас рада.


У Нинель выдался свободный от работы в парикмахерской день. И она после обеда пришла к подруге - давно обещала покрасить ей брови и ресницы.

- Ты одна?

- Пока. Мой благоверный все-таки увольняется с фабрики. Все наперекосяк.

- Не переживай. Сейчас буду делать из тебя фотомодель. - Нинель достала склянку с урзолом - подруги принципиально не признавали новомодной "химии" - и порылась в сумке. - Все не слава богу, забыла захватить чашечку для краски.

- А обычная не подойдет?

- Нет. Надо что-то мелкое, лучше с ручкой. - Нинель оглядела кухню в поисках подходящей посудинки. - Можно бы ложечку использовать, но жалко. У тебя же все они в наборе. Испортится.

- Сейчас, - сказала Раиса и вышла в кабинет. Вернулась с черным камешком. - У Кеши вот лежит.

Нинель скептически оглядела камень, вздохнула:

- Ладно. Может быть. Садись.

Она смазала кремом кожу под глазами Раисы, приготовила жесткую кисточку, насыпала урзол в углубление камня, раскрошив туда же кусочек гидроперита, и положила "чашечку" на совсем слабенькое пламя газовой горелки. Потянулась к столу за пестрой фланелевой хваталкой. И хорошо, что отвернулась от плиты в этот момент - камень взорвался с необъяснимым грохотом, и от него повалил черный зловонный дым. Нинель отскочила к двери. Раиса, охнув, замерла. Придя в себя, они, мешая друг другу, кинулись открывать окно. Отдышавшись, принялись за уборку.

- Отчего бы это? - спросила Нинель.

- Если б знать!..

- Кеша, наверное, на нас рассердится.

- А я ничего ему не скажу. Коли такой умный, пусть попробует доказать, что брали мы его дурной камень. Краска вот пропала.

- Это ерунда. Потерпи до послезавтра. Уж в следующий раз не забуду чашечку.

Тюлевые шторы с хлопьями сажи пришлось сразу застирать. Отжатые через полотенце и еще влажные, они были вновь прищеплены к карнизу. Через час кухня имела прежний уютный вид, женщины отдыхали, попивая чай с малиной и бубликами. И только слабый неприятный запах напоминал о происшествии.

Иннокентий к вечеру все же хватился камня. Но Раиса на вопрос о нем спокойно и, может, чуть злорадно ответила:

- Не знаю, не видела. Где положил, там и возьми.

До сего дня у него не было повода сомневаться в правдивости жены.

Аделаида, кстати, потом пояснила, что исчезновение камня - дело обычное. У всех так случается. Был - и нет. Значит, нужда в нем пропала. Иннокентий согласился с ней, автоматически погладив кольцо на пальце.

Без чинтомани его маленький алтарь словно потерял свою значимость. На тумбочку рядом с подсвечником легли новые книжки. А еще спустя два дня Раиса, подметая пол в кабинете, все к чему-то принюхивалась. Потом, определив источник тухлого запаха, подошла к тумбочке, повертела в руках пасхальное яичко и со словами: "Прости, Господи" выкинула его в мусорное ведро, о чем, правда, сразу по приходу мужа, ему доложила. Она ждала раздраженных попреков, каковые частенько приходилось ей выслушивать в последние недели. Но Кеша только отозвался: "Угу". Мысли его были заняты подготовкой путешествия в Индию. А потом, не глядя, протянул руку за "Розой Мира", лежащей на тумбочке. При этом уронил на пол подсвечник. Поднял его, подумал, снял скособочившуюся свечу, отправил ее с ладаном в ящик. Подсвечник-пепельница заняла свое место на журнальном столике в гостиной. Открытка с "Троицей" превратилась в книжную закладку. Теперь, вместо полудетского образа светозарного Бога, за словами о Создателе ему виделся конгломерат из космических законов, сил природы, существ высшего разума и служителей кармы.


Лева, как говорится, получил широкую известность в узких кругах. Он ловил себя на том, что стал оценивать встречных женщин, прежде всего, на предмет сексуальности. Наверное, и в облике его появилось нечто новое. Во всяком случае, раньше не было такого, чтобы посторонние женщины сами подходили к нему и завязывали знакомство. Теперь же случалось. И он выбирал. И снисходил, приглашая к себе на ночь. Кое-кто из краткосрочных партнерш пытался добиться еще одного свидания, но Лева держал в голове, что миссией его является оплодотворение как можно большего числа представительниц прекрасного пола. Поэтому сразу исключал применение любых противозачаточных средств и не считал нужным тратить время и силы на одну и ту же даму более одного раза. Почти всегда он ощущал рядом с собой присутствие Дилайлы, что добавляло пикантности каждой такой встрече.

Проходило лето. Одна рассказывала другой об яростных и странных ночах с неким Левой. Нездоровое любопытство передавалось по цепочке. Жаждущие новизны женщины подкарауливали его возле дома.

Но временами на него стало нападать чувство полного изнеможения и безразличия ко всему. И он холодно, а порой и грубо, посылал подальше непрошеных претенденток на интимное общение. В течение одной и той же недели Полина и Томочка сообщили ему о своей беременности. Полина - удовлетворенно, с оттенком благодарности. Томочка - не зная, что с этим делать. Ждала, что он предложит деньги и отошлет к врачу. Но нет - Лева одобрительно кивнул, сказал, что все хорошо, беспокоиться не о чем. Пусть, мол, ребенок себе развивается. Он ее не оставит, всегда поможет. После рождения и будут думать, как быть дальше. А пока - вот Томочке немного денег и колечко, хоть не обручальное, но тоже золотое, с фианитовыми блестками. Томочка и успокоилась. Лева же подумал: хорошо, что засветилась на заводе она одна. А-то, что бы он стал делать с появлением на родном предприятии одновременно нескольких своих потомков. А так - мало ли в скольких организмах городских дам развиваются будущие люди новой расы с Левиными улучшенными генами.

Жаль только, что силы будто покидали его.


Давно ли ум Иннокентия был занят лишь сиюминутными проблемами? Теперь же он мог пускаться и в пространные рассуждения о тупом безмыслии людей-животных и творческом безмыслии Новых людей, когда разум их, соприкасаясь с высокими планами, впитывает мудрость вселенной.

Речи Иннокентия на собраниях были неизменно вдохновенными. Как-то Аделаида спросила его, провожая из парка домой:

- Не устаете? Не болит голова вечерами?

- Нет. Даже бодрее себя чувствую после этих встреч.

- Понимаю, - сказала она. - Я просто уточняю. Обычно вижу, как от людей стекается к вам энергия, проходит вниз до манипура-чакры, а вот потом... Помните, я говорила о разрыве поля в районе живота? Так вот в этот разрыв и уходит поток от вас.

- Но мне ведь не хуже?

- Не хуже, - осторожно согласилась Ида и замолчала.

Иннокентий приобрел опыт работы с аудиторией. В конце собраний люди собирались вокруг него со своими вопросами и просьбами. Он научился выпутываться из каверзных ситуаций. Если не мог ответить тотчас же, изобрел такой метод:

- А вы подумайте сами и попробуйте обратить этот вопрос к себе. Надо учиться мыслить. Я не всегда могу оказаться рядом.

Или же:

- Давайте дадим возможность высказаться желающим. Что думают по этому поводу другие. Например, вы... А вы?

В таких случаях его частенько выручал пожилой татарин, совершивший хадж, любивший поговорить о Мекке и Каабе, и к месту или не очень цитирующий Коран, с зеленым томиком которого он никогда не расставался:

- "Аллах сводит с пути, кого пожелает, и ведет, кого желает", "И открыл им Господь: "Мы непременно погубим неправедных и поселим вас на земле после них""...

Особенно тешили самолюбие Иннокентия строки из 59-й суры: "И что даровал вам посланник (разумеется, Аллаха), то берите, а что он вам запретил, от того удержитесь". Это изречение так и напрашивалось быть записанным в памятку каждого примкнувшего к "Новым людям".

В крайнем случае, Иннокентий призывал на помощь Голос и говорил, уже особо не заботясь о смысле. Как правило, ответ, хоть и исходящий из уст Иннокентия, но не зависящий от его мыслей, удовлетворял вопрошавшего.

К примеру, молодящаяся дама со свежей химической завивкой обращается к нему:

- После собраний я устаю. Прямо на ходу засыпаю... Так и должно быть?

- Я тоже... - поддерживает ее соседка.

Иннокентий обводит пристальным взглядом свою паству:

- Кто может ответить?

- Ну... - взмахом руки привлекает к себе внимание лысоватый гражданин, перешедший из общества Рерихов. - В "Агни-йоге" написано, что случаются необъяснимые, на первый взгляд, упадки сил, когда тонкие энергии устремляются к кому-то на помощь, а сам человек даже не знает, где и кому помогает в этот момент.

- Так! - покровительственно кивает ему Иннокентий. - Это тоже верно. - И чувствует, как начинает говорить через него Голос: - Но здесь другое. В вас, простите, конечно, полно грязных энергий. Но, чтобы заменить их на чистые, необходимые для развития Нового человека, надо сначала избавиться от этих грязных, освободить место для высших потоков. Что и происходит. Я очищаю вас, удаляю мусорные энергии и пропускаю их через себя, вроде ассенизатора. А ваш организм становится готовым к приему энергий космоса. Вам понятно?

- Да, теперь понятно. Спасибо. А вы не боитесь заболеть?

- Каждому дается по возможности. Раз стою я на этом месте, значит, силы мои соразмерены с порученным мне служением.

Вперед протискивается молодой парень в несвежей ковбойке:

- Хочу посоветоваться, что делать с женой. Меня не понимает, духовные книги читать отказывается. Если б не ребенок, развелся бы. Есть надежда перевоспитать ее?

- Вам виднее. - Иннокентий вспомнил собственную супругу. - Эта проблема волнует многих. И надо, конечно, пытаться развивать ближних. Но имейте в виду следующее: одноклеточных существ мириады: Но чем сложнее структура живой сущности, тем меньше особей. Тут можно провести корреляцию со структурой таблицы Менделеева - кстати, полученной ученым от Высшего Разума - с порядковым номером элемента в ней. Идея понятна? - Слушатели дружно закивали. - Всегда есть люди, более высоко продвинутые в духовном плане и те, кому этого не дано в текущем воплощении, кто попросту не созрел. И ничего тут не поделаешь.

- Никак не могу избавиться от аллергии, - со скрытой надеждой на помощь говорит девушка в кокетливой кружевной кофточке и тычет пальчиком в шелушащуюся розовую щечку.

- Диатез, аллергия, - весомо внушает ей Иннокентий, - это реакция защитных средств организма на уровне эфирного тела. Что нужно делать?

- Правильно питаться... Очищать организм... Избавиться от стрессов... - хором откликаются единомышленники.

- А я слышал про камень-чинтомани, - отодвигает девушку в сторону представительный мужчина в очках. - Я физик. Вы не могли бы дать его нам на время для обследований? Взвесить в разных позициях, исключить субъективное восприятие, связанное с давлением на ладонь в зависимости от формы опорной части. Сделать химанализ. Вы могли бы присутствовать при экспериментах

- Сожалею, - извиняясь, улыбается ему Иннокентий. - Появление и исчезновение чинтомани не в нашей власти. Его уже нет у меня. Сейчас он находится у того, кому его поддержка более нужна.

Тем временем коробка с дензнаками исправно пополнялась. При разборе ее обнаруживались даже заграничные купюры. Доллары собирались отдельно, некоторые из остальных пополняли нумизматическую коллекцию Иннокентия.

Аделаида занималась оформлением виз и приобретением путевок в Индию. Рассудив здраво, она решила не увольняться из родного конструкторского бюро. Обстановка этому благоприятствовала - договоров не было, проектировщики сидели на голодном пайке, руководство КБ с радостью предоставляло каждому желающему долгосрочные отпуска без сохранения содержания, чем она и воспользовалась.

Собирались лететь втроем. Ида все время слегка упрекала Иннокентия в том, что он мало работает с Кирюшей. Поэт регулярно посещал собрания, но наедине с руководителем почти не встречался. А Ида уже нашла потенциального издателя, и пора было всерьез заняться подготовкой книги. "Иннокентий" - так виделась ей обложка, где имя автора и название произведения сливались воедино.


Урекс проводил ежевечернюю ползучку с разбором ошибок подчиненных, потом делился опытом.

Младшие искусители задавали вопросы.

- То, что мы лопуха-главбуха используем вместо генератора энергии, собирая ее со всего стада, это понятно. А не вредно ли для нас, что, вроде бы, к добру он призывает со своим вегетарианством?

- Вот именно, "вроде бы", дурненький ты мой. Не к войне же призывать во всеуслышанное, тут же сборище разгонят. И что? Мы лишимся дармового питания, начальство поставит в угол на горох. Запомни: трескучие фразы должны звучать в рамках закона хорошести, а уж остальное приложится. - Урекс подумал, что на него сейчас по делу главбуха работает десяток искусителей. Еще немного, и заниматься непосредственно человечками можно будет только для личного удовольствия, а в основном - руководить. Скоро свалит всю рутинную работу на дураков, у которых голова работает хуже. Он прикинул, что во время предстоящего "Армагеддона" чем дальше от передовой, тем спокойнее будет, и продолжил: - Они кучкуются возле главбуха, значит, не в другом месте, значит, под нашим колпаком. И всех их спаивает - отметьте двойственный смысл этого слова - цель-надежда: спастись при Конце света. Ха-ха! Нашли соломинку!..

- А нам он, то есть Конец света, не грозит? - опасливо спросил Эрец.

- Я, как старший, велю вам напрочь выкинуть последний вопрос из голов. Зарубите себе на носу: все эти разговоры подкинуты нами же для смущения и смятения. - Он подумал, уставясь в пол, и добавил: - А если что, помните, что начальство вас в беде не оставит. Ну, конечно, не всех, а тех, кто заслужил такую заботу. А наш девиз…:

- "Приноси пищу, или сам станешь ею!" - хором откликнулись младшие искусители.


Самолет летел над горным плато. Кирюша сидел у иллюминатора. Ида - в середине. Иннокентий - возле прохода. Стюард подкатил тележку, чтобы забрать подносы с использованной посудой. Иннокентий кинул осуждающий взгляд на поэта, отрешенно дожевывающего, вдобавок к своему обеду, куриный окорочок, подложенный ему соседкой. Вот чудак - вращается в сфере ближайшего влияния главы духовного движения, с пониманием дела описывает путь "просветленного", а стоит при этом вроде бы вне их общества, не желая считаться "Новым человеком".

Если бы спросили каждого из троих об отношении к вечности, Иннокентий сказал бы, по крайней мере, сам себе, что билет в бессмертие лежит у него в кармане. Ида ответила бы, что очень хочется верить, но от сомнений уйти не может. А Кирюша пожал бы плечами и уткнулся снова в тетрадку со стихами. Вот и сейчас что-то строчит.

Ида краем глаза прочитала его каракули:

Мудра утрата.

Утро вдруг стирает

Вчерашнее смятенье бытия.

И раны рваные уже не так тиранят,

Соскальзывая в пропасть забытья.

Он подумал и забормотал:

- Не годится, слишком салонно. - Потом решительно зачеркнул три последние строки, кроме слова "тиранят" и, думая о форме стихов, посмотрел в окно. За стеклом высились кручи облаков. Они казались очень плотными. Хотелось потрогать их бело-пепельные бока. Но самолет врезался в толщу, и видимое снаружи в завершенной форме предстало изнутри аморфным туманом. Потом снова - синь над головой и убегающие вдаль холмы, сугробы и клубы. А в прорехах, внизу, другие кручи - каменные громады, с настоящим снегом и сползающими языками ледников. Оттуда призрачно манила к себе загадочная Шамбала. Он чувствовал беспомощность хоть отчасти выразить в словах грандиозную панораму и переполнявшее его преклонение перед гармонией и хаосом вселенной. Перевернул страницу, стал лихорадочно писать:

Дух мой витает бездомным скитальцем,

Ищет в пространстве незнамо чего...

- Кирюша, окликнула его Ида, - пледы предлагают. Тебе взять?

Он качнул головой, но сказал при этом: "Да". Посмотрел на стюардессу, и Ида заметила слезы в его глазах. Странный человек - когда ему сказали, что берут с собой в Индию, даже не обрадовался, а теперь вот почти плачет над своими стихами. Непредсказуемы движенья в душе поэта.

В Индию они попали очень удачно, к концу муссона.

Едва устроились в отеле - на каждого отдельный номер, просторный и комфортабельный, как гид созвал их, чтобы показать праздник.

- Пообедаем позже, жаль будет упустить такое...

И выпив по стакану апельсинового сока, на ходу очищая бананы, они устремились за процессией в честь слоноголового Ганеши. На богато украшенных носилках в форме колесницы, была воздвигнута фигура бога в нарядном убранстве, за нею двигались поющие и танцующие люди. В веселой толпе, боясь потерять из виду спутников, Иннокентий двигался к реке, потом смотрел, как в быстро сгущающихся сумерках сбрасывали в воду глиняного идола, слушал восторженные крики. "Примитив, атавизм, - думал он с оттенком самодовольного сожаления по поводу огромной массы людей, все еще барахтающихся во тьме заблуждений. - Инфантильные существа, не знающие духовного пути. Однако надо иметь представление и об этом пласте жизни".

С утра автобусы увозили группу туристов к памятникам и мавзолеям. Невозможно было упомнить все множество культов, обычаев, исторических и мифических дат. Среди изложения событий "Махабхараты", связанных с мелькнувшим за окном храмом, гид закричал шоферу: "Стоп!" и ткнул пальцем в сторону тротуара.

- Обратите внимание, это не нудист, это член секты дигамбара-джайнов, в которой три тысячелетия одеваются только "пространством".

И все удивленно воззрились на абсолютно голого и очень худого человека, непринужденно шагающего мимо продавца ослепительно-ярких литографий с изображениями богов и героев, развешанных под резным балкончиком.

Гид отпустил всех на час - попастись. Кто не мог оторваться от красочных картинок, кто направился к лавке с хрупкими стеклянными браслетами. Ида увлекла Иннокентия к магазинчику тканей. Собственно, это были не просто ткани, а шестиметровые полотна, которые, в виде сари, превращались в изысканные одеяния.

- Вы выберете что-нибудь для жены?

- Для жены? - переспросил Иннокентий. Раиса почти не разговаривала с ним последнее время - несколько холодных фраз в день по поводу еды или домашних дел. Даже телефонные звонки, касающиеся мужа, она фиксировала на бумажках, оставленных возле аппарата, не говоря ни слова. Укладывать чемодан пришлось самому. Уезжал в аэропорт - Раисы вообще не было дома. Какие после этого подарки? - Нет, только для дочери.

Аделаида с сожалением отложила переливчатую парчовую ткань из Варнаваси, сказочно красивую, - слишком дорого, и выбрала сари из Мадраса - зеленое с серебряной нитью. А Иннокентий остановился на бенгальском шелке с мелким набивным рисунком.

Кирюши и на этот раз с ними не было. Он уходил после завтрака и неизвестно где бродил в одиночестве, находя дорогу к отелю, вероятно, как собака - домой, или птица - к родному гнезду. Но вечерами он исправно приходил к Иннокентию. Они уединялись на балконе, увитом цветущей зеленью. Летописец выслушивал все, что имел сказать Иннокентий - ценные мысли, описание видений, посетивших его накануне. Потом отправлялся к себе для обработки текстов. Стопка готовых листов росла.

Иннокентий рассказывал:

- Ночью я побывал в каком-то месте - там было темно, но все видно, хоть звезд не помню. Я шел по дороге, и мне навстречу попадались люди, как у нас, и еще какие-то мохнатые существа, похожие на обезьян или небольших медведей, но с осанкой людей. Их лиц я не рассмотрел. И поднялся в воздух, и пролетел с квартал, приземлился возле мужчины. Он посмотрел на меня, ничуть не удивясь. Я спросил: "А вы тоже можете летать?". Он ответил: "Да. Но это требует больше сил, чем ходьба". Дальше не помню. Допиши что-нибудь сам. На рассвете я поднялся по нужде, напиши: "разбуженный достигшими меня вибрациями восходящего солнца", и, снова задремав, увидел себя в сверкающей сфере, а на нее опускался изумрудный купол... Мы отмечали, что это очистительный цвет Шестой расы?..

- Да, дважды, - откликнулся Кирюша и забормотал: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда..."

- Что ты сказал про сор? - насторожился Иннокентий.

- Это я в отношении себя, - пояснил Кирюша, смахивая с тетрадки опаленного лампой мотылька. - К тому же это классика, Ахматова.

- А-а-а, - глубокомысленно протянул предводитель грядущего человечества и продолжил изложение видения.

День спустя они также сидели на балконе. Ида стояла рядом у перил, глядя на уже погружающиеся в сумерки улицы старого города и вспыхивающие огнями новостройки.

Иннокентий говорил:

- Я видел белый зал, зеркала, посередине на троне очень толстую женщину, тоже в белом. Перед ней на маленьком столике большой кристалл в форме пирамиды.

Ида насторожилась:

- И что она делала?

- Ничего. Просто сидела, что-то говорила. Не помню - что.

- А мужчины в зале были?

- Кажется, нет. Хотя... Нет, только женщины и мальчики.

- По-моему, вы попали в древнюю Атлантиду. Храм Авроры. Мистерии, пришедшие через орден "Совет девяти". Может, вспомните, что там происходило?

- Одна из женщин взмахнула рукой, и то ли из ладони, то ли из рукава в чашу полилась розовая жидкость. И тут я как раз подумал, что похоже на сценку из сказки о Царевне-лягушке. Помните, как она в гостях у старого царя руками махала?

- Да-да. А дальше?

- Больше ничего. Какая-то ерунда. Обычный сон. Война что ли... Мешанина из американской фантастики. Лучи, взрывы. Аппараты вроде дирижаблей или летающих тарелок, сталкиваются, ломаются.

- Меркабы Атлантиды, - пояснила Аделаида. - Может, попробуете нарисовать? Жаль, что это видела не я. Если припомните что-нибудь, обязательно запишите.

В детстве Иннокентий посещал, правда, без особого успеха, изокружок. Рисовать немного умел. Поэтому он, со знанием дела, купил кисточку, краски и, отказавшись от поднадоевших экскурсий, принялся воссоздавать картинки снов-видений. Ими можно было бы проиллюстрировать уже ожидаемую издательством книгу. Рисуя дирижабль-меркабу, он ощутил знакомый зуд в ладони правой руки, расслабил ее, позволяя пальцам делать то, что хотят Высшие силы. Карандаш стал выводить какие-то символы. Под одним - вроде знака Весов, но со стрелками вниз вместо чаш - написалась фраза: "Это твой знак". Иннокентий, не отдавая себе отчета: почему, перевернул лист альбома. Рука нарисовала большие глаза, обозначила нос, узкие губы, волну волос, стройную фигуру без признаков пола, заключила изображение в сферу, отложила карандаш, набрала кисточкой зеленую краску. Иннокентий ощущал себя странно - более зрителем, нежели творцом. Вот каков он, "Новый человек"! Не заметил, как пролетело время.

После ужина к нему зашла Аделаида, Увидела изрисованную бумагу - поощрительно заулыбалась. Вдруг взгляд ее упал на лист с символами.

- А это что? И почерк вроде не ваш...

- Это? - Иннокентий разгладил подвернувшийся уголок. - Это информация для меня, от Высшего разума.

Ида нахмурилась, разглядывая символы.

- Автописьмо? Вы ничего про него не говорили. И все хочу спросить вас об этом кольце. Откуда оно? Обычно вы все рассказываете, а тут...

- Значит, не надо было, - категорично ответил Иннокентий.

- Как хотите, но мне это не нравится. А человек в зеленой сфере?.. Тоже нарисован через вас?

- Да. Помогают.

Ида покачала головой и ушла в свою комнату. Теперь она уверилась, что процесс вышел из-под контроля, а, скорее всего, контролировался не ею. Она была лишь орудием в чьей-то игре. Ясно вспомнилось, как она разговаривала с Иннокентием об именах в начале знакомства. Она прочитала тогда вслух не все, что касалось его фамилии - Прохоров. Кроме значения "вести" для имени Прохор приводился еще один смысл: "плясать впереди". В голову пришла поговорка: "Плясать под чью-то дудку". Получается, что вроде бы и ведет он людей, а сам пляшет. Под чью дудку? Она давно с опаской поглядывала на кольцо, а теперь еще эта картинка с "Новым человеком". На первый взгляд, ничего страшного. Но выражение лица!.. Ида поежилась. И его знак со стрелками вниз. Особенно неприятно поразил ее символ, заключенный в квадрат. Рядовой инженер сказал бы, что похож он на значок заземленной антенны. Но искушенной Аделаиде виделся за ним человечек, падающий вниз головой. Да и над другими стоило задуматься. Решение созрело быстро: пора сходить с дистанции. Пока она будет держаться от Иннокентия подальше, а дома первым делом отправится в собор - очищаться и молиться.

Иннокентий, конечно же, заметил отстраненность Аделаиды. Оставшиеся вечера она проводила или с Кирюшей, если Иннокентия не было рядом с ним, или в компании кого-нибудь из их тургруппы. Он сделал единственный напрашивающийся вывод: Ида попросту завидует его новым умениям. Но куда ей!.. Ведь он - избран, а она? Хорошее, но рядовое орудие, способствующее великому делу. Он - единственный, а помощников в толпах, окружающих его, найти можно будет сколько угодно. Каждый сочтет за высшую честь! Ида выдала себя - призналась, что мечтала сама увидеть храм Алоры. И в этом все дело. Не доросла еще до истинного служения, не может освободиться от мелочных притязаний и примитивной зависти. Тем хуже для нее - сама себе закрыла путь в грядущее.

Дом встретил Иннокентия безрадостно - замкнувшаяся в себе Раиса, пыльный кабинет... Она демонстративно не протирала там пол и не меняла постельное белье. Мол, раз не работает теперь, пусть ухаживает за собой сам. Или нанимает прислугу, коли разбогател.

Иннокентий навел кое-какой порядок, сходил на рынок, наварил побольше - впрок - щей и каши, чтобы не возиться с едой каждый день, и, проведя вечер за просмотром накопившихся газет, с утра принялся за самостоятельную организационную деятельность - на помощь Иды он уже не рассчитывал. Но все складывалось удачно. Текст, подготовленный Кирюшей и снабженный авторскими иллюстрациями, казался вполне приемлемым. В издательстве его уже набирали на компьютере. Поэту, вдобавок к стоимости путевки, он передал некоторую сумму, подсказанную Голосом. Кирюша равнодушно принял конверт, даже не поинтересовавшись заработанным, а вместо слов благодарности пробормотал: "Угу!". Теперь делить гонорар с кем-либо не было нужды.

По цепочкам во все концы города разбежалась информация о возвращении наставника и времени собрания в парке.

Уже не надо было, как это делала поначалу Аделаида, представлять его слушателям. Громкие аплодисменты при появлении "гуру" на сцене являлись признанием его заслуг, его миссии. Иннокентий, испытывая радующий его прилив вдохновения, говорил снова о грядущем человечестве, рассказывал о посетивших его видениях, ввел и нечто новое - с этого времени он (по указанию Голоса) рекомендовал, вознося молитвы Всевышнему, вслед за Богом упоминать и его, Иннокентия. Так, мол, концентрация усилится, и направленность обращений будет более точной. А если в сложных жизненных ситуациях понадобится помощь, пусть тоже мысленно просят ее через Иннокентия. Он готов поделиться со страждущими своей силой. И только отступникам он, к сожалению, ничем не сможет помочь. Он вещал и видел перед собой множество глаз, взирающих на него с надеждой, преклонением, обожанием...

К концу собрания с затянутого тучами неба упали редкие капли. Наступала осень, следовало подумать о крыше над головой. Иннокентий спросил, не знает ли кто из присутствующих о подходящем помещении. Поднялся человек с внешностью типичного клерка:

- Я могу договориться с клубом мясокомбината. Но согласитесь ли? Все же - мясо!..

Иннокентий прислушался к Голосу и ответил:

- Ничего страшного. Собираясь там, мы принесем только пользу, очищая своими энергиями грязное место.

Люди не спешили расходиться, как и раньше обступили его.

- Я хотела спросить... Все лето у меня неприятности - и дома, и на работе. Одно за другим. Раньше так не было. Почему? - обратился к наставнику замотанный жизнью человек с серым лицом.

- Так это же прекрасно. Вы вступили на Путь. Идет ускоренная отработка кармы, закрытие всех ваших прошлых ошибок. И болезни могут быть от этого. Помните, мы говорили, что наш Путь не для слабых духом. Процесс открытия чакр тоже сопровождается ухудшением самочувствия.

Гладко причесанная женщина в строгом костюме, учительница литературы, просила подробнее рассказать о поездке в Индию и показать символы, передаваемые ему из космоса - правильно ли она поняла, что в них содержится ключ к трансформации организма?

- Все, что дозволено мне рассказать вам, я описал в книге, которая выйдет очень скоро. А символы... Конечно, в них ключи. Более того, я попрошу Высший разум и, если получу разрешение, смогу продемонстрировать, как приходит информация ко мне. ("Разрешаю!", - услышал он Голос тут же). Я могу фиксировать на бумаге космические знаки с закрытыми глазами.

- О! Как здорово! - загалдели вокруг.

Тут же родился замысел эксперимента-демонстрации. Активисты подготовят раму с несколькими склеенными в одно большое полотно листами ватмана. Принесут для эффективности и упрощения процесса аэрограф, и Иннокентий с завязанными глазами будет рисовать знаки. Вернее, они будут даваться слушателям через руководителя на физическом плане.

- А не могли бы вы предсказать, кто будет мэром города после ближайших перевыборов? - поинтересовался человек, озабоченный возможной потерей насиженного местечка.

- Давать прогнозы по вопросам политики, как и чьей-либо линии жизни, не входит в задачу подготовки Новых людей. Назвать фамилию будущего мэра, конечно, смогу. Но сделаю это не сейчас. К следующей встрече. А теперь - до свидания.


Просторный зал мясокомбината с трудом вмещал всех желающих. Белое полотно за спиной Иннокентия обещало чудеса. На столике перед ним стоял предварительно опробованный аэрограф с синей краской. Иннокентий начал с описания катаклизмов, предстоящих Земле, и фраз о спасении избранных, которые, доверившись ему, пойдут путем трансформации духа и организма.

Потом учительница, выбранная им в ассистенты, завязала ему глаза, вложила в правую руку баллончик, сориентировав его отверстие на край экрана, и зал замер. Иннокентий был спокоен и уверен в себе. Он ощутил в ладони знакомый зуд, нажал рычажок, и лучик краски заплясал по ватману. Один символ, чуть в стороне - еще один, а теперь что-то другое, побольше, какие-то дуги. Иннокентию и самому было интересно посмотреть, что получается, но, пока рука рисовала, прерывать ее движение было нельзя.

Кто-то в первых рядах ахнул, послышался удивленный ропот, возглас: "Вот это да!", потом чей-то смех.

- Хватит, хватит, - зашептала ему учительница. - Посмотрите, что вы нарисовали, - и отобрала у него аэрограф.

Узел повязки никак не развязывался, а в зале уже смеялись вовсю. Иннокентий кое-как сдернул полоску черной ткани и, не веря своим глазам, уставился на рисунок.

Перед ним, перед всем залом, синело профессионально исполненное изображение огромно кукиша, дули, фиги, комбинации из трех пальцев, смахивающей на фаллический символ.

Иннокентий почувствовал, как тошнота подступает к горлу. Закружилась голова. Потемнело в глазах. И посеревший, без сил опускаясь на стул, подставленный сердобольной учительницей, он сквозь звон в ушах еще слышал, как засуетились вокруг люди. Кто-то кинулся в медпункт, к счастью, работавшего в эту субботу комбината, кто-то из активистов, знающих его домашний телефон, побежал звонить жене.


Пришел в себя Иннокентий на больничной койке. Вспомнил происшедшее. Не хотелось ни думать ни о чем, ни анализировать случившееся. Еще болела голова. Мучила жажда. Он увидел медсестру, стоявшую спиной к кровати. Хотел попросить воды - губы не слушались. Хотел поднять руку - она не подчинялась. Неужели паралич? Как же жить теперь? Доселе не испытанная тоска нахлынула на него.

Старушка-нянечка влила в рот Иннокентия несколько ложек бульона, отерла полотенцем подбородок. Не раскрывая глаз, он выслушал указания врача медсестре. Иголка впилась в руку.

Наступила ночь. Он лежал с головой, тупо ноющей, но свободной от всяких мыслей.

- Ну и как? - услышал он вдруг тот же Голос.

- Кто вы? - спросил Иннокентий, уже догадываясь обо всем.

- Привет из преисподней!

- Не хочу, не хочу, - едва шевеля языком, зашептал Иннокентий.

- А остаться инвалидом до смерти, лет эдак на десять, хочешь? Можем устроить. Жена уйдет, будешь гнить заживо никому не нужный.

- Ничего не хочу. Только бы уснуть.

- Ну-ну, - проговорил Голос не без злорадства, и замолк.

Подступила дремота. А за нею начались кошмары. Такого смертного ужаса он не ощущал никогда.

- Ну и как? - снова спросил Голос. - Поспал? Можем повторить сеанс.

- Нет-нет!.. Что вы от меня хотите?

- Послушания. Осознанного.

- Зачем?

- Так тебе сразу и раскрой все карты. Да ты не бойся. Я хороший, когда меня слушаются. Кстати, хочешь посмотреть, как я выгляжу на самом деле?

Иннокентий с глухой тоской вспомнил ангелоподобного старца. Кто покажется теперь - рогатый черт? Хвостатый бес?

- Не знаю. Не хочу ничего.

- А придется. Пора познакомиться, как следует. Начальство надо знать в лицо.

И Иннокентий увидел перед собой мужчину. Почти обычного, если не считать пронизывающего до костей холодного взгляда, каких-то бурых вихров над висками и кривящихся губ, которым не ведома была улыбка, привыкшим складываться лишь в презрительную усмешку или гнусную ухмылку.

- Ну ладно, - сказал тот, - мне некогда с тобой возиться. Или ты сейчас же соглашаешься и завтра бодренький будешь дома, а потом отправишься с проповедями в столицу, благо опыта поднабрался, и начнешь там с нуля - под новым именем и с неукоснительным послушанием. Будешь при этом в деньгах как сыр в масле кататься. Или я ухожу, а ты сгинешь парализованный в приюте, потому что и дочь от тебя отвернется. Запомни накрепко, что кроме нас ты никому не нужен. Кстати, если поступишь как умный человек, гарантирую тебе и после смерти процветание возле меня.

Иннокентий зажмурился, поморгал. Ничего не менялось.

- Что я должен сделать? - спросил он, чувствуя, как сердце превращается в ледяной камень.

- Чепуховинку. Стяни с шеи этот дурацкий крестик. Символически. Все равно от него тебе проку не было. Как снимешь, сразу займемся твоим здоровьем.

- Но у меня рука не двигается.

- Идиот, а левая зачем?..

Иннокентий пошевелил левой рукой, поднес ее к голове - получалось. Кое-как высвободил голову из цепочки с крестиком, опустил его на пол, почувствовал от усилий страшное изнеможение и закрыл глаза, отдаваясь под власть Тьмы.


- Я не понял, а что мы получили теперь, потеряв это стадо? - теребил Эрец старшего искусителя.

- Дурачье. Элементарный ход козлом, - снисходительно ответил Урекс, сделал затяжку и выпустил в лицо недоумку-ученику смрадное облако дыма. - Эстетическое удовольствие для всей нашей клики от финального спектакля, плюс пару сотен разочарованных душ - вкупе с микробами безверия, разнесенными по всем весям. Теперь главбух сознательно наш, со всеми потрохами. Он отвязался от жены, вкусил прелестный яд власти и поднаторел в вождизме. Нам бы еще десятка полтора таких же людишек...


Последние листья облетели с деревьев. Нюся встретив соседа у дверей, спросила, отчего это он в последнее время ходит как в воду опущенный. Летом-то будто кипел изнутри. Погода, может, действует? Снова стала зазывать в свой клуб, рассказывая чудеса о купании в проруби. Посоветовала попить настойку золотого корня. Леве ничего не хотелось. Наполовину живым он чувствовал себя только при редких появлениях Дилайлы в ночи. Но потом было еще хуже.

Последние события спрессовались в два дня.

Лева безразлично перебирал книжки на раскладушке уличного торговца. Название "Призрачные существа" привлекло его внимание. Лева стал перелистывать страницы. Сердце сжалось от тягостных мыслей, которые уже прорастали исподволь. Он читал: "суккубы, или по Каббале - лилимы, - нечистые, темные сладострастные духи женского пола, обольщающие мужчин и смущающие их сон, отнимают все силы, высасывают жизнь". Может, он сам себе вбил в голову идею о своем предопределении - генетическом основателе новой расы? Но как же благообразный старец и сверкающие сферы? Он не мог сам придумать такое. Тупо глядя на страницу, Лева все же прочитал и еще несколько строк: "Следует опасаться астральных игр низших планов и не доверять всему, что представляют слуги тьмы". Он, как ядовитое насекомое, отбросил от себя книжку, зашагал домой и провалился во мрак без сновидений. А утром сразу узнал, что Томочку увезли в больницу, хотя рожать ей было еще рано. Он на дрожащих ногах ходил между конвейерными лентами с банками, пахнущими рассолом. Плоскогубцы, когда хотел подвинтить гайку, просто выпали из его рук. Лева передал указания помощнику, отпросился у начальства и отправился в роддом.

Спросил о состоянии Тамары в окошке справочной. Дежурная ответила не сразу, кому-то позвонила, потом сказала, что сейчас за ним спустятся.

- Что с ней? Она жива?

- Не волнуйтесь. С нею все в порядке. Там скажут.

Не зная, чего ждать, Лева облачился в белый халат и последовал за санитаркой, думая, что, может, все не зря, может, все же в ребенке его обнаружились какие-то необыкновенные качества.

Врач усадил его перед собой в пропахшем лекарствами кабинете. Помедлил, прежде чем начать разговор.

- С матерью все обошлось. Сейчас опасения за ее жизнь нет. Но мальчик... Знаете ли, с ним проблемы. Мы можем приложить максимум усилий, бороться до последнего за его жизнь, только надо ли? Он болен, в высшей степени неполноценен...

- Не может быть! Вы не разобрались!

- К сожалению, все так, как я говорю. Вы слышали о болезни Дауна? Генетически обусловленная олигофрения, связанная с наличием лишней 21-й хромосомы. Налицо все признаки, состояние отягощено тетрадой Фалло. Это врожденный порок сердца. Тяжелейший. Впрочем, есть и еще ряд физических дефектов. Хотите взглянуть?

Врач провел его в соседнюю палату, развернул пеленки. Перед Левой предстало крошечное синеватое тельце уродца - сплющенная переносица, выступающая нижняя челюсть...

- И вот это, - врач отодвинул от головки уголок простынки - на правом виске младенца чернело большое родимое пятно.

У Левы потемнело в глазах. Врач накапал ему валерьянки.

- Будем надеяться, что бог приберет его к себе не сегодня, так завтра. Все к этому. Мамочке ничего не скажем. Просто предупредим, чтобы при следующей беременности постоянно находилась под специальным контролем. Надо провериться и вам. Сейчас есть неплохие возможности для ранней диагностики отклонений. Всего хорошего.

Лева не стал возвращаться на завод. По дороге домой купил бутылку водки. Выпил стакан, словно чай. Переполняла жалость к себе. Кошмары накатывали со всех сторон. Мерещились толпы маленьких уродцев, кричащих: "Папа, папа!".

- Я ведь хотел как лучше, - прошептал он.


В преисподней в это время Урекс, покачивая ногой, говорил подшефному:

- Он и сделал как лучше. Нам. Теперь у него две дороги. Одна - в психбольницу. От этого нам никакого проку. Считай, попросту потеряли человечка. Вторая - в петлю. А вот тут мы получим его в свое распоряжение тепленьким, не расставшимся с желанием властвовать над чувствами женщин. Мы его успокоим и примем в штат. Ты, Эрец, захомутав его окончательно, обзаведешься подручным и поднимешься до искусителя третьего ранга. А пользоваться средствами нашего мира мы его научим в два счета. Быстренько поймет, что значит - извлекать адскую радость, толкая других к излишествам, дорого самому обошедшимся. Итак, у нас есть варианты?

- Без вариантов, - плотоядно потер руки Эрец и стал придумывать, как всучить еще мучимому кошмарами Леве намыленную веревку. Но, чу!.. Он насторожился, прислушался: что там бормочет этот лопушок? Нет, только не это!..


Глаза Левы были закрыты, но он словно разглядывал что-то, кого-то, где-то… лицо его разгладилось. Губы зашевелились, еле слышно произнося строки, рождающиеся из света:

"Господи!

Длань спасенья надо мной раскинь!

И не оставляй меня! Аминь!"

Галина Востокова

Разделы сайта: